|
Понравилась статья? Поделитесь с друзьями:
|
|
|
|
|
|
Социальная политика в области родительства: сравнительный
анализ (Россия-Франция)
Наталия Григорьева[1],
Вероника Дюпра-Куштанина[2],
Мария Шарова[3]
(Опубликовано в "Журнале исследований социальной политики",
2014, Том 12,
№1, с. 21-38)
Начиная с 1960-х гг. в развитых странах наблюдается
снижение рождаемости[4]. В
России эту тенденцию можно первоначально датировать 1920-ми гг.
Далее последовали всплески и падения, обусловленные различными факторами,
и к 1960-м гг. Россия сравнялась с общей тенденцией индустриальных
стран по низким показателям рождаемости[5].
В контексте изменений семьи встает вопрос об адекватности мер семейной
и демографической политики[6],
анализу которой были посвящены исследования типов демографической
политики[7] и ее эффективности[8].
Как правило, там ставился вопрос об эффективности социальной политики
в плане повышения рождаемости в целом. Мы же постараемся систематизировать
анализ мер в области рождаемости и их эффективности с точки зрения
стимулирования рождения первого ребенка и в сравнительном аспекте[9].
В качестве объекта мы выбрали Россию, где рождаемость не обеспечивает
простого воспроизводства населения с 1964 г. (Вишневский 2006),
и Францию, где, несмотря на снижение числа рождений (относительно
начала ХХ в.), коэффициент суммарной рождаемости стабилизировался
на уровне 2-х детей в середине 1970-х гг.[10].
Опыт скандинавских стран 1980-х гг. доказывает, что
процесс снижения рождаемости можно не только остановить, но и обратить
в рост (Castles 2003). Демографы и социологи считают, что невозможно
простимулировать желание иметь детей, но большинство из них сходится
во мнении, что можно повлиять на их количество или же устранить
некоторые социальные и экономические препятствия на пути родительства.
Под последними подразумеваются негативные последствия, связанные
с рождением детей, такие как снижение уровня жизни и изменение образа
жизни семьи в целом. Речь идет, прежде всего, о «стоимости ребенка»,
понимаемой как «дополнительные траты, на которые должна пойти семья,
чтобы достичь того же уровня жизни, что и пара без детей»[11].
В фокусе исследований оказывается и политика в области возможностей
совмещения семьи и работы[12].
Статья посвящена двум типам стимулирования рождаемости: мерам, направленным
на снижение «стоимости ребенка», и мерам по нейтрализации дискриминирующих
эффектов родительства (в первую очередь - материнства).
Финансовое стимулирование рождаемости
В рассматриваемых нами странах присутствует ряд мер,
разработанных и принятых для поддержания уровня жизни семей с детьми.
Они направлены на компенсацию затрат на уход и воспитание ребенка,
которые могут быть как прямыми (увеличение расходов), так и косвенными
(снижение доходов в связи с прерыванием трудовой активности матери)[13].
Во Франции оплачиваемый декретный отпуск длительностью
от 16 до 24 недель в зависимости от числа детей предоставляется
всем без исключения матерям. Пособие на ребенка было введено в 1985
г. для родителей троих и более детей, желающих прервать свою трудовую
деятельность, чтобы полностью посвятить себя их воспитанию, при
условии, что возраст младшего ребенка не более трех лет. В 1994
г. право на это пособие с возможностью сохранить частичную занятость
получили и родителей двоих детей. В 2013 г. его сумма при полном
отсутствии занятости составила 388,18 евро в месяц. С 2004 г. дополнительное
пособие по свободному выбору деятельности пришло на замену родительскому
пособию, и право на него получили и семьи с единственным ребенком[14].
Существуют также единовременное пособие при рождении ребенка (923,08
евро в 2013 г.) и базовое пособие по уходу за маленьким ребенком
(182,89 евро в 2012 г.). Эти пособия можно было получить при условии,
что доход пары или одинокого родителя за 2011 г. не превышал 46
014 евро[15]. В зависимости
от уровня доходов начисляются и дополнительное пособие по свободному
выбору детских учреждений, и дополнительное семейное пособие (для
семей с тремя детьми, из которых младшему не более трех лет). С
2011 г. существует оплачиваемый отцовский отпуск - 11 рабочих дней.
Длительность декретного отпуска в России практически
не менялась в период с 1955 г. до середины 1980-х гг. (56 дней до
и после родов)[16]. В начале
1980-х гг. в семейной политике наметился перелом. Отпуск по беременности
и родам с сохранением полной оплаты труда[17]
был увеличен до 112 дней (затем до 126 дней в 1990 г.)[18].
Частично оплачиваемый[19]
отпуск по уходу за ребенком для женщин, имевших опыт работы, был
установлен длительностью в 12 месяцев (с 1989 г.- 18 месяцев), а
неоплачиваемый отпуск по уходу за ребенком, но без прерывания трудового
стажа достиг трех лет[20].
Были увеличены пособия для одиноких матерей и единовременное пособие
при рождении ребенка[21].
