|
Понравилась статья? Поделитесь с друзьями:
|
|
|
|
|
|
Жизнь взахлеб[1]
Алла Ярошинская
В Москве похоронили известную правозащитницу — всероссийскую «маму
мигрантов», талантливую журналистку и писательницу Лидию Графову.
О Графовой говорить и просто, и сложно. Просто, — потому
что она была абсолютно открытым миру искренним человеком, сложно
— потому что одна жизнь Лидии Ивановны вмещала в себя несколько
разных жизней. Для иных и одна такая была бы неподъемной. Но она
каждую несла, как флаг, увлекая за собой остальных.
Одна
из ее бьющих через край жизней прошла в журналистике. Из них 19
лет — в «Комсомольской правде». Вот как она писала о том периоде
в автобиографии: «Это была жизнь взахлеб. Я летала в пустыню Кара-Кумы,
привезла репортаж. Дважды побывала на БАМе и до сих пор помню восторг
озноба, когда поезд из трех вагончиков (под звук фанфар) по только
что проложенным рельсам отходил от станции Тында. Довелось постоять
на берегу Пролива Счастья. Почему-то прямо оттуда полетела в Красный
Кут Красноярского края, где жили загадочные люди вымирающего племени
нивхов. Проплыла на пожарном катере от Листвянки до верховьев Байкала,
спускалась в скафандре первой из журналистов на дно этого славного
моря. (…) Посчастливилось добраться до макушки Земли, …на Северный
полюс». Тогда впервые Графова прошла пешком ГУЛАГовским маршрутом:
«… Были командировки в Норильск, на Соловки, в Мурманск, Владивосток,
Магадан. Довелось объехать на „перекладных“ все так называемое „золотое
кольцо Колымы“, где дороги вымощены человеческими костями».
В конце 1970-х в «КП» прислали новое руководство со
своими представлениями о журналистике, и Графова ушла в «Литературку»
— вместе с лучшими перьями страны. Восемь ее статей вышло в «ЛГ»,
разоблачавших практику анонимных доносов, и ЦК КПСС сдался — принял
постановление о запрете реагировать на анонимки. А потом, после
череды похорон цэковских старцев, к власти пришел Михаил Горбачев,
и с ним в стране началась волна Перестройки. И это уже точно была
волна Графовой. Они поймали друг друга. Ее статьи того периода в
«ЛГ» — манифест о «маленьком человеке», поднимающемся с колен. Графова
всегда была на его стороне в борьбе с Системой.
Именно в это время перемен моя жизнь в провинции, в
Житомире, сделала мне божественный подарок — встречу, знакомство
и дружбу с Лидией Ивановной. Моей Лидией Ивановной — на такие долгие,
но и короткие последующие 30 лет.
Случилось это во время первых более-менее свободных
горбачевских выборов в СССР в 1989 г. Я тогда работала в газете
«Радянська Житомирщина» и давно вела, не будучи членом КПСС, позиционные
бои с местной партноменклатурой. К тому времени мне уже удалось
опубликовать в «Известиях» свою «Исповедь провинциального журналиста»
— о зажиме критики в местных изданиях и необходимости в СССР закона
о свободе печати. Люди тогда горячо поддержали меня, выдвинув своим
кандидатом в нардепы СССР. Но вожди — от обкома КПУ до украинского
ЦК во главе с Щербицким и зав. отделом пропаганды Кравчуком — на
дыбки вставали, чтобы моя кандидатура не прошла даже регистрацию,
не говоря уже о допуске в бюллетень.
Мы с соратниками понимали, что ситуацию может спасти
только гласность — всесоюзная, так как вся украинская пресса только
и делала, что «поливала» нас, «экстремистов». Но как и до кого в
Москве достучаться? Ясно, что нам нужен был журналист с именем.
Однажды, обсуждая это и перебрав известные звонкие фамилии, вдруг
все дружно сошлись на персоне Лидии Графовой. Во-первых, рассуждали
мы, это же какая газета! Во-вторых, это же какое имя! Позвоним!
Кто-то побежал куда-то искать «ЛГ» с номером телефона, но вернулся
ни с чем.
Тогда вдруг копавшаяся в недрах своей сумки активистка
из Новой Боровой геолог Мария Георгина сказала: «А вот у меня в
записной книжке телефон Лидии Ивановны Графовой…» Мы, конечно, остолбенели:
откуда?! «А я, — объяснила Мария Викторовна, давно с ней переписываюсь…»
— «Как переписываетесь?! Графова еще и лично вступает в переписку
с читателями?! Значит, это та, кого мы ищем!» И Георгина, тыча пальцем
в записную книжку, набирает московский номер. Мы все притихли, шикая
друг на друга. И — о чудо! — Лидия Ивановна в Москве нас слушает…
Я рассказала ей, что у нас происходит (она, как оказалось, помнила
мою «Исповедь» в «Известиях») и попросила о помощи. Договорились,
что напишем обо всем подробное письмо. Наш гонец немедленно выехал
к ней в Москву (ночь на поезде).
