… о кризисе и социальном развитии регионов

Какие российские регионы более всего пострадали от кризиса? Как эффективно им помочь и во сколько обойдется государству такая помощь? Об этом генеральный директор Института региональной политики Булат Столяров рассказал в интервью BFM.ru.
— Какие российские регионы в наибольшей степени пострадали от кризиса?
— Нет регионов, которые не пострадали бы от кризиса — за исключением тех, в которых экономика была в основном теневой, в которых бытует натуральное хозяйство, которые жили и продолжают жить за счет федеральных трансфертов. В этом смысле ничего не изменилось в наиболее депрессивных регионах Северного Кавказа и Сибири — Туве, Алтае. Что касается остальных регионов, то здесь последствия кризиса для всех разные, но для всех чувствительны.
— Как реагировали на него наши зоны роста?
— Зоны экономического роста в Росси в основном четырех типов. Первый тип — это сырьевая зона, второй — зона нового индустриального освоения, третий — агломерационный пояс роста (города и все, что формируется их спросом) и четвертый — портово-приграничный пояс. Все эти зоны чувствительны к возросшей цене денег, к отсутствию долгосрочного финансирования, к падению спроса на основные продукты российских отраслей экономики.
Мы сейчас закончили анализировать тему российских моногородов — как один из аспектов этой проблемы. Это такие города, как Норильск, Нефтеюганск, Нижневартовск, Салехард, Ачинск и так далее. То есть города, сформированные вокруг градообразующих предприятий, в которых проживает более 20% населения и которые формируют более 40% ВВП России.
Так вот, у моногородов в 2009 году могут возникнуть серьезные социальные проблемы. Прежде всего, за счет падения объективной налоговой базы, которая формируется за счет налога на прибыль, а также налога на доходы физических лиц. То есть за счет сокращения собственной налоговой базы они не смогут выполнять в прежнем объеме социальные обязательства. Кроме того, стоит учитывать сокращения.
А еще есть проблемы самих градообразующих предприятий, у которых снижается производство, и им не до социальных проектов, которые они прежде достаточно активно финансировали за счет собственной прибыли. Грубо говоря, у всего олигархата, который обеспечивает государству 40% ВВП, возникает большая проблема, связанная с тем, что невозможно исполнять социальные обязательства перед бюджетниками.
Таким образом, эти российские моногорода из самых обеспеченных и богатых городов России могут стать наиболее депрессивными, если государство не поможет им конкретными финансовыми решениями, и сейчас мы стремимся привлечь к этой проблеме хоть какое-то внимание.
— А если правительство не поможет, народ будет перетекать в другие регионы? Или будет оставаться на местах?
— Это во многом миф, что в России население отличается невысокой мобильностью. Посмотрите, вся Москва состоит из немосквичей, и это свидетельствует о достаточно высокой мобильности. Однако в моногородах население менее мобильно, чем в целом по стране. Это происходит потому, что люди профессионально сильнее привязаны к своим специализациям.
В самом деле, куда может поехать нефтяник? Он поедет в другой нефтяной город, но там сейчас то же самое. Мировые цены на нефть ведь для всех одинаковые. А металлург, угольщик, машиностроитель? Им что, ехать в Москву охранниками работать?
Поэтому здесь отсутствие возможностей трудоустройства обернется социальной напряженностью, ростом преступности, политическим кризисом и так далее. Собственно, волнения уже начинаются. Шутка ли, в каком-нибудь Магнитогорске сразу несколько тысяч людей без работы с семьями? А это ведь серьезные мужики, это не офисные служащие, это не любители Гарри Каспарова.
— Что же делать? Перепрофилировать производства?
— Перепрофилировать будем позже. Пока необходимо обеспечить текущее финансирование базовых социальных обязательств в моногородах. По нашим оценкам, удовольствие по стабилизации ситуации в моногородах в 2009 году стоит порядка 300 млрд. рублей, что немного по сравнению с общим антикризисным пакетом в 3,5 трлн. Но это надо деньги взять и целевым образом отправить в регионы для поддержания кассового разрыва.
— Вы считаете это возможным?
