… о зарубежных соотечественниках в странах бывшего СССР

Значительный массив русскоязычного населения в постсоветских государствах - это не маргиналы, больные и убогие, а вполне дееспособные, активные и относительно обеспеченные люди, которые совершенно сознательно не хотят никуда уезжать. России только предстоит выработать по отношению к ним правильную политику
Пятнадцать лет назад иностранцами в одночасье стали свыше 30 миллионов наших соотечественников, оказавшихся по самым разным жизненным причинам, поводам и обстоятельствам на окраинах великой советской империи (а некоторые еще родились в империи российской). Сегодня их уже примерно на треть меньше - одни умерли, другие уехали в Россию, иные постсоветские страны либо в дальнее зарубежье. Многие не смогли обустроиться на новом месте и вернулись в страны прежнего проживания.
Кто эти люди? Как они пережили трудные для всех жителей СССР годы реформ и потрясений? Как они относятся к России и к нам, россиянам? Можно ли считать их полноценной диаспорой? Хотят ли они в большинстве своем остаться на месте или мечтают о переезде в Россию, а если так, то на каких условиях?
Вряд ли стоит указывать на особую щекотливость этнополитических вопросов, проблем воссоединения разделенного русского народа и смежных тем, давно пристрелянных истеричными журналистами и политиками национал-популистского толка. Мы попытались найти ответы на эти вопросы у профессионального ученого, этносоциолога Натальи Космарской, старшего научного сотрудника отдела стран СНГ Института востоковедения РАН.
С 1992 года Наталья Космарская занималась полевой социологией. За ее плечами несколько многомесячных экспедиций в самые разные уголки постсоветской Центральной Азии - в Киргизию, Узбекистан, Таджикистан; сотни бесед с респондентами, многие часы интервью - под диктофон и без, в столицах, кишлаках и русских селах Северной Киргизии, а также в местах размещения выходцев из СНГ в Центральной России. Накопленный бесценный материал Наталья Космарская обобщила в вышедшей в нынешнем году книге "Дети империи в постсоветской Центральной Азии", знакомство с которой и определило для меня окончательно выбор собеседника.
- Чем была обусловлена миграционная волна из ближнего зарубежья в Россию в начале 90-х годов?
- Тенденция нарастания оттока русскоязычного населения из республик, по крайней мере центральноазиатских, начала проявляться еще в конце 70-х - начале 80-х годов, до распада Союза, тогда как несколько предшествующих десятилетий национальные окраины СССР принимали значительно больше людей, чем отдавали.
Понятно, что распад единой страны усилил позднесоветскую тенденцию - приток людей в Россию вырос, а переезд из России в страны СНГ и Балтии резко пошел на убыль. В 1994 году сальдо миграционного обмена России с постсоветскими государствами превысило 900 тысяч человек.
Для разных государств пик выезда пришелся на разное время. Для Киргизии это был 1993 год, для Казахстана и Узбекистана - 1994-й. В Таджикистане шоковая массовая миграция русскоязычного населения началась сразу после развязывания гражданской войны в стране в самом начале 90-х годов.
Однако уже с середины 90-х миграционная активность на постсоветском пространстве стала постепенно и все более быстрыми темпами затухать.
- Какие факторы подталкивали к миграции? Насколько силен был фактор этнической дискриминации русских?
- Мое глубокое убеждение, которое я вынесла из многих своих полевых экспедиций в страны Центральной Азии в 90-е годы, состоит в том, что фактор этнических притеснений при принятии решений о переезде далеко не всегда являлся доминирующим. Преобладали экономические мотивы, впрочем, серьезно осложнявшие жизнь и титульному населению, которому переезжать было попросту некуда. Я всегда вспоминаю афористичное высказывание на эту тему нашего известного ученого Валерия Александровича Тишкова: "Люди не ложатся спать и не просыпаются с мыслью о том, что они русские, чеченцы или башкиры, если на них в связи с ответом на этот вопрос не падают бомбы". То есть вне ситуаций войны или жесткого этнического противостояния люди ложатся спать с мыслью о том, чем им накормить детей завтра, где взять деньги на образование, как найти работу, если ее у них нет, и так далее, а не с мыслями о своей этничности. По опыту моих социологических обследований в Киргизии, людей, явно озабоченных этническим вопросом, среди русскоязычных не более 10 процентов.