Сегодня ряд пособий выплачивается российским семьям
без учета уровня доходов и числа детей: единовременное пособие при
рождении ребенка (13087 рублей в 2013 г.), единовременное пособие
женщинам, вставшим на учет в медицинских учреждениях на ранних сроках
беременности (до 12 недель) (491 рубль в 2013 г.). Пособие на детей
выплачивается родителям детей от 0 до 16 лет региональными властями,
разница объемов выплат отражает социально-экономическое неравенство
регионов[22]. Увеличенные
пособия предусмотрены для детей одиноких матерей[23],
детей военнослужащих по призыву и детей, родители которых уклоняются
от уплаты алиментов. В Москве в 2011 г. базовое пособие составляло
750 рублей; пособие для детей одиноких матерей - 1500 рублей; и
пособие для детей военнослужащих по призыву и детей, родители которых
уклоняются от уплаты алиментов - 1125 рублей[24].
Среди мер по компенсации расходов семей на воспитание
детей следует выделить и различные системы налогообложения. Так
во Франции семьям с детьми предоставляются налоговые льготы. Подоходный
налог взимается не автоматически с каждого начисляемого дохода,
а перечисляется единожды в год, исходя из суммарного дохода домохозяйства.
Суммарный доход всех членов семьи за год делится на количество потребляющих
долей. Каждый взрослый (старше 18 лет) учитывается как доля, первый
и второй ребенок в семье - каждый по 0,5 доли, а третий и последующий
- каждый как еще доля[25].
В СССР одной из финансовых мер, направленных на стимулирование
рождаемости, был «налог на бездетность», введенный в 1941 г. В 1944
г. круг налогоплательщиков был расширен за счет граждан, имеющих
менее троих детей. Для рабочих и служащих, не имеющих детей, налог
составлял 6% от заработной платы, для имеющих одного ребенка - 1%,
и для родителей двоих детей - 0,5%. Освобождались от налога лица,
не способные завести ребенка по состоянию здоровья, и те, у которых
дети умерли или пропали без вести. С конца 1980-х гг. льготы по
налогу получили молодожены в течение первого года брака. «Налог
на бездетность» был отменен с 1 января 1992 г.[26].
Известных нам исследований эффективности данного налога в борьбе
с бездетностью нет. Некоторые и по сей день видят в нем решение
демографических проблем России[27],
по крайней мере, рассматривают эти поступления как дополнительный
источник финансирования семейной политики.
В России новая волна пронаталистской политики наметилась
со второй половины 2000-х гг. C 2007 г. был введен комплекс мер,
предусматривающих усиление социальной поддержки семей с детьми:
были увеличены размеры пособия по уходу за ребенком в возрасте до
1,5 лет, и предоставлено право на его получение в минимальном размере
неработающим матерям. Право на материнский (семейный) капитал в
размере 250 тыс. рублей[28]
было предоставлено семье при появлении второго и последующего ребенка.
Была введена частичная компенсация платы за содержание ребенка в
государственном и муниципальном дошкольном образовательном учреждении
(дифференцированная в зависимости от числа детей).
Однако исследованиями установлено, что реальная «стоимость
ребенка» зависит от ряда факторов и в первую очередь - от уровня
благосостояния семьи[29].
Но даже в наименее обеспеченных семьях пособия едва ли могут покрыть
реальные расходы на ребенка. Так в России ежемесячная государственная
помощь возмещает 5-7% необходимых затрат на детей в семьях с доходом
ниже черты бедности[30].
Во Франции, как и в России[31],
наличие детей в семье негативно сказывается на реально располагаемых
доходах. Доход в расчете на члена семьи является максимальным для
пар без детей и уменьшается с ростом числа детей: с 25580 евро в
год на супругов без детей до 19620 евро на членов семей, состоящих
из супружеской пары и трех и более детей. Наименьшими ресурсами
располагают неполные семьи, несмотря на адресованные им пособия
и льготы[32]. В целом во
Франции рождение ребенка оказывает неоднозначное влияние на уровень
жизни семьи. С одной стороны, появляется еще одна «потребляющая
единица», но с другой, - появляется и дополнительный доход в виде
пособий, а также налоговые льготы. В течение первого года после
рождения ребенка динамика ресурсов варьируется от -18% до +18% в
зависимости от конфигурации семьи (супружеская пара или одинокий
родитель), уровня доходов и очередности рождения[33].
В среднем рождение первого ребенка увеличивает финансовые ресурсы
одинокого родителя на 17% и уменьшает уровень материального благосостояния
пар на 8%, в особенности - состоятельных родителей. Так для пар,
располагающих душевым доходом в одну минимальную заработную плату[34]
(и ниже), падение составляло 8%; для тех, чьи доходы на члена семьи
составляли 1,5 минимальной заработный платы (11%), и, наконец, для
более состоятельных пар падение составило 17-18%. Среди одиноких
родителей, располагающих доходами менее 2 размеров минимальной заработной
платы, наблюдался рост материального благосостояния в связи с рождением
ребенка (от +1 до +18 %), а среди остальных - его снижение (от -7
до -10%)[35]. Это позволяет
сделать вывод о том, что французская семейная политика направлена
на поддержку семейных пар с двумя и более детьми и одиноких родителей
с одним ребенком, в обоих случаях располагающих невысокими доходами.
В этой связи представляется особенно актуальной полемика вокруг
проекта реформы, направленной на экономию бюджетных средств посредством
урезания семейных пособий. Противники этого проекта настаивают на
возможном снижении рождаемости.
