Историк и его историческая демография[1]

Р.С. Ротова

Уже больше года нет с нами Дмитрия Кузьмича Шелестова - нашего коллеги по работе в Центре по изучению проблем народонаселения экономического факультета МГУ, нашего друга, а нередко и нашего наставника

Время все больше отдаляет от нас те годы, когда мы с ним постоянно общались, обсуждали научные и ненаучные, просто наши житейские вопросы. В последние годы это касалось и политических событий, которые вызывали у каждого свои мысли и эмоции.

Чем дальше уходит от нас в прошлое работа рядом с Дмитрием Кузьмичем, тем больше осознаешь, что «большое видится на расстоянии». В сознании все чаще возникают параллели и живые нити, связывавшие жизнь и научную деятельность Дмитрия Кузьмича с историей нашей страны, нашего Центра, с собственно исторической и народонаселенческой наукой.

Кажется, ему было предназначено родиться Историком. Даже войдя волею судьбы в демографическую среду, он оставался и развивался как историк.

Невольно напрашивается параллель судеб наших двух Дмитриев - Дмитрия Игнатьевича Валентея и Дмитрия Кузьмича Шелестова, которых жизнь (наверное, не случайно) свела в одном нашем коллективе.

У обоих Дмитриев отцы были в своем роде историческими личностями. У Валентея отец был одним из первых высококлассных отечественных летчиков, широко известным в свое время в стране (до сих пор известен специалистам в области авиации). В конце 30-х годов летчик Валентей был репрессирован и из ссылки не вернулся. Документ об истинной судьбе своего отца Дмитрий Игнатьевич получил в ответ на свой запрос лишь в 1992 г.

Отец Дмитрия Кузьмича был моряком, до революции по контракту работал в торговом флоте Англии. После революции возвратился на родину. В 20-е годы был назначен председателем Красноярского губисполкома (по современным меркам - губернатор края). В 30-е годы тоже попал под жернова сталинских репрессий и погиб. Может, именно поэтому предметом научных исследований в области истории уже в начале своей карьеры Шелестов избрал 20-е годы, когда он родился сам, а его отец руководил Красноярской губернией. Его кандидатская диссертация в университете была посвящена этим годам.

Оба Дмитрия по своему исходному образованию - историки. Д.И. Валентей окончил педагогический институт, а Д.К. Шелестов - исторический факультет МГУ. Оба, опираясь на свои исторические познания, шагнули в смежную демографическую область и сделали это, когда каждому из них было по сорок и более лет. Оба Дмитрия заняли в ней нишу теоретиков методологических исследований.

Д.И. Валентей, руководя созданным им научным коллективом Центра, в середине 70-х годов выдвинул идею о создании первого в отечественной науке Энциклопедического словаря по народонаселению. Эту идею он высказал в беседе с ректором МГУ Р.В. Хохловым, который и предложил для работы над энциклопедией кандидатуру Шелестова Д.К.

Дмитрий Кузьмич обладал не только широкой эрудицией, но и имел огромный редакторский опыт: он несколько лет работал зам. главного редактора в журнале «Вопросы истории». Валентей, конечно, согласился с предложением ректора и в 1975 г. пригласил Шелестова на работу в Центр. Так Дмитрий «Старший» (Д.И. был и по возрасту старше и по служебному положению) определил дальнейшую научную судьбу Дмитрия «Младшего».

Дмитрий Кузьмич, работая несколько лет над Демографическим Энциклопедическим словарем, прекрасно освоил демографическую и более широкую народонаселенческую тематику. Он нашел в ней свое место как историк. В 1982 г. защитил докторскую диссертацию по исторической демографии. Результатом его творчества стали многочисленные статьи, главы в монографиях и две серьезные книги теоретико-методологического характера: «Демография: история и современность» (1983) и «Историческая демография» (1987). Мне вспоминается тогдашнее впечатление от прочтения книг, особенно последней, где он наиболее четко определяет свои теоретические позиции. Читала с интересом, но возникло ощущение некоторой неудовлетворенности. Как будто «Историческая демография» была написана не для демографов, она не помогала ближе подойти к раскрытию закономерностей демографических процессов, была где-то рядом и «мимо» демографии.

Работая в одной комнате, став друзьями[2], мы не раз говорили с ним об этом. И каждый раз он заканчивал разговор одним и тем же: «Я не стремлюсь быть и никогда не стану демографом. Я - историк в демографии.

