… о полемике по оценке событий во Франции

Серию публикаций, посвященных событиям во Франции, продолжает реакция двух парижских исследователей на заявления Элен Каррер д'Анкосс в интервью российскому телеканалу "НТВ" и газете "Московские новости".
Госпожа Каррер д'Анкос, бессменный секретарь Французской академии, заявила российским СМИ, что события, происшедшие во французских пригородах, стали следствием якобы широко распространенной среди живущих во Франции африканских семей полигамии, а также иммиграции африканцев, попадающих прямо из своих родных деревень в французские города. Французское же телевидение, мол, слишком политкорректно, чтобы об этом говорить ("У нас есть законы, которые мог бы придумать Сталин" - заявила она)...
Госпожа Каррер д'Анкос знает историю Российской империи и Советского Союза (она посвятила ей множество книг), но она, очевидно, ничего не знает ни о французских пригородах, ни об истории иммиграции. Стоит ли упоминать, насколько это тревожно, учитывая занимаемую ею должность? Можно предположить, что она никогда не видела в лицо тех, о ком говорит. Ей следовало бы, наверное, говорить только о том, в чем она сведуща, иначе - как сейчас - мы имеем дело с заявлениями, ничего не имеющими общего с действительностью и к тому же окрашенными в расистские тона.
Напомним несколько фактов:
- Беспорядки начались после смерти двух подростков, убитых током в трансформаторной будке, где они, скорее всего, скрывались от полицейской проверки. Ситуацию усугубили необдуманные и провокационные заявления министра внутренних дел, который назвал молодежь "швалью" и "хулиганами" и тем самым оскорбил все население пригородов.
- Подавляющее большинство молодежи, живущей в пригородах, - не иммигранты, а французы. Они родились во Франции и были воспитаны в рамках французской системы образования, в школах, в которых им многократно говорили, что они живут на родине прав человека и являются ее полноценными гражданами. Однако по причине своего происхождения они испытывают разного рода дискриминацию, будь то при трудоустройстве или в повседневной жизни: сколько раз эти молодые люди подвергались проверкам просто из-за своего цвета кожи? Не удивительно, что, устав от этих проверок, они иногда пытаются избежать их. Элен Каррер д'Анкос считает, что их проблемы связаны с трудностями адаптации; но не является ли причиной этих проблем скорее расизм, проявляемый, в том числе, некоторыми государственными чиновниками и высокопоставленными лицами, о чем свидетельствуют и ее высказывания?
- Многоженство во Франции крайне малоразвито - по всей стране полигамных семей, быть может, несколько тысяч - и ни в коей мере не может объяснить так называемый распад семейных ценностей.
- Напротив, разочарование молодежи объясняется тем, что она обречена жить в брошенных на произвол судьбы пригородах, в условиях безработицы, отсутствия перспектив и испытывая противоречия между чувством французской идентичности и трудностью добиться признания своих гражданских прав.
- То, что произошло в последние недели, - это мятеж, вписывающийся во французскую традицию выражения недовольства через насилие. В 1789, 1848, 1870 и 1968 годах народ таким образом добивался права участвовать в политической жизни, из которой его ранее исключали. 2005 год следует вписать в эту историю (госпожа Каррер д'Анкос, видимо, забыла, что она историк?). Молодежь из пригородов никогда не имела возможности выступать в СМИ и выражать свою неудовлетворенность, никогда еще о ней столько не говорили - не только обсуждая насилие, но и задаваясь вопросами о происходящем, о том, что означает это социальное движение, и о политических мерах, которые необходимо принять в связи с ним. Речь не об одобрении насильственных действий, жертвами которых чаще всего становились сами жители пригородов. Речь о том, чтобы вписать их в историю социальных движений.
- Это движение может быть интерпретировано как требование признания, как социальное и политическое, а не "общинное" притязание, как призыв к государству выполнять свои функции. Беспорядки последних недель - всего лишь самая заметная часть общего движения протеста, принимающего также и многие другие формы. Не является ли это продолжением французской политической и социальной традиции? Не служит ли это доказательством того, что эти молодые люди - французы, что они вписываются в традиции французского социального движения и требуют, чтобы к ним применялись основные социальные и политические принципы республики? Недавние иммигранты, как правило, не обращаются к государству, они пребывают между миром, к которому они еще не принадлежат, и миром, к которому они уже не принадлежат. Молодежь из пригородов, напротив, уже не мечется: она просто требует решения тех проблем, с которыми сталкивается, - и этого не поняла госпожа Каррер д'Анкос. Будем надеяться, что французский политический класс не окажется столь же слепым, невежественным и полным презрения.
- Французская пресса находится под гнетом политкорректности? Некоторые законы не лучше сталинских? Госпожа Каррер д'Анкосс, несомненно, имеет в виду антирасистское законодательство или уголовное наказание за отрицание Холокоста? Неужели эти законы отменяют свободу слова? Конечно, нет. Здесь повторяется старый припев: за неимением аргументов говорят, что когда пресса соблюдает сдержанный тон и предоставляет слово всем сторонам, не сбиваясь на карикатурность, то она подчиняется диктату политкорректности. Это поверхностный аргумент: выходит, что внимание к деталям, отказ от выражений со зловещими коннотациями - свидетельство самоцензуры! Напротив, следует радоваться тому, в какой мере многие французские СМИ во время этих событий придерживались сбалансированной позиции, пытаясь понять, прежде чем осуждать. Следует ли на это жаловаться? Напротив, здесь мы имеем образец настоящей свободы печати, общественной дискуссии, не сводящейся к нелепым и невежественным заявлениям.

