|
Резюмируя высказанные мнения по поводу ощущения
сегодняшними французами своей связи с нацией, следует констатировать,
во-первых, глубоко укорененный принцип активного гражданства,
которое Ю. Хабермас определяет как "участие в самоуправлении
(понимаемое) как сущность свободы, как часть того, что должно
быть гарантировано... способное, по крайней мере, иногда,
внести свой вклад в формирование наличного консенсуса, который
мог бы обеспечить идентификацию индивида и группы". Представление
абсолютного большинства опрошенных о свободе и, в частности,
свободе изъявления своего мнения как о высшей ценности, а
об участии в выборах - как о гражданском долге дает основания
рассматривать население Франции как "население, привыкшее
к политической свободе, обжившееся в практике самоопределения,
которая осуществляется в перспективе "мы"",
где "институционализованная правом роль гражданина ...
вписана в контекст свободной политической культуры".
Во-вторых, можно сделать вывод о том, что заметное влияние
на выраженность национальной идентичности оказывает миграционная
составляющая. Исследование показало, что каждый второй "натурализованный"
гражданин среди опрошенных считает себя "прежде всего
французом", в то время как дети иммигрантов, родившиеся
во Франции, почти так же часто, как дети родителей французов,
ассоциируют себя, прежде всего, с тем или иным регионом. Национальная
принадлежность у лиц иностранного происхождения более осознанна,
поскольку она предполагает выбор часто нелегкий, между бывшей
и новой родиной. "Малая" родина в таком случае не
является неотъемлемой частью "большой", а отстоит
от нее на сотни, если не тысячи километров, отделена границами
и таможнями, а нередко и политическими и идеологическими барьерами.
Наконец, в-третьих, как отметил П. Нора, "национальное
чувство" в последние десятилетия не столько ослабло,
сколько сместилось в иную сферу. "Оно стало в меньшей
степени утвердительным, чем вопросительным. Агрессивно-воинственное
сменилось соревновательным, сделавшим ставку на промышленное
развитие и спортивные рекорды. Из жертвенного, мрачного и
оборонительного оно стало радостным, любопытствующим и туристическим.
Из поучительно-педагогического - информативным. Из коллективного
- индивидуальным, и даже индивидуализированным. Оно способствовало
универсализации - сегодня оно помогает проявить свою особость".
Стр. 171-172.
Результаты исследования "История жизни"
свидетельствуют о том, что почти для трети опрошенных региональная
идентичность является более существенной по сравнению с национальной.
Однако многозначность слова "регион", совсем не
обязательно означающего регион административный, существенно
затрудняет интерпретацию ответов. Можно ли, в самом деле,
утверждать, что те опрошенные, которые назвали Бретань, Эльзас,
Овернь, Нормандию, Корсику (наиболее часто встречающиеся варианты
ответа), идентифицируют себя с административными регионами
в их нынешних границах? Есть основания в этом усомниться.
Во-первых, все эти географические названия имеют давнюю историю,
и с ними ассоциируется выраженная культурная специфика. Во
вторых, показательно, что многие жители региона Земли Луары
идентифицируют себя с Бретанью, основываясь на прежних, дореформенных
границах, а старое наименование "Нормандия" встречается
в ответах гораздо чаще, чем названия возникших на месте бывшей
провинции двух административных регионов - Верхней и Нижней
Нормандии. Напротив, регионы, названия которых не восходят
к прежним территориальным образованиями (такие как "Центр",
"Юг-Пиренеи") упоминаются гораздо реже по сравнению
с остальными. Об относительной слабости региона как единицы,
структурирующей территориальную идентичность, свидетельствуют
и такие цифры: 11% опрошенных живут с рождения в одной и той
же коммуне; 23% сменили коммуну, но остались в том же департаменте
(скорее всего, речь идет о сельских уроженцах, перебравшихся
в ближайший город); тогда как только 10% из переехавших за
пределы департамента остались в том же регионе. Тех же, кто
успел пожить в нескольких регионах Франции, больше всего:
34%. Похоже, что границы региона наиболее "прозрачные".
Стр. 236-237.
Чувство принадлежности к Европе несколько сильнее
выражено у жителей регионов Пикардия и Иль-де-Франс (12% против
9% среди всех опрошенных), а также в некоторых приграничных
регионах на востоке и юго-востоке страны: Эльзас, Рона-Альпы,
Прованс-Альпы-Лазурный берег (11%). Менее всего назвавших
себя "европейцами" оказалось на Атлантическом побережье
- в Бретани, Пуату-Шаранте и Южных Пиренеях (5-6%). Такое
пространственное распределение дает основания предположить,
что ощущение себя европейцами у современных французов чаще
является отражением особой формы территориальности, нежели
политической или даже культурной идентичности. Прозрачность
внутренних границ Евросоюза, единая валюта, общий рынок труда,
программы университетского обмена - все это способствовало
расширению горизонта жизненного пространства. Последствия
этого прежде других ощутили жители приграничных территорий
- такие, например, как те мои эльзасские собеседники, для
которых ежедневные поездки на работу "за границу"
давно вошли в привычку, соседние Швейцария или Германия "превратились
в ближний пригород", а центром культурной жизни и развлечений
стал Базель ("самый интересный город на много километров
вокруг"), а не Страсбург.
Стр. 248-249.
|