Сейчас, почти полтора десятилетия спустя, перечитала книгу Дмитрия Кузьмича и увидела его «Историческую демографию» в новом свете. Благодаря тому, что Шелестов, оставаясь историком, четверть века работал среди демографов, он проникся духом демографических проблем. Поэтому выводы его книги и даже мимолетные замечания делаются особенно глубокими и значимыми для демографов, исследующих исторические аспекты населения. Думаю, что усилению внимания к этим вопросам способствовали многие изменения в нашей жизни и в науке в 90-е годы.

Так, рассекречивание архивов за годы советской власти позволило и историкам, и демографам скорректировать прямые и косвенные потери населения СССР и России в результате репрессий, голода, гражданской и отечественной войн. Сделалось возможным уточнить число умерших и погибших, рассчитать число несостоявшихся браков и нерожденных детей, реконструировать возрастно-половую структуру, причем в территориальном и национальном разрезе, поскольку стали доступны архивы о репрессиях в отношении отдельных национальностей, переселении их на другие территории. Все это расширило возможности и необходимость анализа а сфере исторической демографии. В результате 90-е годы подарили нам, например, замечательные, глубокие исследования Андреева Е.М., Дарского Л.Е., Харьковой Т.Л. «Население Советского Союза. 1922-1991» и «Демографическая история России: 1927-1959»[3].

Другое важное изменение заключается в том, что российские ученые-демографы получили возможность тесно сотрудничать с зарубежными демографами и непосредственно прикоснуться к проблемам, которые уже не одно десятилетие активно разрабатывают иностранные коллеги, в частности по исторической демографии.

Дмитрий Кузьмич отмечает за рубежом взрыв историко-демографической литературы в 50-е и особенно в 60-70-е годы, которая слишком обширна и мало обобщена. Российская историческая демография как одна из дисциплин демографии оставалась в стороне от эпицентра этого взрыва. В 90-е годы до отечественной демографии начали доходить его отголоски (например, диссертация И.А. Троицкой по ревизиям населения России как источникам демографической информации (1995)).

Свою «Историческую демографию» Шелестов писал в середине 80-х годов, когда изменения следующего десятилетия еще не влияли на характер научных разработок демографов. В силу своего таланта он уже тогда сделал глубокие теоретико-методологические выводы, которые прямо относятся к исторической демографии как исторической дисциплине, к собственно демографии и более широкой тематике - к народонаселению. Некоторые из этих выводов хотелось бы специально подчеркнуть, насколько позволяют рамки данной статьи.

Авторы общей теории народонаселения, как пишет в своей книге Шелестов, не заметили роль исторической науки в системе знаний о народонаселении и в обеспечении «стыка» наук. Он первый подметил этот пробел. Комплексный подход к изучению народонаселения означает, что и историю народонаселения следует анализировать не только по сугубо демографическим показателям, но и по их связям с социально-экономическими, политическими, природно-географическими, бытовыми, этнокультурными и т.п. условиями жизни населения изучаемого исторического периода. И по каждому из перечисленных аспектов именно историческая наука дает конкретную исходную информацию для исследования каждой связи.

Тот или иной аспект прошлого народонаселения история изучает во взаимодействии с соответствующей другой наукой. Это выражается в углублении специализации внутри исторической науки и появлении смежных исторических дисциплин: исторической демографии, исторической социологии, исторической психологии, исторической географии, исторической медицины и т.д., которые имеют двойное подчинение - и истории и другой науке. Таким образом, историческая демография - совместная дисциплина и исторической, и демографической наук.

Вместе с тем историческая наука изучает одновременно все стороны жизни общества и населения, поэтому она, как отмечает Шелестов, «является единственной конкретной наукой, которая исследует историю народонаселения не в отдельных ее аспектах, а во всей ее совокупности», т.е. обеспечивает интеграцию знаний об истории народонаселения.

Избегая неопределенности хронологических рамок, в первую очередь верхних границ, отделяющих историческую демографию от современной, он в середине 80-х годов отмечает, что период 50-80-х годов - это та хронологическая «зона», в которой историческая демография переходит в собственно демографию». Таким образом, если верхняя граница отстоит от текущего момента на 30 с небольшим лет (или немногим больше длины одного поколения) и изучаемые явления уходят в глубь времени вплоть до палеодемографии, все это относится к исторической демографии. С учетом этого можно утверждать, что демографы, изучающие тенденции семейно-брачных отношений, рождаемости, смертности и т.д. за какой-либо прошлый период, входят в область исторической демографии (как бы говорят прозой, сами того не замечая).

