… о рынке труда постиндустриальной экономики

Постиндустриальной экономике нужны люди, которые умеют все

Не так важно, чему человек учился, важно, что он закончил, утверждает гендиректор рекрутинговой фирмы ComTel Personnel Любовь Куликова. “Раньше наши клиенты часто выражали желание нанять человека, например, только с гуманитарным или только с техническим образованием. Сейчас такие требования встречаются все реже. Люди смотрят прежде всего на качество вуза, который окончил претендент. На одно место могут равно претендовать окончившие как физфак, так и психфак МГУ. А у выпускника каких-нибудь "рогов и копыт" несравнимо худшие шансы независимо от того, сколь профильным и дорогим было его образование”.
А как же знаменитый принцип Адама Смита? Основоположник экономической теории был убежден в том, что все более глубокое разделение труда — синоним прогресса. Положим, в России рынок еще зеленый. Но ведь и в “новой экономике” разделение труда уменьшается, так что экономистам приходится искать для эволюции труда новую теоретическую платформу.

ВПЕРЕД, К АРТЕЛЬНОМУ ТРУДУ
Гарвардский экономист Маркус Мебиус и его принстонский коллега Рафаэль Шонле считают, что эволюция организационных структур пошла по кругу и теперь на новом уровне возвращается к артельному труду — когда опытный ремесленник работал над продуктом от начала и до конца. “Технологии каретной мастерской XIX в. и японского перенастраиваемого автомобильного завода различаются колоссально. Однако в плане организации труда у них гораздо больше общего друг с другом, чем с конвейером 20-х годов прошлого века, где собирали Ford модели Т”.
Неизвестно, какие знания и навыки понадобятся в будущем. Учиться придется всю жизнь. Рынок труда все менее стабилен. В первую очередь нужно учить учиться, а уж потом — постигать специальность. Мебиус и Шонле поясняют, откуда взялись эти банальные сегодня лозунги. Вот главные пружины организационных реформ: рост производительности труда, глобализация и уже в третью очередь IT.
В эпоху индустриализации массовое производство было негибким: заводы и фабрики выпускали ограниченный ассортимент товаров, спрос на которые был предсказуемым. В этих условиях, по Смиту, производительность увеличивалась с ростом специализации трудящихся. Но уже к 60-м годам прошлого века ситуация начала меняться: рост производительности и конкуренции сделал привлекательными нишевые рынки, и туда устремились новые игроки. У покупателя появилась возможность получать за ту же цену товар, более приспособленный к его нуждам. А значит, с точки зрения производителя, более разнообразный. “В 70-е и 80-е годы резко увеличилось разнообразие товаров в универсальных магазинах. Больше вещей стали продавать со скидкой, потому что приходилось чаще обновлять ассортимент”, — констатирует Мебиус. Вскоре подоспела глобализация, открывшая рынок для многих нишевых продуктов. “Взять, к примеру, Porsche, — рассуждает гарвардский экономист. — Эти автомобили в нынешнем виде не могли бы выжить на рынке, если бы их потребляли только в Германии”.
Глобализация начала давить на рынки труда 20-30 лет назад, а в последние 5-10 лет к ней присоединилась IT-революция. Началась она, конечно, раньше, но много времени ушло на разгон. В 1980-х гг. нобелевский лауреат Роберт Солоу говорил, что компьютеры видны везде, кроме статистики производительности труда. Недавно он изменил свое мнение: компьютеры мощно повлияли на производительность, но произошло это уже в 1990-е гг. Например, авиакомпаниям потребовалось время, чтобы разобраться, как с помощью Интернета наладить торговлю авиабилетами так, чтобы и расходы сократить, и пассажирам было удобней.
Многие информационные технологии ярче всего проявили себя не на тех задачах, для решения которых были придуманы, считает Мебиус. “Штрихкоды в 1970-х первоначально были введены, чтобы избежать человеческих ошибок на кассах, — напоминает он. — И только потом стали использоваться для складского учета и контроля движения товаров”. А еще штрихкоды помогли Мебиусу и Шонле с цифрами в руках подтвердить свои теоретические построения.

ПОЛОСАТЫЙ КЕЙС
IT-революция изменила рынок труда потому, что усилила влияние потребителей на производителя. Человек дома решает, в какой конфигурации ему через несколько дней соберут компьютер Dell. Или, может быть, не Dell? Это увеличивает гибкость и непредсказуемость рынков товаров, услуг и, следовательно, рынка труда. Автоматизация учета, например, с помощью штрихкодов позволяет производителю раньше узнать, какой товар пользуется, а какой не пользуется спросом, и он лучше реагирует на изменения рынка.
Взяв американский классификатор отраслей SIC, Мебиус и Шонле обратили внимание, что в разных отраслях штрихкодирование вводилось в разные годы. Посмотрев, как это влияло на образовательный уровень сотрудников, экономисты увидели явную зависимость: введение штрихкодов в отрасли повышало планку требуемого образования в вакансиях. В среднем — с уровня выпускника школы почти до уровня выпускника колледжа. Может, это просто общее влияние компьютеризации? Проконтролировав свою зависимость по уровню инвестиций в IT, Мебиус и Шонле показали, что введение штрихкодов имеет заметный самостоятельный эффект. Важно, подчеркивают экономисты, что тенденция не вызвана увеличением спроса на небольшое количество высокообразованных специалистов, — смещается середина образовательного спектра.
“В нашей модели эра массового производства выглядит переходным этапом, когда экономика масштаба, воплощенная в механизированном производстве, ограничивала уровень кастомизации”, — заключают экономисты.
Увеличение гибкости производства, говорит Мебиус, связано со сменой организационной модели: “В коллективе с жестким распределением ролей возникают узкие места — сотрудники с самой низкой производительностью. Работа в команде подразумевает выход за рамки узкой специализации. Это расширяет бутылочное горлышко и дает свободу маневра. Конечно, она достается не бесплатно — повышаются расходы на обучение, переключение задач и наем сотрудников c более высоким уровнем образования”.

ВЕЛИКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Переход России от социализма к капитализму экономисты привыкли исследовать как самобытное, нетипичное явление. Но что, если посмотреть на вещи под другим углом? “Мы не знаем, какие навыки и умения нам будут нужны завтра”, — твердят на лекциях гуру бизнес-образования. Вот и советская молодежь, выбиравшая жизненный путь в 1980-х, не могла предполагать, как все повернется через несколько лет и какое образование больше пригодится в жизни. В новой жизни.
Ирина Денисова и Марина Карцева из ЦЭФИРа изучали, какую отдачу дает общее и специальное образование в России переходного периода. “Мы ожидали увидеть положительную отдачу на юридическое и экономическое образование и увидели ее, — рассказывает Денисова. — При переходе от плановой к рыночной экономике рост спроса на этих специалистов предсказать нетрудно”. Удивило другое: высокая отдача на среднее и высшее техническое образование. “Инженеры, которые трудятся в основном не по прямой специальности — работы их профиля просто умерли, — зарабатывают больше, чем не инженеры”, — удивляется Денисова. Объяснений успехам инженеров в переучивании, по ее мнению, может быть два. Вдобавок к инженерной специальности их широко знакомили с образцами решения трудных естественнонаучных проблем. Благодаря этому им по плечу любые задачи. “А высокие требования к абитуриентам и трудный курс подразумевали отбор в инженеры наиболее способных”, — допускает экономист.
Так что не стоит расстраиваться тем, кто годами проливал пот, осваивая никому не нужные навыки. Главное, что проливали. Все равно высшее теперь уже никогда не будет законченным.

Михаил ПОПОВ. «Smart Money», 4 декабря 2006 года