Впрочем, эффективность материального стимулирования
рождаемости ставится исследователями под сомнение. Что касается
советской политики стимулирования рождаемости 1980-х гг., то большинство
демографов соглашается, что повышение рождаемости в тот период было
вызвано смещением календаря рождений на более ранние возраста, уменьшением
интервалов между рождениями и более ранним исчерпанием репродуктивного
потенциала целого поколения женщин[36].
Анализ итоговой рождаемости реальных поколений показывает, что увеличение
числа детей, рожденных женщинами 1948-1960 гг. рождения, составило
не более 4%, доля же бездетных женщин едва ли сократилась[37].
Точно так же А. Вишневский объясняет рост рождаемости, наблюдаемый
в России с 2009 г. и часто преподносимый политиками как доказательство
эффективности предпринятых мер, общей тенденцией к сдвигу «расписания»
рождений, на этот раз - в сторону старших возрастов. Исследование
репродуктивных намерений студенческой молодежи также показывает,
что сугубо материальные - временные или единоразовые меры, активно
используемые российским правительством начиная с 2007 г.,- оказывают
на них крайне ограниченное влияние[38].
Сравнение репродуктивного планирования женщин в обследованиях первой
(2004 г.) и второй волн (2007 г.) исследования «Родители и дети,
мужчины и женщины в семье и обществе» (далее - РиДМиЖ) также свидетельствует
о том, что значимого прироста желающих родить ребенка в связи с
мерами, введенными с 1 января 2007 г., не наблюдается. О возможности
увеличить итоговое число своих детей говорят лишь 8% мужчин и женщин
фертильного возраста, и менее 1% из них выражает твердую уверенность.
Среди бездетных пар три четверти заявляют, что не изменят свое поведение
под действием этой политики. Авторы статьи делают вывод о том, что
меры материальной поддержки могут укрепить стремление стать родителем,
но едва ли могут подвигнуть к этому тех, кто изначально не хотел
ребенка[39]. Можно добавить,
что и влияние на решение о том, чтобы стать родителем, представляется
относительным.
Большинство отечественных и зарубежных исследователей,
соглашаются, что политика, стимулирующая рождаемость, должна быть
комплексной и нацеленной в первую очередь на поддержку семьи[40].
Образ жизни матерей как фактор рождаемости
Негативные изменения образа жизни в связи с рождением
ребенка связаны главным образом с возможностью совмещения семьи
и карьеры. Это вопрос занятости женщин, их профессионального роста
и образа жизни в целом, и зачастую - уровня материального благосостояния
семьи. В данном разделе пойдет речь о социальной политике, которую
часто называют «дружественной семье»[41].
Политика такого плана обычно опирается на развитие услуг по уходу
за детьми, включая повышение их доступности для детей младше 3-х
лет, оплачиваемых отпусков по уходу за ребенком, возможностей гибкой
и неполной занятости для родителей, более активного вовлечения отцов
в уход за детьми. Таким образом, акцент ставится на разрешение конфликта
семья-работа. Международные сравнения позволяют утверждать, что
страны, которым удалось добиться заметных успехов в продвижении
политики этого типа, как правило, характеризуются пониженным риском
бедности семей с детьми, повышенным уровнем занятости женщин и более
высокими показателями рождаемости[42].
Относительно трудовой активности женщин в России на
протяжении ХХ в. выделяются две сменяющие друг друга тенденции.
Начиная с 1920-1930-х гг., был принят ряд мер для стимулирования
женской занятости в рамках общей политики гендерного равенства[43].
В результате к концу советского периода учились или работали 99,97%
женщин трудоспособного возраста (18-55 лет). Несмотря на массовое
внедрение детских дошкольных учреждений начиная со второй половины
1920-х гг.[44], они никогда
не охватывали даже половины советских детей дошкольного возраста:
по расчетам на 1959-1960 гг., 16% детей[45]
и, по данным на 1979-1980 гг., 62%[46].
«Гендерный контракт» советского периода опирался в первую очередь
на «институт бабушек»[47].
С середины 1980-х гг. обозначается поворот в семейной
политике в сторону хотя бы временного прекращения трудовой деятельности
матерей. С кризисом начала 1990-х гг. резко сокращается количество
детских дошкольных учреждений, ранее находившихся на балансе крупных
предприятий, тогда как доступность дошкольных учреждений считается
одним из важнейших факторов женской занятости[48].
В этой связи наметился переход от модели материнской занятости к
модели «мужчины-добытчика», трудовая активность женщин трудоспособного
возраста снизилась до 87% к 1994 г.[49]
и до 76% к 2011 г.[50]. Значительная
часть детей дошкольного возраста находятся постоянно под присмотром
одного из членов семьи. По данным первой волны обследования РиДМиЖ
(2004 г.), среди семей, в которых есть ребенок в возрасте от 0 до
1 года, абсолютное большинство не прибегает к услугам яслей или
няни, а также 89 % семей с годовалыми детьми и 54 % семей, в которых
старшему/ единственному ребенку 2 года. Большинство российских семей
начинают делегировать уход за детьми только тогда, когда детям исполняется
3 года. При этом преобладают учреждения (более 90%) с наименее гибкой
формой присмотра за детьми[51].
