Короткие воспоминания

Я познакомился с Натаном Кейфицем во время его приезда в Москву в 1985 году. Общение с иностранцами все еще не приветствовалось, но Институт системного анализа, тесно связанный с IIASA, пользовался некоторыми привилегиями. Там был организован небольшой международный демографический симпозиум, в котором участвовали Натан Кейфиц и Ролан Пресса и на который я также был приглашен в числе других московских демографов.

По правде говоря, я уже не помню научного содержания этого симпозиума, он мне запомнился другим. На второй день, в перерыве, ко мне подошел Кейфиц и спросил по-французски: вы женаты? - Да, сказал я с некоторым удивлением.

- Дело в том, - сказал Кейфиц, - что я приехал с женой, и мы хотим пригласить вас и вашу жену в ресторан, но только я прошу вас выбрать самый лучший ресторан, я ведь не знаю московских ресторанов. Цена не имеет значения.

Увы, моя жена была в отъезде и не могла участвовать в этом замечательном мероприятии. Он немножко поколебался, потом сказал:

- Ну, ничего. Я тогда приглашу одну мою знакомую. Но все-таки я прошу вас выбрать ресторан и заказать столик.

Лучшим рестораном в Москве тогда считался ресторан "Прага", я позвонил, попросил зарезервировать столик, предупредив, что я буду с американцами и что надо не ударить в грязь лицом. На том конце провода мне ответили, что я могу не беспокоиться, все будет на высшем уровне…

В назначенное время мы встретились у входа в ресторан, он представил меня своей жене Беатрис. Подошла и приглашенная Кейфицом знакомая - она оказалась моей коллегой, которую я хорошо знал, Валентиной Васильевной Бодровой (она часто ездила заграницу, и на каких-то конференциях пересекалась с Кейфицом). Мы зашли в ресторан и прошли к гардеробу.

"Прага" - это целый комплекс общепита, помимо ресторана там были кафе, закусочная и даже магазин "Кулинария". В закусочную я захаживал нередко, случалось мне бывать и в кафе, но в ресторане я был впервые.

Если ресторан, как и театр, начинается с вешалки, то этот ресторан, несмотря на свое высокое реноме, начинался неважно: невнятная толчея довольно большого числа людей сдававших и бравших свои пальто и вообще какая-то всеобщая серость наводили на мысли о Курском вокзале, а не о люксовом ресторане. На Беатрис было пальто из серо-голубой замши, думаю, очень дорогое, и я ее понял, когда она замешкалась и даже немного отпрянула, от барьера гардероба, вопросительно взглянув на своего мужа. Но он сделал успокаивающий жест, и она сдала-таки свое пальто гардеробщику.

Мы поднялись в зал, кажется, на третьем этаже, и метрдотель с гордостью провел нас к зарезервированному для нас столику - в самом лучшем месте, в глубине зала, возле оркестровой эстрады. Оркестранты тоже уже подтягивались - это был дорогой ресторан, и в нем была только живая музыка. Нам принесли меню, и я уже готов был блеснуть перед заезжими американцами знанием русской кухни, как оркестр заиграл. Если бы мы владели искусством читать по губам, мы бы еще могли как-то продолжать наше общение, но, как назло, мы им не владели.

Я подошел к метрдотелю и попросил его перевести нас в какое-нибудь более спокойное место, на что он, все с той же гордостью, переходящей даже в некоторую спесь, заметил, что у них не такой ресторан, чтобы в это время в нем были свободные места.

- Но как же, - сказал я, - это такой важный гость, знаменитый ученый… Что о нас подумают по ту сторону океана?

- Ученый? - переспросил он, и я почувствовал, что он немного размягчился и готов идти на уступки. Видимо, в этом слове ему слышалось что-то экзотическое. Я стал его дожимать, но скоро понял, что есть объективные трудности, над которыми не властен и метрдотель. Наш оркестр, оказывается, был не единственным, и даже если бы нашлось место в другом зале… И тут его осенило.

- Есть один зал, в который я могу вас перевести, и там нет оркестра. Правда, он снят под свадьбу. Но зал довольно большой, и там есть свободные столики.

- Давайте посмотрим, - сказал я и, сделав успокоительный знак в сторону нашей компании, пошел за метрдотелем. Мы спустились на этаж ниже, и пока мы проходили мимо других залов, я понял, что он не врал: везде была музыка и не было свободных мест. Тот же зал, в который он меня привел, выглядел почти как райский уголок. У дальней стены стоял длинный стол, вобравший в себя множество столиков, благодаря чему образовалось довольно обширное пустое пространство в середине зала, а по эту сторону пространства находились два или три пустых столика, один из которых мы и могли занять. От свадебного стола доносился некоторый гомон, но сравнивать его со звучанием нашего оркестра было все равно, что сравнивать соловьиное пение с шумом Ниагарского водопада.