Эта сторона, казалось бы, имеет чисто теоретическое значение и на выводы о демографических закономерностях не влияет. Однако она заключает в себе и большой научно-прикладной смысл. И жизнь, и научные исследования в XX в. показали, что, например, поколение детей имеет свои психологические установки, отличные от установок родителей. Эти установки определяются не только разницей возраста двух поколений, но и разными конкретно-историческими условиями формирования установок детей и родителей. И чтобы понять тенденции, например, семейно-брачных отношений этих поколений, мы вынуждены обращаться к более длительной их динамике и их связям с социальной психологией, социально-экономическими условиями (условиями труда, быта, социального обслуживания и т.п.), с медицинским обслуживанием, экологией и другими факторами, привлекая для этого соответствующие исторические дисциплины. Это помогает не только констатировать демографические изменения, но и объяснять их причины.

Подход историков к разграничению современной истории и «прошлой» истории помогает отделить и современную демографию от исторической. Определяя предмет исследования исторической демографии, Шелестов утверждает, что последняя изучает те же явления, что и вся демография, но только в ретроспективе, т.е. демографическую историю без современного ее периода.

Периодизация - лишь одна группа проблем историко-демографического направления. Более важны и сложны проблемы источниковой основы анализа воспроизводства населения. Наиболее отчетливо это выявляется, если обращаться к периоду, когда вообще отсутствовал учет демографических событий или материалы учета ненадежны по объему и качеству записей. Это также может относиться и к ситуации (уже XX в.), когда государство намеренно искажало данные об истинных масштабах демографических событий (как это было, например, в годы советской власти).

В этих случаях поиск источников информации, а среди них - наиболее надежных, - и их первичная обработка выдвигаются на первый план. И, наверное, не зря сложилось представление, что сфера исторической демографии определяется исключительно тем, на каких источниках базирует исследователь свой анализ (но такой взгляд, как вытекает из книги Шелестова, представляется ограниченным).

В 50-60-е гг. работы в области демографии, в частности исторической демографии и географии значительно активизировались и за рубежом, и у нас. Это было обусловлено рядом моментов. В первую очередь усилением интереса правительств и общества в целом к тому, чтобы объяснить причины замедляющегося роста численности населения в западных странах и противоположного ему демографического взрыва в развивающихся странах. Поэтому ученые попытались найти в демографической истории человечества аналоги современным процессам.

Одновременно все больше внимания проявлялось к социально-экономическим факторам и последствиям демографических процессов. Необходима была конкретная информация об этих аспектах демографического развития не только в современный период, но и в историческом прошлом. И, наконец, накопившийся комплекс более современных методов демографического исследования, в т.ч. моделирование и анализ по неполным или некачественным данным давал возможность интенсифицировать работы по общей демографии, включая историческую[4].

Усилия историко-демографов были устремлены на то, чтобы собрать наиболее полно данные о населении разных континентов и стран за отдельные исторические периоды и за всю историю человечества. На этой базе нужно было попытаться воссоздать демографическую историю, чтобы в ряду всех прошлых состояний населения найти место имеющимся типам воспроизводства современного населения и уяснить, возможен ли возврат к прежним демографическим отношениям.

Эта задача столкнулась с плохим информационным обеспечением или полным его отсутствием. Требующиеся сведения имелись лишь по странам Западной Европы и за более близкое к нам время. По неевропейским странам и за более ранние периода (в том числе по Европе) традиционные документы о населении (переписи и текущий учет) вообще отсутствуют, так что изучать демографическую историю можно лишь на основе разнообразных нетрадиционных документов. В книге Д.К. Шелестова дается краткий, но очень содержательный обзор развития источниковедения.

Для восполнения этой «источниковой» бреши зарубежные и отечественные историки занялись активными поисками и обработкой различных первичных источников о населении, имевших, как правило, географически локальный характер и узко временные рамки. Развертывание широкого фронта разработок в данном направлении привело к тому, что с начала 60-х годов в западных странах начали создаваться научные общества, исследовательские группы по исторической демографии, появляться научные издания. По данным, на которые ссылается Шелестов, в 80-х годах в Европе действовало 24 центра по исторической демографии и вне Европы — 15 центров.

Расширение количества и тематики историко-демографических исследований с начала 60-х годов происходило и в нашей стране. В это время завершился первый, начальный период становления истории народонаселения, который охватывает 20-50-е гг.[5]

Конец 50-х - начало 60-х гг. ознаменовало начало второго, современного периода отечественной исторической демографии, внутри которого Дмитрий Кузьмич выделяет три этапа.

Первый этап - с конца 50-х до второй половины 60-х гг., когда исследованиями занимались в основном историки (за 1960-1968 гг. ежегодно в среднем выходило 2 публикации по исторической демографии). Со второй половины 60-х до середины 70-х гг. - второй этап, когда возникает взаимодействие истории и демографии (за 1969-1975 гг. среднегодовое число публикаций выросло до 12). С середины 70-х гг. и до настоящего времени - третий этап, характеризующийся заметным нарастанием публикаций, углублением их анализа и постепенным усилением сотрудничества историков и демографов (в 1975-1993 гг. в среднем за каждый год издавалось 18 историко-демографических работ).