Таким образом, несмотря на то, что в России формально многие из
инструментов «дружественной семье политики» существуют еще с советских
времен, реальное их функционирование не позволяет говорить об успехах
в преодолении конфликта между материнством и занятостью[52].
Более того, переход к модели семьи с одним кормильцем привел к расширению
поля бедности за счет семей с детьми[53].
Во Франции, наоборот, если не учитывать периоды войн,
массовый выход француженок на рынок труда наблюдается лишь с 1960-х
гг. Постепенно на смену семейной модели «мужчины-добытчика» послевоенного
периода приходит модель работающей супружеской пары. Если в 1968
г. среди женщин в возрасте от 15 до 59 лет, состоящих в браке, 60%
были домохозяйками[54], то
в 2005 г. среди женщин в возрасте от 17 до 50 лет работали или учились
86-97%[55]. Давление Евросоюза
в сфере гендерного равенства и возможностей совмещения работы и
семьи довольно ощутимо. Оно выражается в требованиях касательно
доли маленьких детей, посещающих дошкольные учреждения. Сегодня
во Франции 26% детей в возрасте до 3-х лет и почти 100% детей от
3-х лет посещают различные учреждения[56].
Следует отметить, что политикой, «дружественной семье»
государство принуждает и бизнес к ее проведению. Кроме того, в госсекторе
работает много женщин. Бизнес обязан исполнять закон, однако «дружественная
семье политика» более очевидна в крупных фирмах, у которых есть
преимущество экономии на масштабах. Это касается чисто формальных
практик, если же учесть неформальные отношения, то возможно, разница
между крупными и мелкими фирмами будет не так существенна[57].
Разница между российским и французским контекстом в
области возможностей совмещения материнства и карьеры может быть
лучше всего проиллюстрирована анализом влияния числа детей на профессиональную
активность матерей. Во Франции для матерей, у которых есть хотя
бы один ребенок моложе 3-х лет, влияние числа детей на уровень профессиональной
активности очевиден. Женщины, которые устранились с рынка труда
(в отпуске по беременности и родам, по уходу за ребенком или домохозяйки)
составляют 16% матерей, у которых есть один ребенок, 42% матерей
двоих детей, 60% матерей троих детей и 79% матерей четверых и более
детей. В России же среди матерей единственного ребенка 51% находятся
в отпуске (по беременности и родам или по уходу за ребенком) и 21%
- домохозяйки. Среди женщин, имеющих четверых и более детей, выше
доля домохозяек (50%), но ниже доля матерей в отпусках - по беременности
и родам или по уходу за ребенком (17%). То есть доля не работающих
матерей (временно или постоянно) не зависит от числа детей[58].
Таким образом, если во Франции приостановление профессиональной
карьеры матерей связано с трудностью совмещения работы с воспитанием
нескольких детей (когда одному из них меньше 3-х лет или перерыв
между рождениями небольшой)[59],
то в России временный уход с рынка труда является нормой, начиная
с рождения первого ребенка[60].
В то же время при анализе социальной политики в области
рождаемости следует учитывать и возможное формирование в ее рамках
социальных норм и представлений о том, как должны вести себя родители.
Анализ такого типа затрудняется временным лагом, но представляется
необходимым для оценки реальных последствий семейной политики. Если
наиболее глубоким эффектом мер семейной политики является воздействие
на социальные нормы, то можно утверждать, что меры возвращения женщин
к семейному очагу, предпринятые в середине 1980-х гг., эффективны.
Как показывают данные первой волны обследования РиДМиЖ (2004 г.),
нормой считается прерывание трудовой активности, по крайней мере,
в первые годы жизни ребенка. 72% опрошенных согласны, что ребенок
в возрасте до 3-х лет будет страдать, если его мама работает (и
только 13% с этим не согласны). Это мнение является консенсусным,
и на него не влияют ни пол, ни уровень образования[61].
При этом ясли и детские сады подвергаются жесткой критике за нехватку
персонала и за недостаточное внимание к детям[62].
Однако эти изменения не являются столь неожиданными, если учесть
«гендерную культуру» России, то есть устойчивое во времени представление
о «правильном» распределении ролей[63].
Несмотря на афишируемое равенство, СССР не был страной гендерного
эгалитаризма в профессиональной, а тем более - в частной сфере[64].
Поэтому временное смещение «гендерного порядка», то есть стабильных
структур гендерных отношений[65],
в сторону эгалитаризма быстро уступило место «традиционному» порядку
с четким разделением ролей. Во Франции же в области «гендерного
порядка» и, по всей видимости, и «гендерной культуры» произошли
существенные изменения с середины ХХ в. Однако эти изменения коснулись
не всех слоев. Во Франции мнения относительно работы матерей маленьких
детей отражают разное видение материнства и карьеры в зависимости
от уровня образования. Респонденты с высшим образованием отрицают
психологический риск для детей работающих матерей, тогда как малообразованные
слои разделяют это мнение[66].
Что касается результатов социальной политики в области
бездетности, то во Франции не только один из самых высоких уровней
рождаемости в Европе, но, что важно, и доля окончательно бездетных
женщин (на момент выхода из репродуктивного возраста) ниже, чем
в других европейских странах. Более того, если среди женщин, рожденных
в 1900 г., более 20% так и не стали матерями, то для послевоенного
поколения (1945-1953 г.р.) эта доля снизилась до 10%[67].