— Позиция эксперта хороша тем, что он может быть свободен в высказываниях, а плоха тем, что он не может прямо влиять на реализацию того, что предлагает.
— Не кажется ли вам, что сейчас как раз настало время, когда центр должен дать больше власти регионам?
— Хороший вопрос. Все продукты в российской линейке антикризисных инструментов являются отраслевыми федеральными инструментами — Министерства промышленности, Министерства энергетики, Агентства по ЖКХ и т. д. Капитализируя деньги в отраслевых кабинетах в Москве, в пределах Садового кольца, невозможно принять адекватные решения в случаях с тысячами предприятий на сотнях рынках.
Конечно, осуществляется принятие определенного количества точечных решений в отношении крупнейших металлургических, нефтегазовых, машиностроительных компаний, однако этого мало. Объективно менеджмент на федеральном уровне в министерствах не в состоянии обрабатывать такое количество запросов и принимать это великое множество решений.
Все кризисное, что мы сейчас наблюдаем, на самом деле состоит из двух вещей: зафондированных на федеральном уровне антикризисных институтов и — параллельно с этим — развивающихся процессов банкротства компаний. Деньги из Москвы в регионы фактически не перетекают.
Я считаю, что 3,5 трлн. рублей, направленных на господдержку компаний реального сектора, разумно было бы разделить примерно пополам. То есть половина этих средств должна идти предприятиям через фондирование региональных бюджетов, а не только через антикризисные федеральные институты.
— Изменилась ли специфика работы вашего института в свете нынешних событий?
— Безусловно. На прежнем этапе цикла экономического развития, связанном с инвестиционным бумом, регионам необходимы были услуги по привлечению инвесторов, а инвесторам — по организации государственной поддержки. И мы были главным образом консалтинговой компанией по поддержке инвестиционного тренда развития экономики. Сейчас ситуация сильно изменилась — всем не до инвестиций. И, конечно, в нашей линейке продуктов для регионов, для компаний появляются антикризисные продукты, в том числе консалтинг по антикризисным возможностям.
Плюс мы сейчас делаем несколько венчурных start up—проектов, в том числе продвигаем идею региональных фондов прямых инвестиций. В ближайшем будущем планируем создать фонд фондов, который будет иметь субфонды на региональном уровне, инвестировать в уставный капитал и обеспечивать кредитными ресурсами, а потом капитализироваться на росте стоимости этих акций. Сейчас оптимальное время для того, чтобы через equity фонды организовывать вход в капитал системообразующих игроков на региональном уровне.
Кроме того, сильно меняются специфика event-направления. Варианты организации «инвестиционных праздников» на все случаи жизни в области обслуживания инвестиционного тренда практически ушли в прошлое, у инвесторов и государства другие проблемы; на этом направлении мы предлагаем также организацию актуальных событий антикризисного консалтингового характера, например экспертные десанты в регионы, испытывающие кризисные явления.
— Как вы думаете, когда закончится кризис?
— Этот вопрос для меня имеет несколько плоскостей. Она из них — появившееся людское напряжение. Все находятся в стрессе, что является следствием того, что сознание находится в ментальной парадигме июля этого года, которая базировалась на том, что обязательства надо исполнять. А в новых условиях все в ситуации тотального недостатка ресурсов. Однако стресс даже чисто биологически длиться бесконечно не может. Единственный выход — пересмотреть блок обязательств. И это, к сожалению, будет происходить.
Рушится доверие, и это самое страшное, что сейчас происходит. Следовательно, в лучшей ситуации окажется тот, кто первым пойдет по пути беспредела. Вывод активов, банкротства, создание бридж-банков. Но это будет одновременно и новым витком кризиса.
Знаете, сейчас наш институт готовит официальный доклад к Красноярскому экономическому форуму. Он будет посвящен роли государства в условиях кризиса. Наиболее грамотное антикризисное поведение в России наблюдалось тогда, когда у правительства отсутствовали деньги. Если средств нет — мы все делаем правильно. Финансируем приоритетное, перестаем испытывать иллюзии. Когда же денег как у дурака махорки — мы не знаем, что с ними делать. Расходуем не туда, неадекватно оценивая опасности и возможности страны во время кризиса.

«BFM.ru», 11.01.2009