Ален БЛЮМ, Сильвия СЕРРАНО. "NZ-online.ru", 24 ноября 2005 года
Авторизованный перевод с французского М.Г.

От редакции
Французские события последних недель в России освещались почти без исключения в откровенно расистском ключе. Даже в "либеральных" СМИ происшествия во французских пригородах чаще всего объяснялись как восстание инокультурных иммигрантов против "белой" европейской культуры. Заодно проводятся совершенно невежественные параллели с якобы назревающими в России "этническими конфликтами", которые только в результате таких заявлений и нагнетаются. "НЗ" в рубрике "Трибуна" начинает публиковать серию статей российских и французских авторов, анализирующих социальные корни молодежного бунта и его восприятие в России и других странах. Все статьи написаны специально для нашего издания, при републикации необходимо указывать точный источник и помещать ссылку на www.nz-online.ru.

Беспорядки и волнения, прокатившиеся недавно по Франции, спровоцировали шок и смятение далеко за ее пределами. Газеты, журналы, телевидение многих стран мира с готовностью предоставили трибуну желающим порассуждать на тему о возможности повторения французского сценария в других местах. Не осталась в стороне и Россия. Журналисты, эксперты, политики, писатели активно включились в дискуссию. Наряду с апокалипсическими предсказаниями пессимистов и алармистов - "то ли еще будет!" - прозвучали и успокаивающие голоса тех, кто утверждает: "России подобное не грозит".
К сожалению, как те, так и другие, оценивают не ту угрозу, а прогноз, основанный на неверно поставленном диагнозе, не может быть надежным.
Этноцентристская парадигма советского обществоведения, унаследованная обществоведением российским, заставляет видеть во французских событиях этнический или религиозный конфликт, спровоцированный "культурно-цивилизационными" отличиями между "коренным населением" (некоторые употребляют даже термин "этнические французы", самим французам абсолютно неведомый) и иммигрантами, якобы не желающими интегрироваться и предпочитающими жить по своим правилам. Поэтому и прогноз для России делается либо с позиций агрессивной мигрантофобии, наиболее последовательным выразителем которой является "Движение против нелегальной иммиграции", либо с позиций либерального утилитаризма, основанного на констатации экономической целесообразности иммиграции. Либералы обращают также внимание на то, что наши иммигранты - французским не чета: и в культурном отношении они куда более "приемлемы", все-таки абсолютное большинство - выходцы из бывшей общей страны, а процентов 80 и вообще русские; и к активному протесту не готовы, ибо забиты и неорганизованны. Так что беспокоиться не стоит, по крайней мере, еще лет двадцать.
Между тем то, что "рвануло" во Франции, это не перегревшийся "плавильный котел", а известная классическая революционная ситуация, когда "низы не хотят жить по-старому".
Броские заголовки из серии "Париж в огне" - не более чем журналистский прием для привлечения читателя. Огнем были охвачены нищие предместья, ставшие символом безнадежности и отчаяния, кварталы, из которых нет выхода, населенные теми, о ком общество попросту забыло. И в этом огне сгорела не французская интеграционная модель, как о том писали российские и американские газеты, а французская мечта о равенстве и справедливости. Впрочем, есть надежда, что не сгорела дотла, но возродится как феникс из пепла, если у власти и общества хватит мужества признать ошибки и достанет умения их исправить.