В России же, наоборот, если для послевоенных брачных когорт доля
бездетных пар была незначительной[68],
то в последние десятилетия наблюдается увеличение доли бездетных.
Три волны исследования РиДМиЖ (2004, 2007 и 2011 гг.) показывают
рост доли тех, кто не имеет детей и не намеревается их иметь: 14%
- 18% - 20%. Для группы 25-35 лет эта доля ниже, но тенденция та
же: 9% - 15% - 13%[69].
Госта Эспинг-Андерсен разработал типологию режимов государства
благосостояния в зависимости от роли трех столпов социальной сферы:
государства, рынка и семьи. Франция относится к континентальному
типу с сочетанием систем социального страхования и социальной помощи
при довольно существенном вкладе государства в предоставление услуг
семьям[70]. По некоторым
показателям Франция приближается к Скандинавским странам, то есть
социал-демократическому режиму, особенно в вопросе сочетания семьи
и работы[71]. В первоначальной
типологии Эспинга-Андерсена, разработанной в тот момент, когда Восточная
Европа только открывалась для Западного мира, России нет. Существуют
различные мнения относительно того, к какому же типу государства
ее отнести. Некоторые исследователи относят пост-коммунистическую
социальную систему к консервативному типу[72].
Однако одной из черт этого типа социальных систем, с точки зрения
разделения гендерных ролей, является низкая женская занятость[73],
тогда как социал-демократический режим подразумевает равные возможности
в сфере занятости, а либеральный делает мужчин и женщин равно зависимыми
от рынка труда[74]. В то
же время с начала 1990-х гг. высказывается мнение, что пост-советские
страны необходимо выделить в отдельный режим благосостояния. Так,
кластерный анализ, учитывающий ряд показателей социальной ситуации
и социальной политики, построенный по данным 2005 г., показал, что
пост-коммунистические страны не вписываются в типологию Эспинга-Андерсена,
и на этот раз их особенности трудно списать на период трансформации.
Этот тип характеризуется уровнем социальных затрат государства на
уровне континентального типа, однако и существенно более низким
уровнем покрытия социальных нужд[75].
Таким образом, в любой ее интерпретации типология Эспинга-Андерсена
подчеркивает различия между Францией и Россией.
В то же время может возникнуть вопрос, почему модель
поддержания рождаемости и снижения бездетности, которая работает
во Франции, должна быть эффективной и для России? Напомним, что
«культурологический поворот в социологии» наблюдается и в области
исследований социальной политики[76].
Если подняться на более высокий уровень абстракции, то выясняется,
что базовые идеи социальной защиты и ее восприятие в рассматриваемых
странах не столь различны. Андрэ Массон предлагает рассматривать
не столько механизмы реализации, сколько идеологию социальной сферы
для объяснения взаимоотношений между поколениями в семье и обществе.
Он так же выделяет три типа: «модель свободного агента» (то есть
либеральную философию), модель «гражданского равенства» (то есть
социально-демократическая философия) и «мульти-солидарную модель»
(то есть консервативная философия), где главенствующая роль отводится
семье. Если рассматривать тенденции социальной политики последних
десятилетий, а также общественное мнение относительно того, кто
должен заботиться о детях и пожилых людях, то обе страны относятся
однозначно к «мульти-солидарной» идеологии[77].
Ожидания относительно семейного ухода достаточно высоки и в России,
и во Франции, а отсутствие объективных условий для выведения некоторых
функций за переделы семьи в нашей стране только ухудшают ситуацию.
В этой связи становится понятно, почему режим, «разгружающий» семью,
и, в первую очередь, мать, является более благоприятным для рождения
хотя бы одного ребенка.
Заключение
Как показывает отечественный и зарубежный опыт, последствия
мер семейной политики зачастую непредсказуемы для ее идеологов[78].
В современном обществе политика в области рождаемости должна учитывать
ряд разнонаправленных интересов: занятость и временную нетрудоспособность
матерей, различные предпочтения в области совмещения семьи и работы.
Приверженцы либеральных взглядов предлагают устранить все социальные
льготы для женщин, дабы повысить их привлекательность на рынке труда[79].
Однако опыт Германии показывает, что меры, невнимательные к семье
и детям, приводят к существенному увеличению доли бездетных женщин[80].
В то же время, политика Франции и других европейских стран наглядно
демонстрирует, что на сегодняшний день наиболее успешны эластичные
государственные программы, способствующие формированию гибких норм
в сфере совмещения карьеры и семейной жизни. В идеале, это политика,
исключающая риск резкого снижения уровня жизни при рождении первого
ребенка и тем самым создающая основу для стимулирования рождения
последующих детей. На наш взгляд, в средне- и долгосрочной перспективе
такие меры должны привести к ослаблению модели «мужчины-добытчика»
как единственно возможной нормы и предоставить женщинам право выбирать
наиболее подходящий им способ совмещения семьи и работы. Мы полагаем,
что такого рода нормативные изменения должны ослабить давление как
на мужчин (которые в нынешней ситуации должны самостоятельно содержать
семью хотя бы какое-то время), так и на женщин (которые вынуждены
прерывать карьеру с риском никогда в нее не вернуться). Таким образом
могут быть сняты ограничения на материнство карьеро-ориентированных
женщин, а также бессрочное откладывание родительства парами.
