… о городских сообществах

Некоторое время назад на сайте «Постанаука» появился ролик, где мой уважаемый коллега Павел Степанцов, реагируя на популяризацию, а значит замыливание термина «сообщество», пытается внести теоретическую ясность и рассказать, что такое сообщество на самом деле. На мой взгляд, после этого выступления ясности не наступило, а наступило еще больше неясности, отчего я почувствовал необходимость внести уже свою долю неясности в этот вопрос.
Сначала Павел рассказывает про социологическую vs. антропологическую интерпретации идеи сообщества, оппозиционность которых по отношению друг к другу объясняется тем, что социологи изучают «себя», а антропологи «чужих». Когда социолог Уорнер в своем проекте «Янки сити», говорит Павел, начинает исследовать американский город как остров населенный туземцами или, другими словами, свое сообщество как чужое, два понимания смешались, и наступил теоретический хаос. Затем Павел говорит о том, как можно вычитать идею сообщества из текстов классиков социологии Вебера, Дюркгейма и Тённиса – и приходит к выводу, что роднит эти понимания особый тип отношений между людьми. В конце он рассказывает о том, что, согласно его исследованиям, этот тип отношений связан с синхронизацией времени, в котором живут люди.
Это возможный заход – и по смыслу и по структуре. Принцип, согласно которому прояснить концепт можно через обращение к его истории – это то, чему мы оба учились в Шанинке. Но в поколении учителей есть и другая важная идея -метафора. Всякая теория или методика может быть «игрушкой», «сувениром» или «рабочим инструментом». «Сувениры» красивы, но нефункциональны, их место – на полке. «Игрушки» обладают ограниченной и искусственной функциональностью: лопатка хороша для песочницы, но котлован ей не выроешь. «Рабочие инструменты» -- это функциональные теории и методики, которые могут быть довольно примитивны, но именно они раз за разом объясняют социальные явления. Подход к сообществу как к синхронным отношениям – это интересно и симпатично, но о сообществе как таковом (и его отличиях от других социальных агрегатов) говорит мало.
Я уже некоторое время пытаюсь понять, что такое сообщество и как использовать эту идею для эмпирических исследований. Мое понимание сообщества, если все же обращаться к классикам, восходит к Зиммелю и его формальной социологии, основная идея которой состоит в том, что собственно содержание коммуникации между людьми не так важно, как важна форма социального агрегата, в котором происходит коммуникация.
К Зиммелю мое понимание восходит, а двумя ногами оно стоит в эмпирическом сетевом анализе, и определение, таким образом, будет сетевым. Сообщество – это фрагмент социальной сети с высокой плотностью связей между индивидами.  То есть, интенсивность общения между членами сообщества будет выше, чем между членами и не-членами этого сообщества. Вот, например, на рисунке, на котором точки – это люди, а линии – связи между ними, можно увидеть как минимум четыре сообщества. Принципиальное отличие этого подхода к сообществу от подхода, который формулирует Павел, состоит в том, что он пытается искать тип отношений, который будет создавать сообщество, для меня же важна структура отношения – вне зависимости от того, какого эти отношения типа и какие сообщения передаются с их помощью.

Рисунок: Четыре сообщества в социальной сети

Почему поиск сообщества именно в сетевой структуре кажется мне осмысленным? Здесь мне понадобится ряд идей родом из феноменологической социологии.
Человек живет в жизненном мире, облаке смыслов, который формируется на основании его социальных связей. Жизненные миры людей, которые живут в соседних квартирах, но общаются с разными людьми, могут отличаться коренным образом. Сообщество как более или менее замкнутый на себе фрагмент сети – это пространство, где смыслы производятся, воспроизводятся и циркулируют особенно интенсивно. Как я уже говорил, не важно, какие эти смыслы именно – они могут быть любыми. И за счет того, что сообщество – это интенсивные связи внутри и редкие связи наружу – эти смыслы становятся важным элементом жизненных миров его членов.
Маленький пример. Суицидальный терроризм лишь редко и с натяжкой может быть объяснен с позиций хоть какой-то рациональности, однако известно также, что живые бомбы – почти всегда клинически нормальные люди – с сумасшедшими организаторы терактов предпочитают не связываться, потому что это очень ненадежно. Однако как нормальный человек может прийти к тому, чтобы взорвать себя? Ответ кроется именно в конструкции сообщества, которое выстраивают вокруг него социологи и психологи из террористических организаций или выстраивает вокруг себя сам человек. Эта конструкция подразумевает интенсификацию общения со «своими» и отсечение осмысленных контактов с внешними, которые могут поселить «чужой» смысл в голову будущей живой бомбы. Известно, например, что за несколько дней до терактов в Лондоне 7 июля 2005 года четыре террориста сплавлялись вместе по реке на плоту, с ними не было никого внешнего, и выглядели они счастливыми…
Такое понимание сообщества делает возможным городские «сталкер-проекты», в рамках которых осуществляется поиск, идентификация и изучение реальных сообществ, существующих в Москве. Когда теоретические построения сталкиваются с эмпирической реальностью, первым обычно приходится несладко – сувениры разбиваются, игрушки ломаются и только рабочие инструменты продолжают функционировать.
Я полагаю, что подход Павла – это нечто среднее между сувениром и игрушкой. Свой подход я считаю рабочим инструментом, который я оттачиваю в рамках большого коллективного проекта «Мигрантские сообщества Москвы: взгляд через «этнические» кафе». Мы большой командой преимущественно слушателей соцфака Шанинки этого года картографируем, каталогизируем и описываем кафе, в которых мигранты составляют большинство в качестве посетителей, и ищем там сообщества. Мы пытаемся ответить на вопрос, существуют ли замкнутые мигрантские сообщества в Москве, из кого они состоят, как функционируют и какие смыслы в них циркулируют.
Кафе мы используем как своего рода форточку, через которую можно понаблюдать за сообществом или с определенными трудностями проникнуть внутрь. Сообщество в кафе мы фиксируем в тот момент, когда понимаем, что значительная часть посетителей кафе знакома между собой. Пронаблюдать это можно следующим образом: посетители заходят и здороваются с другими посетителями, здороваются за руку с барменом или администратором, общаются «через стол», а также, и это мой любимый индикатор, не едят или не только едят.
На данный момент мы находимся где-то в середине проекта, но уже сейчас нам удалось найди довольно много разных сообществ и начать их описывать. Из примеров – сообщество владельцев точек на рынке рядом с метро «Юго-Западная», которые собираются в кафе «Руслан», сообщество таджиков-самаркандцев в кафе «Я Самарканд», которое было открыто специально для них узбечкой из Ташкента, а также исламское сообщество на Большой Татарской улице, «материальными носителями» которого являются мечеть и несколько халяльных кафешек вокруг.
Отдельной находкой является в значительной степени параллельный киргизский город, укомплектованный городской моноэтничной инфраструктурой – больницы, банки, спортзалы, а главное – дискотеки, на которых молодые киргизы знакомятся между собой.
Мой тезис, проверенный в ходе часто сопровождающихся большой полемикой рабочих встреч проекта, а также в ходе внешних презентаций, состоит в том, что именно это понимание сообщества позволяет не заблудиться во время качественного полевого исследования сложной и разнообразной московской жизни, осуществляемого большой командой. Пока, судя по фидбеку на семинарах и конференциях, не заблудились.

Евгений ВАРШАВЕР. «Полит.ру», 20 июня 2013 года