… о демографии и миграции в России

Вы выходите из дома и идете по улице, которую метет или чистит от снега представитель среднеазиатских народов. Вы подходите к метро, где стройными рядами стоят автомобили, художественно именуемые «такси», которые контролируют представители кавказских народов. Рядом с метро – крытый рынок, маленькая этническая модель бывшего СССР.
Вам это может нравиться или не нравиться, но таковы сегодняшние реалии – неотменяемые. Причем не только российские. Равно как не специфически российским явлением становится рост ксенофобских настроений в ответ на «великое переселение народов». Еще в середине нулевых Егор Гайдар писал в книге «Долгое время» (в ней собраны все вызовы постиндустриальной эры – от кризиса систем социальной защиты до кризиса призывной армии, от старения населения до роста миграционной волны): «С повышением уровня жизни и образования растут требования национальной рабочей силы к качеству рабочих мест… Экономика невозможна без тех, кто чистит улицы, строит дороги, обслуживает клиентов в отелях и ресторанах. Квалифицированный хирург не сможет работать, если кто-то не вымоет полы в палатах и операционных, не выстирает белье, не накормит больных. Армия, состоящая из одних штабных офицеров, не способна воевать. Чем квалифицированнее национальная рабочая сила, те больше спрос на тех, кто готов заниматься неквалифицированным трудом».
Демография – жесткая штука. Она имеет дело с долгосрочными трендами. А в России, как и во многих других странах, в связи с изменениями образа жизни, урбанизацией рождаемость падает – с середины 1960-х. Это необязательно означает, что мы вымираем. Просто мы перестали быть аграрным обществом, где число рождений существенно превышало сегодняшние показатели. Потому и не слишком эффективной оказалась стратегия стимулирования рождаемости. Ключевая наша проблема даже не в рождаемости, а в том, что демографы называют «кризисом смертности». В России она по-прежнему «молодая» и высокая. (Опять-таки не специфически сегодняшнее явление: в СССР, согласно оценкам западных демографов, наблюдался «санитарный регресс и рост насильственной смертности».) Итог всего этого – естественная убыль населения, которую в ближайшие десятилетия не перекроет никакая рождаемость.
Восполнить естественную убыль населения и трудовых ресурсов может только иммиграция, приток людских ресурсов из-за пределов России. И если бы не иммиграция, зафиксированная последней переписью населения, убыль оказалась бы гораздо более масштабной.
Российская возрастная пирамида провалилась по показателю рождаемости в 1990-е годы (за 1990–1999 годы в России родилось на 9 миллионов человек меньше, чем за 1980–1989 годы). И «отремонтировать» ее, как выражается ведущий российский демограф Анатолий Вишневский, может только привлечение мигрантов 1990-х годов рождения: в том числе тех, кто сегодня еще не вошел в трудоспособный возраст, но может составить резервуар будущей российской нации, тех, кто способен выучить русский язык и пройти культурную адаптацию в современном российском обществе – прежде всего, с помощью институтов образования. Что важно и с точки зрения естественных рисков иммиграции – этнических и межконфессиональных конфликтов, символом которых стала Манежная площадь.
Неизбежность всех этих процессов, которая стала общим местом в дискуссиях экспертов, воспринята теперь и регулирующими органами. Что само по себе удивительно, ведь российская власть далеко не всегда способна признать очевидное. А уж плыть против течения, воевать с демографией – это национальный вид спорта, чемпионом в котором является Министерство обороны, цепляющееся за армию рекрутов и упорно несущее потери в войне с мужской частью населения России.
Так вот, Федеральная миграционная служба (ФМС) представила новый вариант концепции государственной миграционной политики, подготовленной при участи одной из групп, готовящих стратегию развития «2020». Как рассказал мне один из ключевых экспертов группы, для чиновников многое из того, что предлагалось экспертами, было новостью, но они оказались вполне себе восприимчивыми к выводам исследователей.
На выходе – достаточно радикальные выводы, с которыми познакомил общественность глава ведомства Константин Ромодановский: например, отмена квот на иностранную рабочую силу и разрешений на временную миграцию, что является признанием реалий и одним из способов вывести нелегальную миграцию из тени.
Дальше, естественно, начинается проблема политической воли – на столь радикальные шаги должно решиться руководство страны. И проблема администрирования принятых решений – в ситуации, когда отношение к мигрантам как к рабам или просто чужакам исповедуют и работодатели, и полиция, и значительная часть «коренного» населения. Для него мигранты, по выражению Егора Гайдара, это люди, которые «необходимы на непрестижных рабочих местах, но не нужны как соседи».
Проблема на самом деле шире, чем заполнение пустот российского рынка труда и обезлюдевших территорий (в нашумевшем докладе немецких специалистов «Исчезающая мировая держава» нет ничего, что не вытекало бы из долгосрочных демографических трендов и уж тем более из результатов последней переписи населения). Страна, народ, экономика состоят все-таки из живых людей. И если называть вещи своими именами, сегодня речь идет о фактическом «пересоздании» российской нации как, если угодно, «новой исторической общности».
Американская пассионарная нация рождалась благодаря иммиграции. Похоже, в ближайшие десятилетия нечто подобное, только в новых условиях, придется пережить России.
Опыт беспрецедентный, чреватый риском роста ксенофобии и слабо предсказуемых зигзагов в политическом самоопределении самых разных социальных групп, партий, движений, властных кланов. Но – неизбежный. «Россия для русских» – не только шовинистический лозунг, но и самое утопическое среди самых утопических благих пожеланий последнего времени.
При правильном понимании смысла происходящего регулирование миграции – не проклятие, а шанс России. На то, чтобы стать Америкой XXI века.

Андрей КОЛЕСНИКОВ. «Gazeta.ru», 19 апреля 2011 года