- В вашей книге мне показалось точным такое наблюдение: этнические трения часто являются производными от бытовых и экономических неурядиц, выступают в роли удобной оболочки последних. Какой-то скандал в очереди за продуктами, банальный конфликт на дискотеке моментально приобретают этническую окраску...
- Вот именно. А потом в российских газетах всплывает очередная слезливо-надрывная статья о массах страдающих в странах ближнего зарубежья русских соотечественников.
- На решение об отъезде из бывших республик, конечно, часто влияла и общая паническая атмосфера тех лет. Даже если до непосредственного физического притеснения русскоязычных дело, скажем, в Киргизии не доходило, то пример киргизско-узбекской резни в Оше в 1990 году, мягко говоря, не добавлял спокойствия. А газеты приносили все новые свидетельства о разгуле насилия на просторах бывшего Союза - Баку, Карабах, Приднестровье, Абхазия...
- Да, фактор коллективной паники был, хотя я бы его не преувеличивала. Просто все бросить и уехать в никуда с одним чемоданом только на ощущениях беспокойства невозможно. Так спасаются только от войны, как, например, тысячи русскоязычных беженцев из Таджикистана. Но когда речь заходит о десятках и сотнях тысяч переселенцев, например, из Киргизии и Казахстана, то их миграция не была спонтанной. Часто переезды готовились долго, люди годами жили на два дома, подыскивая работу, жилье, школы и вузы для детей. Когда большого запаса времени не было, люди, в основном мужчины, собирались бригадами и ехали "на разведку". Объезжали российские колхозы, райцентры, обычно примыкающие к странам выезда: для стран Центральной Азии это Астраханская и Оренбургская области, Алтай. Хотя даже внутри государств миграция имела свою специфику, диктуемую своеобразной этносоциальной и экономической обстановкой в различных частях стран выезда. Скажем, промышленный Северный Казахстан, где преобладало русскоязычное население, - это одно. Аграрный Южный Казахстан, Чимкентская область - совсем другое. "Цивилизованная" Северная Киргизия, Бишкек и так называемые русские прииссыккульские села - это одно. Южная Киргизия, граничащая с воюющим Таджикистаном, - совсем другое.
- А какие-то официальные пособия полагались переселенцам в России?
- Пособия были смехотворными. Скажем, единовременное пособие в размере одной минимальной зарплаты на члена семьи. Этих денег, конечно, не хватало на достойное обустройство в России, даже в сельской местности. Кроме того, ссуды на возведение жилья часто оказывались невостребованными, так как, устроившись на работу на селе дояркой или электриком (а часто это были городские интеллигенты с высшим образованием), переселенцы понимали, что не смогут рассчитаться по кредиту. Неадекватность пособий явилась одним из факторов того, что официальную регистрацию в органах Федеральной миграционной службы России получило, по различным оценкам, в среднем около трети всех приехавших.
- Тот же Казахстан с 1993 года ведет государственную программу "Оралман" по возврату соотечественников на историческую родину. Там предусмотрены вполне приличные разовые подъемные плюс постоянные пособия на детей. При этом возврата полученных денег от решивших вернуться в страну исхода не требуют. За это время по программе в республику въехало уже полмиллиона казахов.
- Прямые сравнения казахстанской программы с Россией некорректны. Казахстан, как и Израиль, Германия, Греция, Финляндия, исходит из принципа репатриации по крови, поддерживает этническую миграцию. Как вы представляете себе осуществление чего-то подобного в России? Как проверить, кто "истинно русский" в нашей многонациональной стране? Брать анализ на ДНК, как иногда предлагают "трудящиеся" в своих откликах на ту или иную инициативу властей по возвращению соотечественников? Или устраивать унизительные языковые тесты по примеру высокомерных прибалтов? Имперская программа развития России во все периоды истории преодолевала узкие рамки этнической идентичности. Посмотрите, скажем, на бывший генералитет Российской империи, сколько мы там встретим русских фамилий? Я думаю, отнюдь не большинство. В Российской империи лояльность трону, отечеству, профессионализм и знатное происхождение ценились гораздо выше, чем этничность и религиозная принадлежность.