[1] Наталия Сергеевна Григорьева
- д.п.н., профессор, факультет государственного управления Московский
государственный университет им. М. В. Ломоносова, Москва. [2] Вероника Александровна
Дюпра-Куштанина - к.с.н., PhD (Sociology), научный сотрудник, Институт
междисциплинарных исследований социальных проблем, Париж. [3] Мария Александровна Шарова
- научный сотрудник, Институт экономики РАН, Москва. [4] Castles F.G. The World
Turned Upside Down: Below Replacement Fertility, Changing PreFerences
and Family-Friendly Public Policy in 21 OECD Countries // Journal
of European Social Policy. 2003. (13): 209-227. [5] Вишневский А. Особенности
российской рождаемости //Демоскоп Weekly. 2006. (267268) // http://demoscope.ru/weekly/2006/0267/tema01.php
(дата обращения 19.02.2014 г.). [6] В настоящее время рабочей
группой № 1 Координационного совета при Президенте РФ по реализации
национальной стратегии действий в интересах детей на 2012 и 2017
гг. разработана Концепция государственной семейной политики на период
до 2025 г., которая взаимосвязана с ранее принятыми Концепцией демографической
политики и Национальной стратегией действий в интересах детей. [7] Тындик А.О. Обзор современных
мер семейной политики в странах с низкой рождаемостью // SPERO.
2009. (12): 157-176. [8] Захаров С.В. Демографический
анализ эффекта мер семейной политики в России в 1980-х гг. // SPERO.
2006. (5): 33-69; Синявская О.В., Головляницина Е.Б. Новые меры
семейной политики и население: будет ли длительным повышение рождаемости?
// Захаров С.В., Малева Т.М., Синявская О.В. (ред.) Родители и дети,
мужчины и женщины в семье и обществе. М.: НИСП, 2009: 205-246. [9] Статья подготовлена в
рамках Соглашения № 8819 от 14.11.2012 между Министерством образования
и науки Российской Федерации и Федеральным государственным бюджетным
образовательным учреждением высшего профессионального образования
«Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова»
(ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России»
на 2009-2013 гг.). [10] Prioux F. L’évolution
démographique récente en France : la fécondité
a son plus haut niveau depuis plus de trente ans // Population.
2007. 62 (3) : 489-531. [11] Bloch L., Glaude M.
Une approche du cout de l’enfant // Économie et Statistique.
1983. (155) : 51-67 [12] Esping-Andersen G.,
Palier B. Trois leçons sur l’État-Providence. Paris:
Seuil, 2008; Григорьева Н.С. Семейные стратегии современной студенческой
молодежи. Решение конфликта «работа - семья». Региональное бюро
МОТ для стран Восточной Европы и Центральной Азии, 2009. [13] Thevenon O. Compenser
le cout des enfants: quelles implications pour les politiques familiales?
// Politiques Sociales et Familiales. 2009. (98): 85-95. [14]Celine M., Zajdela H.
Politique familiale et emplois des mères, peut-on importer
le modelé Suédois? // Travail, Genre et Sociétés.
2007. 1 (17): 145-163. [15] Данные были взяты на
сайте Кассы семейных пособий, которая их начисляет: http://www.caf.fr [16] Рабжаева М.В. Историко-социальный
анализ семейной политики в России XX века // Социологические исследования.
2004. (6): 89-95. [17] Потолок перестал существовать
1 января 2010 г. [18] Захаров С.В. Демографический
анализ эффекта мер семейной политики в России в 1980-х гг. // SPERO.
2006. (5): 33-69. [19] На сегодняшний день
он оплачивается в размере 40% от заработной платы. Пособие по уходу
за ребенком не может быть меньше 1500 рублей на первого ребенка
и 3000 рублей на второго и последующих. Но пособие не может превышать
6000 рублей (Федеральный закон «Об обязательном социальном страховании
на случай временной нетрудоспособности и в связи с материнством»). [20] Рабжаева М.В. Цит.
соч. [21] Захаров С.В. Демографический
анализ эффекта мер семейной политики в России в 1980-х гг. // SPERO.
2006. (5): 33-69 [22] В 2011 г. сумма базового
пособия составляла от 70 до 5000 рублей (Росстат). [23] Выражение «одинокие
матери» верно отражает социальную реальность: среди одиноких родителей
95% - женщины (Duprat-Kushtanina V. La grande-parentalité au
prisme du care: une étude comparative des figures sexuelles
et temporelles (France - Russie). Thèse de Doctorat. Paris
: École des Hautes Études en Sciences Sociales, 2013а:
192). [24] Данные были взяты на
сайте Федеральной службы государственной статистики: http://www.gks.ru/ [25]Lattes G. Aide à
la famille et coût des enfants // Grande-parentalité et
statistique. 1987. (203): 61-66. Laufer J., Marry C., Maruani M.
Masculin-Féminin : Questions pour les sciences de l ’Homme.