Если мы поймем произошедшее таким образом, то станет очевидным наш неоправданный оптимизм. Сколько в России поселков и городских кварталов, жители которых позавидовали бы обитателям Клиши-су-Буа! Сколько деревень, которых уже нет на карте, которые как бы стерли с нее вместе с населением - а значит, нет врача, нет общественного транспорта, зачастую нет даже электричества! Сколько населенных пунктов, возведенных в свое время наскоро вокруг единственного "градообразующего" предприятия, после закрытия которого все жители оказались без работы? Сколько у нас бывших общежитий, допотопных бараков, где зимой перемерзает отопление, а в остальное время с потолка текут потоки воды и валятся пласты штукатурки, - и где люди рождаются, живут и умирают без какой-либо надежды на изменение ситуации (хотя, впрочем, и этой крыши над головой они могут лишиться в любой момент, если кому-то приглянется земля под их домом).
Пока те, кто то ли в шутку, то ли всерьез задают вопрос "есть ли жизнь за МКАДом", те, кто предлагают сократить майские праздники (когда большая часть населения страны сажает картошку на своих шестисоточных участках), увеличив вместо этого рождественские каникулы, чтобы можно было спокойно кататься на горных лыжах на альпийских курортах, относительно спокойны. Россияне, в отличие от французов, похоже, окончательно разуверились в революциях. Они не протестуют, не бунтуют, даже не бесчинствуют: они пьют.
Впрочем, есть признаки того, что терпение уже на пределе. Время от времени появляются сообщения о стихийных акциях протеста: то где-то автотрассу перекроют, то правительственные здания штурмовать вздумают. А там уже и "русский бунт" не за горами, тот самый, бессмысленный и беспощадный.
Не потому ли с такой настойчивостью нам внушают мысль о том, что во всех бедах виноваты "мигранты" или, еще шире, "инородцы", что определенные круги надеются отвести в удобное им русло народный гнев? Не для того ли запугивают исламской угрозой, китайским вторжением, засильем чужаков, чтобы затем "по просьбам трудящихся" ввести жесткие меры контроля, который неминуемо станет тотальным?
В условиях, когда коммунисты явственно продемонстрировали свою неспособность действовать в ином качестве, нежели правящая партия, когда де-факто занявшая их место "Единая Россия" по понятным причинам вызывает аллергию у еще не забывшего о десятилетиях унылого единомыслия и однопартийности электората, когда демократы оказались на деле либо "либералами", свободными от социальной ответственности, либо демагогами, и вдобавок так и не сумели преодолеть внутренние распри, - в этих условиях роль защитников униженных и оскорбленных узурпировали националисты, называющие себя патриотами. Их лидеры и идеологи взывают к самым низменным инстинктам, сознательно подогревая страхи и провоцируя чувство ущемленности. В стране, где слово "фашист", казалось бы, прочно связано с памятью о миллионах жертв, об ужасах блокады Ленинграда, о лагерях смерти, сегодня ширится движение фашистских скинхедов, на уличных лотках открыто продаются книги идеологов рейха, а участников антифашистских митингов убивают среди бела дня. Ксенофобия все сильнее пропитывает общество, где "своих" отличают от "чужих" по форме носа и цвету волос, где уважение к личности считается интеллигентской блажью, а агрессия является спонтанной формой реагирования.
Еще не стал далеким прошлым печальный опыт исцеления социальной фрустрации с помощью идеи национального превосходства. И не обязательно быть историком, чтобы увидеть тревожащее сходство тенденций развития массового сознания в сегодняшней России и в Германии 1930-х годов. Однако это, почему-то, пугает политиков и аналитиков куда меньше, нежели мифы об иммигрантской угрозе.

Елена ФИЛИППОВА. "NZ-online.ru", 24 ноября 2005 года