Заметка Графовой «Украли собрание» о том, как житомирский
партаппарат обманул избирателей даже после того, как они пробились
в Москву в ЦИК и получили там поддержку, была написана и поставлена
в номер буквально «с колес» поезда «Житомир-Москва». Для украинских
партфункционеров это стало ледяным душем. Гласность высвечивала
на всю страну вероломство и глупость номенклатуры в борьбе с собственным
народом. А для лжецов из местной печати это было два в одном — урок
мастер-класса и честности в профессии от Лидии Ивановны.
Но Графова не была бы сама собой, если бы на этом остановилась.
И вот в Житомир 1 февраля 1989 г. уже прибыли журналисты из Москвы
— Лидия Графова и юрист газеты, а также съемочная группа «Прожектора
перестройки» ЦТ. Это был глоток свежего воздуха в нашей душегубке.
Убийственная по своему фактажу, моральной силе и тональности
статья Графовой «У каменной стены» (на целую полосу) появилась аккурат
в день проведения у нас окружного избирательного собрания. В Житомире
в киосках ее почти не было — по указке обкома она туда не поступила.
Дошла до некоторых подписчиков. Энтузиасты нашли способ копировать
ее и раздать людям. Кто-то из народных умельцев увеличил ее раз
в пять, сфотографировал — получилась картина, — и я после выборов
передала ее ЛГ в «ЛГ». (Потом много лет эта «картина» висела в маленьком
редакционном кабинете Лидии Ивановны.) А местная партократия написала
на Графову кляузы в ЦК и редактору «ЛГ», мол, разговор в обкоме
«превратился в настоящее судилище над партийными работниками, членами
окружной комиссии». Хотя «судили» их рабочие коллективы, а не Графова.
Позже Лидия Ивановна принимала у себя в газете поддержавшего
меня «беглого» подполковника Владимира Чащевого, который открыто
выступил на митинге в Бердичеве против безальтернативных выборов
депутатом первого секретаря обкома. И Чащевого по указке из Минобороны
СССР решили упрятать во львовском госпитале в психушку. Подполковник,
доставлявшийся во Львов в сопровождении, понимая ситуацию, на одном
из полустанков пересел на московской поезд. И Графова пошла с мятежным
подполковником на прием в Главпур Минобороны — спасать его от дурдома.
Об этом она написала блестящую статью «Эффект бумеранга» — в канун
первого Съезда нардепов СССР.
Сказать о том, что вся страна в то время почти месяц
сидела у телевизоров — впервые за 70 лет советской власти шла прямая
трансляция Съезда, — значит не сказать почти ничего. И я тогда,
по просьбе Лидии Ивановны, чаще всего после горячего дня дебатов
в Кремлевском дворце бежала не в гостиницу на Красной площади, а
в Лаврушинский переулок, к Графовым. И там она, а зачастую и ее
московские друзья (штучная элита), допоздна расспрашивали меня о
форуме и его кулуарах, обсуждая взахлеб невиданное для СССР событие.
Почти всегда случалось так, что метро уже к концу наших заполночных
разговоров было закрыто, и я оставалась ночевать у Графовых.
После распада СССР у Лидии Ивановны (и у всех, конечно)
началась новая жизнь. У нее она неожиданно, но как-то естественно,
стала больше правозащитной, чем журналистской. Тысячи беженцев с
окраин полыхнувшей империи получили в лице изящной, обаятельной,
но с твердым характером женщины опору и защиту. Эта работа заняла
в расписании ее жизни последние 30 (тридцать!) лет. Она меняла несправедливые
мигрантские законы, добиваясь правды для каждого конкретного человека.
(Зачастую бездомные беженцы жили у нее месяцами, и она их поила
и кормила, хотя сама не была богата.) Она долбила бюрократическую
стену и пробивала ее. Также и с помощью своего пера: опубликовала
в защиту подопечных сотни статей. Тысячам конкретных людей и семей
помогла Графова, когда они оказались никому не нужны в своем Отечестве.
За эту подвижническую ее работу, сравнимую с библейскими
делами раздающих бесплатно хлеба нищим и сирым, народ давно уже
поставил нерукотоворный памятник Лидии Графовой, любовно присвоив
ей звание всероссийской «мамы мигрантов». Да, у нее есть десятки
наград, включая номинацию на Нобелевскую премию, а также — «Золотое
перо России». Однако, как точно заметил кто-то из ее подопечных,
главная для людей награда у Графовой — это ее золотое сердце. Теперь
оно осталось в каждом из тех, кто ее знал, — такую единственную
и неповторимую, как вся ее жизнь.
Алла Ярошинская
[1] https://www.rosbalt.ru/russia/2020/11/27/1875218.html
|