Обрадованный найденным решением я поспешил наверх и встретил Кейфица, Беатрис и Валю Бодрову уже на лестнице: они уходили. Это был почти дипломатический инцидент.

К счастью, они еще не спустились ниже нужного этажа, и мне удалось мягко скорректировать их движение в сторону свадебного зала. Кейфиц какое-то время колебался, но на этот раз мудрость проявила Беатрис, и мы уселись за нашим новым столиком. Я почувствовал в ней сообщника и стал окружать ее вниманием, разъясняя не очень мне самому понятные обещания, содержавшиеся в многостраничном меню.

Приободрившийся Кейфиц вдруг решительно заявил, что он хочет, наконец, попробовать настоящего русского борща.

Позднее в воспоминаниях Кейфица я прочел, что его отец был родом из Могилева, и однажды, будучи в Киеве, он пытался съездить на родину своего отца, но его туда не пустили. Возможно, что русский борщ был частью семейной мифологии, и она должна была реализоваться здесь и сейчас. Не будучи завсегдатаем наших ресторанов, я сомневался, что 8 часов вечера - это подходящее для них время подавать первые блюда, и вступил в осторожные переговоры с официантом.

Он оказался покладистым малым и сказал, что тарелку борща для заморского гостя он, так и быть, найдет, но только это будет не русский, а чешский борщ. Ведь это же ресторан "Прага".

- А какая разница? - спросил я.

- Он не заметит, - последовал ответ.

На том и порешили.

Дальше все пошло, как по маслу. Кейфиц удовлетворенно - наконец-то! - ел свой борщ, Беатрис больше налегала на икру. Она даже попросила заказать еще, сказав при этом:

- Только не эту розовую. Черную.

Когда мы занимали наш столик, я предусмотрительно посадил Кейфица спиной к свадьбе, отделенной от нас, как я уже сказал, некоторым пустым, но все-таки не очень большим пространством. Пока мы выбирали блюда, делали заказ, пока он ел борщ, свадьбы для нас как бы не существовало, тем более что и она еще только набирала обороты. Постепенно же свадебный стол разогревался, становился более шумным, там стали произносить тосты, уже появилось настроение покричать "горько!" и даже попеть. Кейфиц стал все чаще оборачиваться, и я каждый раз с замиранием сердца ожидал, что он снова взбунтуется и захочет уйти. Но не тут то было.

В какой-то момент ему надоело оборачиваться, он встал со стула и сел на него верхом, лицом к спинке - и к свадьбе. Он, наконец, увидел настоящую жизнь простых людей, которую он, объездивший весь мир, никак не мог увидеть в СССР. Позднее он жаловался в своих воспоминаниях: "I was not allowed to choose our hotel, but were put up at a hotel for foreign academics, apparently to let the foreigners talk to one another rather than corrupt the native population". А тут - на тебе: простая русская свадьба в ресторане "Прага"! Он был просто в восторге…

Я проводил их до гостиницы. Когда мы вышли из ресторана, накрапывал дождик, мы решили проехать одну или две остановки на метро, и это он тоже воспринял как приключение. Оказалось, что он никогда не видел наших автоматически закрывающихся проходов в метро (тогда надо было бросать жетоны), и он решил попробовать, что будет, если он попытается пройти в противоположном направлении. Наши автоматы не подвели, и он просто расцвел от столкновения с этой суровой действительностью.

На следующее утро он сказал мне: я уже не первый раз в Советском Союзе, но вчерашний вечер был самым лучшим за все время.

Натан Куйфиц а Москве, 1985 г.

Времена менялись, и года через три я впервые пересек границу западного мира и оказался в Вене, где провел месяц, работая в Лаксенбурге, в Международном институте прикладного системного анализа, где Кейфиц возглавлял небольшое, но очень эффективно работавшее демографическое подразделение. Сейчас это кажется странным, но тогда, в конце 80-х годов, в IIASA я практически впервые увидел персональный компьютер и научился им пользоваться. В Москве об этом нельзя было даже и мечтать, так мне, по крайней мере, казалось. И вдруг перед моим отъездом Кейфиц сказал мне:

- Я знаю, что вы создали новый центр демографии и хочу подарить вашему центру компьютер. Вы можете его взять с собой?

Те, кто помнит громоздкие мониторы первых персональных компьютеров, поймут, что этот вопрос не был лишен смысла. К тому же, как поговаривали, возить компьютеры было небезопасно, по тем временам это была очень большая ценность. Но, разумеется, перспектива иметь в отделе компьютер затмевала любые трудности транспортировки.

Наши молодые тогда сотрудники - Школьников, Васин да и другие - мгновенно оценили это чудо техники, работали на нем по очереди, от него только пар шел. Спасибо Кейфицу.

Анатолий Вишневский