Было бы не только странно, но и крайне безответственно, просто опасно пытаться использовать в реальной миграционной политике России принцип русского этноцентризма.
И потом, вспомните ельцинскую Россию середины 90-х. Практически недееспособное государство, полная анархия в экономике, хронические невыплаты зарплат. Властям не было никакого дела до своих собственных граждан. Какие уж тут переселенцы...
- Сталкиваясь с холодным приемом России, многие не выдерживали и уезжали обратно. Каковы были ключевые мотивы возвратной миграции?
- Помимо равнодушия и жалких подачек официальных органов не меньшим шоком оказывалось жесткое неприятие приехавших местным населением. Вы знаете, как называют жители Центральной России переселенцев из бывших союзных республик?
- Я слышал, что их зовут казахами, узбеками, киргизами, то есть по стране исхода, причем совершенно независимо от национальности. Ну и отсюда разные острые шуточки, скажем, "ну ты, казах, как же ты свинину ешь?" и т. д.
- Да, это правда. Но есть клише и похлеще. Их называют неруси.
- Почти как нелюди.
- Вот именно. Я первый раз услышала это словечко от женщин, разговаривающих в автобусе в городе Орле, в 1993 году. Потом мне многие переселенцы подтверждали, что местные кличут их именно так. Я серьезно задумалась об этом, и возникла гипотеза, почему именно в Центральной России такая острая неприязнь к переселенцам. Дело в том, на мой взгляд, что это очень специфический регион, который в течение многих десятилетий только отдавал и ресурсы, и население. В результате местные жители имеют просто нулевой опыт общения с инокультурными контрагентами даже той же или близкой национальности.
- Нельзя сбрасывать со счетов и противостояние по линии горожанин-сельчанин. У нас с мамой, к примеру, дом в деревне в Ярославской области. Мы никакие не переселенцы, но такому накалу ненависти к городским "дачникам", да вдобавок еще москвичам, трудно подобрать аналоги. Грабили нас несколько раз. Дом, правда, пока не сожгли - и на том спасибо...
- Да, большинство переселенцев были городскими жителями, а им пришлось устраиваться только на селе либо в небольших городках, райцентрах. Многих приехавших просто шокировали беспробудное пьянство и грубость местных, отсутствие у них вообще какой-либо позитивной жизненной программы. Ведь переезжали-то в основном крепкие семьи, привыкшие и готовые к труду, порядку, обустройству своего быта, своего пространства.
Сейчас, согласно объявленной летом президентом Путиным программе переселения соотечественников, их тоже планируется направлять в не самые развитые российские регионы, чтобы они там улучшали экономическую и демографическую ситуацию. Как бы не наступить снова на те же грабли. В противном случае будет неизбежен всплеск бытовых конфликтов и криминала.
- Итак, выходит, что "российские русские" и, шире, вообще россияне в сравнении со "среднеазиатскими (вариант - узбекскими, киргизскими, балтийскими и так далее) русскими" - теми, кто уехал, и теми, кто остался в постсоветских странах, - представляют собой, вообще говоря, существенно разные социокультурные общности?
- Да, по большому счету, это два различных социокультурных типа. С той важной оговоркой, что оба сравниваемых типа, конечно, крайне неоднородны внутри себя. Тем не менее, изучая долгое время представителей русскоязычного населения в постсоветских странах, я пришла к выводу об абсолютной неадекватности отождествления их с маргиналами, немощными и больными людьми, которым некуда и не на что уезжать. Безусловно, есть и такие. Но значительный массив русскоязычных даже в странах Центральной Азии, я уже не говорю о благополучной Прибалтике, - это вполне здоровые, активные и относительно обеспеченные люди, которые совершенно сознательно не хотят никуда уезжать.