В 1974 г. состоялся Первый Всесоюзный семинар по исторической демографии, в 1992 г. прошла уже VIII Всероссийская конференция по историко-демографическим проблемам. В 1998 г. ассоциация исследователей по исторической демографии и исторической географии провела VI межвузовскую научную конференцию. В 1985 г. в системе Академии наук СССР был создан научный совет по исторической демографии и исторической географии. И, как правило, инициаторами здесь оказывались историки. У демографов мы все-таки имеем крайне мало работ, опирающихся на нетрадиционные первичные документы о населении.

То, что в данном направлении работали исключительно историки, было объективно неизбежным: именно они имеют специальные знания об источниковедении, в том числе по народонаселенческой тематике, обучены методам обработки первоисточников и обобщения полученных данных.

Насколько сложны и трудоемки поиск и первичная обработка нетрадиционных источников о населении можно судить по их классификации, предложенной в 50-60-х годах западными учеными. Работа по источниковедению, начатая за рубежом только в 50-х годах, продолжается и по настоящее время.

По большинству неевропейских стран и за более ранние периоды традиционные документы (переписи и текущий учет) о населении прошлого вообще отсутствуют, так что изучать демографическую историю возможно лишь по нетрадиционным документам. В отечественной науке мы имеем единичные случаи, как сами демографы находят и обрабатывают документальные первоисточники, затем сами же ведут последующие расчеты коэффициентов. В первом ряду здесь находится исследование Б.Ц. Урланиса.

На примере западноевропейских стран за период позднего средневековья и начала нового времени (XV-XVIII вв.) можно проследить, насколько разнообразны виды этих источников. Расположенные по степени надежности они включают в себя: 1. учеты населения (цензы); 2. бюллетени о смертности; 3. церковные документы; 4. налоговые документы; 5. военные документы; 6. описи владений; 7. генеалогические документы; 8. завещания; 9. брачные договора; 10. свидетельства очевидцев; 11. цены за длительный период; 12.число и размер городов; 13. археологические останки; 14. методы ведения сельского хозяйства; 15. административная и церковная география; 16. колонизация новых земель; 17 кладбищенские сведения (количество скелетов, надгробные памятники). Чтобы реконструировать демографическую историю в территориальном и временном разрезе, необходимо, с одной стороны, продолжать накапливать и обрабатывать первичные материалы о населении, с другой стороны, на их основе вести вторичный, углубленный демографический анализ, привлекая к этой работе демографов. К сожалению, пока не приходится говорить о систематических творческих контактах историков и демографов по использованию нетрадиционных документов. Особенно это относится к отечественной демографии.

Работая над документами о прошлом населении, историки добывают первичные количественные демографические данные и предоставляют их для дальнейшей - вторичной обработки демографам.

Первое время историко-демографы и историко-географы главное свое внимание уделяли определению численности населения, т.е. абсолютным демографическим показателям. Как отмечает Дмитрий Кузьмич, «историки длительное время не занимались систематическим изучением воспроизводства населения», и лишь позднее они обратились к материалам об основных типах воспроизводства прошлого населения - к данным о семейно-брачных отношениях (возраст вступления в брак, число рождений, интервалов между рождениями, число умерших детей, состав семьи и др.), о смертности, о миграциях. Однако для углубленного анализа демографического прошлого усилий одних историков недостаточно. Для этого им не хватает специальных демографических знаний.

[1] Ротова Р.С. Историк и его историческая демография// Российский демографический журнал. 2002, 1 (6). С. 10-13.
[2] Дмитрий Кузьмич с его великолепным чувством юмора придумал себе и мне «подпольные клички», по которым я выступала как «Политкаторжанка Маня», а он «Политкаторжанин Ваня»
[3] Население Советского Союза. 1922-1991. М.,1993, Демографическая история России: 1926-1959 гг. М., 1998.
[4] Обобщение результатов в этом направлении отражено в «Детерминантах и последствиях демографических тенденций. Новое краткое изложение результатов исследований о взаимодействии демографических, экономических и социальных факторов». ООН. Нью-Йорк.*1972-1975.-Т.1
[5] Эти годы представлены работами Баткиса Г.А., Волкова Е.З. Куркина П.И., Новосельского С.А., Птухи М.В., Рашина А.Г., Струмилина С.Г Урланиса Б.Ц. и некоторых других.