|
Относительно энциклики, мне кажется, уместно поставить
ряд вопросов. Прежде всего, отправная точка ее, а именно утверждение,
будто целью брака является деторождение, не только спорна,
но для православного богословия просто неприемлема. Цель брака
есть брак. Рождение детей - его составная часть, но в брак
не вступают для того, чтобы иметь детей, в брак вступают для
того, чтобы осуществить жизнь взаимной любви, то есть преодоление
индивидуальной изолированности, расширение личности, которое
один немецкий автор называет "жизнью единой личности
в двух лицах".
Здесь перед нами первый, чрезвычайно важный момент, ибо если
действительно брак определяется деторождением, то, мне кажется,
рушится вся энциклика: ведь проблема исключения зачатия -
вовсе не вопрос применяемых методов. Если цель брака - рождение
детей, то всякое действие, направленное против этого, является
посягательством на брак в главной его цели. Следовательно,
любые противозачаточные методы, искусственные или естественные,
и даже супружеское воздержание, имеющее целью исключить деторождение,
есть грех, посягательство на главную цель брака; этот момент
в энциклике лишен логики и не выдерживает критики.
Думаю, что одна из проблем, которые здесь встают, это проблема
оценки телесных отношений между двумя человеческими существами
в браке. На основании энциклики в целом и всего ее контекста
создается впечатление, что телесная жизнь в браке рассматривается
здесь просто как плотские сношения в том отрицательном смысле,
который придает этому выражению аскеза. Здесь как бы раздвоение
сознания: с одной стороны, брак по самому определению направлен
на деторождение, а с другой стороны, физические отношения
отмечены печатью некой уродливости, с ними связывается представление
дефективности. Очень ясно чувствуется, что идеал здесь - жизнь
монашеская, жизнь воздержания. Совершенно иное в православном
богословии. У нас существует богословие материи, богословие
тела, основанное на том положении, что Бог создал человека
как существо не только духовное или душевное, но также и материальное,
связанное с совокупностью всего видимого и осязаемого творения,
- богословие, основанное прежде всего на Воплощении. Воплощение
это не просто Божественный акт, в котором Бог становится человеком,
это такое Божественное действие, в котором Бог принимает на
Себя видимое и осязаемое вещество созданного Им мира. Он соединяется
не только с человечеством, Он соединяется с космической реальностью
материи, и наше отношение к материи очень отлично от так часто
встречающегося монофизитского отношения к ней.
Третий момент - это развитие только что сказанного, а именно
наше отношение к половому воздержанию в браке. Слово "целомудрие",
несколько раз встречающееся в службе брака, часто понимается
как относящееся к плоти, к аскезе. Но в действительности целомудрие
во всем объеме этого понятия есть нечто гораздо более широкое
- оно охватывает одновременно человеческий дух, тело и душу.
И это особенно бросается в глаза в службе брака, где мы просим
Господа даровать вступающим в брак целомудрие и радость видеть
чада чад своих. Целомудрие не есть что-то несовместимое с
деторождением. Целомудрие - это внутреннее состояние, определяющееся
не физическими категориями, а отношением: духовным отношением,
отношением души и отношением тела.
Стр. 53-55.
Один из вопросов, который сейчас ставится постоянно,
это вопрос о допустимости контрацепции. И простой ответ, который
дают люди, большей частью не понимающие вопроса, это просто
- воздержание. Воздерживайтесь от брачного ложа, не женитесь,
не выходите замуж, и тогда не будет проблемы. Но проблема
не в этом, проблема в том, что два человека могут соединиться
духовно, душевно, телесно до самых глубин, и вместе с этим
- по обстоятельствам жизни или по своему внутреннему возрастанию
- дойти до какого-то момента, когда других детей производить
на свет, вводить в жизнь нельзя. Есть положение, когда всякий
ребенок, который будет рожден от этой четы, погибнет - от
голода, от мора, от той или другой болезни, которая охватила
родителей. Я говорю сейчас не о дурных, оскверняющих болезнях,
а - чахотка, рак или такого рода болезни. И тогда имеем ли
мы право вводить в жизнь ребенка, который будет наследником
этой болезни или этих ужасных обстоятельств? Вопрос здесь
не в том, чтобы прекратить всякое брачное общение, потому
что брачное общение это не попытка с жадностью насладиться
телом другого человека, а момент, когда человек так преисполнен
любовью к другому, что всего себя отдает, отдает душу свою,
отдает телесность свою, но в чистоте, не с жадностью, не для
того, чтобы у другого человека что-то приобрести или оторвать.