- Расхожее мнение: из Прибалтики русские мало едут, потому что русские живут в Прибалтике намного лучше, чем в Центральной Азии...
- Это совершенно неправильный подход. Проблема в том, что люди в принципе в Прибалтике живут лучше. А в Центральной Азии большинство людей, независимо от национальности, живет хуже, чем прибалты. Ну Россию мне трудно сравнивать: она слишком велика. Моя мысль в том, что не надо смотреть на отдельные этнические группы, надо рассматривать общества в целом, социальное размежевание в которых проходит по большему набору признаков, чем только этничность.
- Лучше живут - в смысле, больше денег получают? Не кажутся ли вам слишком плоскими такие сравнения? "Азиаты" живут не хуже и не лучше - они по-другому живут. Скажем, я могу понять оставшихся "русских кыргызстанцев" - от такого плова, своего меда и шикарного яблоневого сада всегда будет очень больно уезжать. Не только в деньгах дело.
- Ну плов и в Москве или Орле можно такой же варить. Дело не только в этом.
- Не согласен, но о плове мы поспорим в другой раз...
- Если брать киргизов в Киргизии и русских/русскоязычных в Киргизии, то расхожие спекуляции о том, что последние живут хуже, ни на чем не основаны. Бедность в Центральной Азии связана преимущественно с жизнью на селе и с наличием больших семей - это факторы, которые к русским в основном не имеют отношения. Поэтому в анклавах чудовищной бедности (вспомнить хотя бы гигантский "нахалстрой" - миграционный пояс вокруг Бишкека), как правило, сконцентрированы представители титульных народов. Именно необразованная, безработная молодежь из сел, аулов и кишлаков представляет собой главный рассадник социальной напряженности в постсоветских странах Центральной Азии, в частности в Киргизии и Узбекистане. Причем агрессивность этой группы направлена не только на русскоязычных, но и на относительно благополучные и образованные городские титульные слои. Именно такова была социальная подложка революции тюльпанов в Киргизии в прошлом году.
- Насколько можно считать русскоязычных в ближнем зарубежье русской диаспорой, как ее часто называют наши ученые, политики и журналисты?
- Эти массивы людей абсолютно неверно называть диаспорами. Базовые признаки диаспоры, независимо от споров по поводу содержания этого термина, - обостренное переживание этничности, сплоченность на этой почве и ориентация на родину. Эти признаки как массовые в случае русскоязычных постсоветских стран отсутствуют. Русскоязычные - собирательный термин для разных нетитульных групп, посланных "империей" (вот почему я их называю "дети империи") и привязанных к русскому языку и культуре. В Центральной Азии их зовут "европейцами". Причем к ним относятся помимо русских и украинцев немцы, татары, армяне, евреи, корейцы и др. Многие из этих людей считают своей родиной страны проживания и демонстрируют очень слабую склонность к консолидации по этническому признаку.
- Мне показалось очень точным недавно встреченное журналистское сравнение "узбекистанских русских" с африканерами - южно африканцами, потомками европейских колонизаторов. По неторопливо-созерцательному житейскому ритму, инфантильно-фаталистскому нежеланию ничего менять оставшиеся на прежних местах русские действительно в каком-то смысле более узбеки, чем сами туземцы. Более того, с ними могут быть очень большие проблемы. Вспомнить ту же кровопролитную англо-бурскую войну начала прошлого века...
- В подобных различиях действительно заложен потенциал конфликтности, и в этом нет ничего удивительного. Исследователями этничности давно замечено, что люди совсем далекой культуры при миграционных перемещениях контактируют друг с другом лучше, чем некие близкие общности, чем части одной этнической группы, которые долгое время жили в отрыве от так называемого этнического материка. Этот феномен хорошо изучен на примере греков, французов, японцев. Восточные и западные немцы - вообще классический пример: несмотря на колоссальные ресурсные вливания, локальная идентичность "осси" уже в составе объединенной Германии с годами не исчезает.