Paris: PUF, 2001. [26] Русанова Н.Е. Бездетная
семья в России: политика государства и выбор супругов // Труд и
социальные отношения. 2009. (8): 91-97. [27] Толпегин А.В., Соколова
И.А. Налоги или дань? О принципах реформирования российского налогообложения
// Шаров Ф.Л. (ред.) Материалы международной научно-практической
конференции Россия и мировое сообщество перед вызовами нестабильности
экономических и правовых систем. Часть 5. М.: Издательство МИЭП,
2012: 143-151. [28] С учетом индексации
сумма достигла 429408 рублей в 2013 г.: http://pro-materinskiy-kapital.ru/poluchenie/razmer/ [29] Bloch L., Glaude M.
Une approche du coût de l’enfant // Économie et
Statistique. 1983. (155): 51-67 [30] Леманова П.В. Барьеры
рынка труда в современной России: демографический аспект // Вестник
ТгПИ. 2012. (1): 202-209. [31] Ниворожкина Л.И., Абазиева
К.Г. Динамика рождаемости и уровень бедности: есть ли связь? //
Экономический вестник Ростовского университета. 2008. 6 (2): 35-45. [32] Eudeline J.-F., Garbinti
B., Lamarche P., Roucher D., Tomasini M. L’effet d’une
naissance sur le niveau de vie du ménage // Les Revenus et
le Patrimoine des Ménages, Edition 2011. Paris: INSEE, 2011:
83-93 [33] Там же. [34] 1430 евро в месяц в
2013 г., по данным Национального института статистики и экономических
исследований: www.insee.fr [35] Eudeline J.-F., Garbinti
B., Lamarche P., Roucher D., Tomasini M. L’effet d’Une
Naissance Sur le Niveau de Vie du Ménage // Les Revenus et
le Patrimoine des Ménages, Edition 2011. Paris: INSEE, 2011:
83-93 [36] Захаров С.В. Демографический
анализ эффекта мер семейной политики в России в 1980-х гг. // SPERO.
2006. (5): 33-69. [37] Там же. [38] Григорьева Н.С. Семейные
стратегии современной студенческой молодежи. Решение конфликта «работа
- семья». Региональное бюро МОТ для стран Восточной Европы и Центральной
Азии, 2009. [39] Синявская О.В., Головляницина
Е.Б. Новые меры семейной политики и население: будет ли длительным
повышение рождаемости? // Захаров С.В., Малева Т.М., Синявская О.В.
(ред.) Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе. М.:
НИСП, 2009: 205-246. [40] Синявская О.В., Головляницина
Е.Б. Новые меры семейной политики и население: будет ли длительным
повышение рождаемости? // Захаров С.В., Малева Т.М., Синявская О.В.
(ред.) Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе. М.:
НИСП, 2009: 205-246; Тындик А.О. Обзор современных мер семейной
политики в странах с низкой рождаемостью // SPERO. 2009. (12): 157-176;
Castles F.G. The World Turned Upside Down: Below Replacement Fertility,
Changing Preferences and Family-Friendly Public Policy in 21 OECD
Countries // Journal of European Social Policy. 2003. (13): 209-227;
Esping-Andersen G., Palier B. Op.cit. [41] Политика, которая прямо
поддерживает сочетание профессиональной, семейной и личной жизни. [42] Синявская О.В., Головляницина
Е.Б. Новые меры семейной политики и население: будет ли длительным
повышение рождаемости? // Захаров С.В., Малева Т.М., Синявская О.В.
(ред.) Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе. М.:
НИСП, 2009: 205-246; Castles F.G. The World Turned Upside Down:
Below Replacement Fertility, Changing Preferences and Family-Friendly
Public Policy in 21 OECD Countries // Journal of European Social
Policy. 2003. (13): 209-227; Esping-Andersen G., Palier B. Op.cit. [43] Здравомыслова Е.А.,
Темкина А.А. Государственное конструирование гендера в советском
обществе // Журнал исследований социальной политики. 2003.
Т. 1. (3/4): 299-323. [44] Teplova T. Welfare
State Transformation, Childcare, and Women’s Work in Russia // Social
Politics. 2007. 3 (14): 284-322. [45] По данным переписи
1959 г., на территории РСФСР проживал 18413721 ребенок в возрасте
от 0 до 6 лет (www.demoscope.ru), примерно 3037700 посещали дошкольные
учреждения (www.gks.ru). [46] Из 14560753 детей моложе
7 лет, зарегистрированных в ходе переписи (www.demoscope.ru), посещали
дошкольные учреждения 9009500 (www.gks.ru). [47] Рабжаева М.В. Историко-социальный
анализ семейной политики в России XX века // Социологические исследования.
2004. (6): 89-95; Duprat-Kushtanina V. Op. cit. 2013а: >149-186. [48] Esping-Andersen G.,
Palier B. Op. cit.: 31-32 [49] Teplova T. Welfare
State Transformation, Childcare, and Women’s Work in Russia // Social
Politics. 2007. 3 (14): 284-322 [50] Российский статистический
ежегодник. М.: Госкомстат, 2012: 128 [51] Duprat-Kushtanina V.
Op.cit. 2013а: 200-201 [52] Синявская О.В., Головляницина
Е.Б. Новые меры семейной политики и население: будет ли длительным
повышение рождаемости? // Захаров С.В., Малева Т.М., Синявская О.В.