И вот в такие периоды, в таких состояниях, мне кажется (и
за это меня, вероятно, многие осудят), что законно прибегнуть
к контрацепции, то есть не дать ребенку родиться в такие обстоятельства,
где он встретит только страдание, изуродование жизни, смерть,
в жизни которого ничего не будет светлого.
Конечно, можно играть словами и говорить: "Если Бог не
захотел бы, не родился бы ребенок". Но Бог не насилует
человека. Он нам дал свободу решать и действовать согласно
своей мудрости или своему безумию. И поэтому мне кажется,
что если контрацепция не соединяется с попыткой ложных, нецеломудренных
человеческих отношений между мужем и женой, а связана с тем,
чтобы не создать возможность уродливой жизни для невинного
ребенка, который не виноват ни в чем, то контрацепция справедлива,
она законна.
Совсем другое дело - аборт. Аборт это убийство, и об этом
и говорить нечего. Я знаю, что в некоторых медицинских случаях
приходится прекратить жизнь ребенка, потому что иначе и ребенок,
и мать погибнут, но это медицинская проблема. Когда, например,
зарождается урод, который не может родиться или который может
убить мать и себя, я глубоко убежден, что справедливо не дать
ребенку родиться, если не будет ему дана возможность войти
в жизнь, а не в полусмерть, не в погибель. Но это не должно
быть связано со страстной, безответственной жизнью.
Стр. 69-73.
Бывают семьи, где рождается ребенок за ребенком,
хотя они и без того живут в бедности, и каждый ребенок подвергается
голоду и холоду, и нет никакой надежды, что ему откроется
сколько-то лучшая жизнь. В "лучшем" случае он умрет,
в худшем - он вырастет неспособным жить. Я часто слышу: "Грех
ограничивать деторождение". Но что лучше: рождать детей
на смерть, как это происходит в Индии, где тысячи, тысячи
детей рождаются и умирают, потому что их нечем кормить (это
в какой-то мере бывает и на Западе, и в России, и везде),
или сознательно ограничить число детей, планируя их рождение?
Это можно делать подвижнически, это можно делать в пределах
своих сил. Подвижнически - можно сурово. Строго держаться
церковных правил, которые дают возможность телесного общения
мужа и жены только в определенные сроки и в определенные дни.
А если не хватает подвижнической силы, если просто зрелости
не хватает для этого, то надо применять разумные способы ограничения
деторождения. В этом нет греха, если это делается не для того
только, чтобы жить разнузданно, безответственно, жить скверной
жизнью, избегая возможности иметь детей ради того, чтобы жить
по своей похоти и прихоти. Это дело другое. Тогда надо судить
похоть, надо судить прихоть.
А разве лучше то, что постоянно совершается у нас на Руси
и на Западе, когда для того, чтобы спасти положение, истребляется
плод, совершается аборт? По церковным правилам человек, который
совершает аборт, должен быть отлучен от Церкви на долгие годы.
Разве это делается у нас на родине? Нет, с этим мирятся. А
вот когда дело доходит до ограничения деторождения, вдруг
оказывается, что и священник, и окружающая среда делаются
сугубо "нравственными", будто это написано в Правилах,
будто об этом говорили подвижники древности. Подвижники древности
были полны разума и осторожности: Они были благоговейны, они
благоговели перед Богом - но и перед человеком, перед его
трагической судьбой и перед ужасом, который может постичь
людей, если они будут слепо, механически применять те или
другие правила.
Стр. 199-200.
|