Что касается русскоязычных, то еще в советские времена люди из республик, возвращаясь из поездок в Москву или Ленинград, рассказывали, как там все не так, как "у нас", какое все чудное, непривычное. И жизнь другая, и люди другие. Когда же пошел вал миграций 90-х годов, то через сети родственного обмена, через возвратных мигрантов у русскоязычных общин стало складываться все более твердое ощущение и осознание того, что они - другие, не похожие на "российских русских".
Конечно, мне хотелось бы избежать некоего привкуса фатальности в этом противостоянии. Трения одних и других "русских" не неизбежны и серьезно завязаны на экономический и целый ряд других факторов.
- Ваше понимание ситуации вокруг русскоязычных общин в ближнем зарубежье сильно расходится с растиражированными журналистами и некоторыми политиками мифами. Выходит, никого не надо срочно спасать? Срочно эвакуировать из бывших республик? Но какой должна быть политика России по отношению к ним? Скажем, Турция все 90-е годы проводила политику очень мощной экономической и гуманитарной экспансии в постсоветской Центральной Азии: строились школы, колледжи, открывались вузы, посылались учителя, книги, учебники. Что же Россия?
- Ну спасать надо было только людей, попавших в эпицентр острого конфликта, как правило, военного (ситуация начала 1990-х годов в Абхазии, Чечне, Таджикистане и некоторых других регионах). Это, к счастью, уже история, поэтому я и предложила в своей работе различать миграции вынужденно-добровольные и вынужденно-конфликтные.
Что касается Турции, то сейчас у "наших" центральноазиатских государств произошел определенный откат в увлечении ею. По крайней мере, массовые выезды киргизской молодежи в турецкие вузы на турецкие деньги закончились разочарованием. Оказалось, что уровень высшего образования в Турции не соответствует тому, что можно получить в лучших университетах самой Киргизии или, скажем, России. Правда, Киргизия в смысле высшего образования сейчас выгодно выделяется на фоне своих соседей. Сегодня в этой стране университетское образование предоставляет огромные возможности. Действует целый ряд международных университетов, в том числе Киргизско-Российский (Славянский) университет.
Мне кажется, что, несмотря на определенное сжатие ареала русского языка и русской культуры в ближнем зарубежье, они остаются крайне востребованными в постсоветских странах. Потому гуманитарная, культурная, образовательная политика России в этих государствах обязательно должна быть активизирована. Хотя бы из чисто прагматических соображений. Ведь мы вступили в эру огромных трудовых миграций титульных национальных групп в Россию из сопредельных стран. Если мы хотим, чтобы эти люди знали русский язык и были лояльны русской культуре, их надо заранее готовить.
- Я не верю в мощную гуманитарную экспансию, не подкрепленную внятной идеологией. Раньше у нас была имперская идеология. С турками тоже все ясно. Пантюркизм - очень внятная и понятная идея. Только России, я совершенно с вами согласен, этноцентричная идея в качестве цели гуманитарной, да и любой другой экспансии совершенно не подходит. Какая Большая Идея могла бы стать мотором культурной реинтеграции Россией постсоветского пространства?
- На ваш вопрос у меня нет ответа, поскольку, вообще говоря, даже если абстрагироваться от постсоветских стран, то идеи возрождения России, новой национальной идеи у нас ведь тоже пока нет. Но и ждать, когда она будет выработана, неразумно. Поэтому я бы воспользовалась тактикой "малых дел". Начинать действовать надо уже сейчас, запуская самые разнообразные долгосрочные культурно-образовательные проекты в постсоветских государствах. Книг и учебников посылать туда больше. Поддерживать русские школы и вузы. Учитывая острую нехватку преподавателей русского языка, можно направлять туда на двухгодичную практику выпускников российских педагогических вузов в обмен на освобождение от службы в армии. Много можно чего придумать. Начать хотя бы с того, чтобы исправить нынешнее вопиющее положение, когда практически ни один из российских послов в странах Центральной Азии не знает титульного языка. А вот, к примеру, бывший многолетний посол Польши в Казахстане известный ученый-тюрколог.

Александр ИВАНТЕР. «Эксперт», 25 декабря 2006 года