(ред.) Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе. М.:
НИСП, 2009: 205-246 [53] Захаров С.В. Демографический
анализ эффекта мер семейной политики в России в 1980-х гг. // SPERO.
2006. (5): 33-69 [54] Dechaux J.-H. Sociologie
de la famille. Paris: La Découverte, 2009: 14 [55] Duprat-Kushtanina V.
Op. cit. 2013а: 193 [56] Courtioux P., Thevenon
O. Les politiques familiales dans l’Union Européenne
et la stratégie de Lisbonne: quelques enseignements de l’expérience
française // Horizons Stratégiques. 2007, 2(4): 176-195. [57] Чубарова Т.В. Социальная
ответственность работодателей в рыночной экономике: работник, бизнес,
государство. СПб.: Нестор-История, 2011. [58] Duprat-Kushtanina V.
Op. cit. 2013а: 201-202 [59] Pailhe A., Sinyavskaya
O. Le travail des femmes en France et en Russie : l’Effet
des enfants et des valeurs de genre // Revue d’Études
Comparatives Est-Ouest -RECEO. 2009. 40 (34): 273-314 [60] Duprat-Kushtanina V.
Op. cit. 2013а: 202 [61] Ibid., 204 [62] Здравомыслова О.М.
Семья и общество: гендерное измерение российской трансформации.
М.: Едиториал УРСС, 2003: 22 [63] Pfau-Effinger B. Gender
Cultures and the Gender Arrangement - a Theoretical Framework for
Cross-National Gender Research // Innovation: The European Journal
of Social Science Research. 1998. 11 (2): 147-166. [64] Груздева Е.Б., Чертихина
Э.С. Труд и быт советских женщин. М.: Политиздат, 1983 [65] Pfau-Effinger B. Op.
cit. [66] Duprat-Kushtanina V.
Le care auprès des enfants dans un parcours de vie féminines,
les rôles des mères et des grand-mères (France-Russie)
// Recherches Familiales. 2013b. 1 (10): 139-147 [67] Robert-Bobee I. Ne
pas avoir eu d’enfant: plus fréquent pour les femmes
les plus diplômées et les hommes les moins diplômes
// France, Portrait Social, Edition. 2006: 181-196 [68] Бондарская Г.А. Изменение
демографического поведения российских семей за 100 лет // Мир России.
1999. 8 (4): 58-70 [69] Захаров С. Какой будет
рождаемость в России? // Демоскоп Weekly. 2012. (495-496) // http://demoscope.ru/weekly/2012/0495/s_map.php
(дата обращения 19.02. 2014 г.) [70] Esping-Andersen G.
The Three Worlds of Welfare Capitalism. Cambridge: Polity Press,
1990. [71] Thevenon O. Régimes
d’État social et convention familiale : une analyse des
régulations emploi-famille // Économie et Société.
2006. (27-6): 1137-1171 [72] Джеймс Э., Сайлер М.,
Мутон П., Якушев Л. Международный опыт в области социальной защиты
// Рекомендации правительствам и парламентам стран Содружества независимых
государств по вопросам политики в области социального обеспечения.
Проект ТАСИС: Реформа системы социальной защиты в Российской Федерации
Москва, 1994 [73] Esping-Andersen G.,
Palier B. Op. cit.; Fenger H.J. M. Welfare Regimes in Central and
Eastern Europe: Incorporating Post-Communist Countries in a Welfare
Regime Typology // Contemporary Issues and Ideas in Social Sciences.
August 2007. [74] Esping-Andersen G.,
Palier B. Op. cit.; Pfau-Effinger B. Gender Cultures and the Gender
Arrangement - a Theoretical Framework for Cross-National Gender
Research // Innovation: The European Journal of Social Science Research.
1998. 11 (2): 147-166. [75] Fenger H.J. M. Op.
cit. [76] Oorschot van W., Opielka
M., Pfau-Effinger B. The Culture of the Welfare State: Historical
and Theoretical Arguments // Culture and Welfare State: Values and
Social Policy in Comparative Perspective. Edward Elgar: Cheltenham,
UK - Northampton, MA, USA, 2008. [77] Duprat-Kushtanina V.
Op. cit 2013а. [78] Захаров С.В. Демографический
анализ эффекта мер семейной политики в России в 1980-х гг. // SPERO.
2006. (5): 33-69; Синявская О.В., Головляницина Е.Б. Новые меры
семейной политики и население: будет ли длительным повышение рождаемости?
// Захаров С.В., Малева Т.М., Синявская О.В. (ред.) Родители и дети,
мужчины и женщины в семье и обществе. М.: НИСП, 2009: 205-246; Céline
M., Zajdela H. Politique familiale et emplois des mères, Peut-on
Importer le modelé Suédois? // Travail, Genre et Sociétés.
2007. 1 (17): 145-163. [79] Бабаева Л.В. Женщины:
актуальные направления социальной политики (концептуальный подход
к разработке Федеральной программы) // Социологические исследования.
1997 (7): 51-59 [80] Зорина Е.В. Возможности
и направления социальной поддержки семьи в России и Германии //
Журнал социологии и социальной антропологии. 2007. (1): 180-189.
|