Rambler's Top100

№ 259 - 260
2 - 15 октября 2006

О проекте

Электронная версия бюллетеня Население и общество
Центр демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН

первая полоса

содержание номера

читальный зал

приложения

обратная связь

доска объявлений

поиск

архив

перевод    translation

Оглавление
Глазами аналитиков 

Интимная сфера в России в 20-е годы

Отношение молодежи к нелегитимной сексуальности по опросам 1965-1999 годов

Репродуктивное здоровье и сексуальное поведение детей и подростков России в период социально-экономических реформ

Студенческая молодежь о проблемах брака и рождаемости

Совершеннолетние дети и родительская семья: вместе или отдельно?

Представления о СПИДе и ВИЧ-инфицированных в молодежной среде

Насилие на свиданиях в России

Подростковая и юношеская сексуальность


Google
Web demoscope.ru

Интимная сфера в России в 20-е годы

Сергей Голод
(Полностью опубликовано в книге: С.И. Голод. Что было пороками, стало нравами. М., 2005, гл. 2.)

В свое время немецкий социолог Ф. Энгельс подметил важную эмпирическую закономерность: «<...> в каждом крупном революционном движении вопрос о "свободной любви" выступает на передний план. Для одних это — революционный прогресс, освобождение от старых традиционных уз, переставших быть необходимыми; для других — охотно принимаемое учение, удобно прикрывающее всякого рода свободные и легкие отношения между мужчиной и женщиной»1.

Подмеченная тенденция нашла подтверждение после Октябрьской революции в нашей стране. На самом деле, процессы, происходившие в эти годы в нравственной истории России, с одной стороны, были вполне ожидаемы, а с другой — интенсивность их протекания оказалась необычайной по общественному накалу и драматизму. Революция способствовала коренной ломке мещанского быта и основ христианской этики, шел активный поиск нестандартных нравственных принципов. Рабочий класс, настаивала одна из радикально настроенных авторов журнала «Коммунистка», разрушил все старые понятия о «чести», «верности», «законнорожденности», родственных связях. Он «освободил любовь от экономики и строит быт не на принципах семейственности, а на принципах общественности»2.

<…>

Важным дополнительным каналом получения информации о бытовавших формах чувствований и ориентации, нравах и практиках могут служить эмпирические изыскания. Предпринятые нашими соотечественниками попытки проникнуть в многослойную и противоречивую сферу приватного бытия человека, глубоко новаторские, гуманные по своим целям и масштабные по охвату, ныне, приходится констатировать, незаслуженно не востребованы.

Сделаем несколько предварительных замечаний об историографической подоплеке проведенного здесь анализа данных. Как и в любом историко-социологическом исследовании, рамки нашего обсуждения намного шире круга привлеченных источников. По крайней мере, автор стремится реализовать определенную «сверхзадачу»: продемонстрировать не только итоговые цифры, но и стиль социологического мышления деятелей той поры. Напомню, до того времени был накоплен хотя и небольшой, но всё же опыт по опросу студенческой молодежи. Поэтому при выборе литературы не могли не сказаться некоторые «неформальные» критерии. В их числе тщательная методическая проработка опросов, их представительность, однородность выборочной совокупности, обеспечивающая корректность историко-социологических сравнений и, наконец, глубина и проблемность авторского мышления. Не забудем, что, как и в начале века, все исследователи не являлись социологами в прямом смысле слова, а были медиками, юристами, статистиками и т.д. Этим, очевидно, и объясняется подчас некорректная постановка вопросов. Скажем, И. Гельман пытался с помощью «лобового» вопроса уяснить влияние социальной революции на уровень физиологической отзывчивости мужчин и женщин. В нашей книге, как правило, использованы данные опросов И. Гельмана, Д. Ласса, 3. Гуревича и Ф. Гроссера, М. Бараша, С. Голосовкера. Разумеется, они не исчерпывают всей картины социологических разработок проблемы сексуальной морали в двадцатые годы. Для этого требуются более обширные разыскания. И тем не менее названные источники существенно дополняют картину состояния нравов.

Результаты исследований Гельмана, опросившего 1145 студентов и 338 студенток, показывают, что в нелегитимных сексуальных отношениях состояли 85% первых и 53% вторых3. По данным Ласса (1590 студентов и 222 студентки), такие связи имели 88% мужчин и 48% женщин4. Показатели, приведенные Гуревичем: соответственно 95% и 62% (1104 студента и 205 студенток5). Бараш, опросивший 1280 молодых рабочих Москвы, установил, что «добрачный» сексуальный опыт имели 97%6. Статистика различных опросов, как видим, устойчива и свидетельствует о широком распространении нелегитимных сексуальных практик среди студенческой и рабочей молодежи. Нельзя не отметить одного важного обстоятельства. Хотя до начала 19-го столетия не проводилось массовых опросов, ни для кого в общем-то не была секретом вовлеченность юношей в сексуальную практику вне рамок брака. Иное дело — девушки. Их сексуальные контакты до юридического оформления брака резко осуждались религиозными и светскими институтами, к нарушителям этого запрета применялись жесткие санкции. И «вдруг» выборочные данные свидетельствуют: почти каждая вторая женщина имела означенный опыт7.

О возрасте вступления студентов в дебютные сексуальные связи дают представление диаграммы на рис. 1 и 2.

Рисунок 1. Возраст вступления студентов в первые сексуальные контакты

Рисунок 2. Возраст вступления студенток в первые сексуальные контакты

Для начала заметим, что количественные показатели, полученные исследователями в промежутке четырех лет, оказались устойчивыми. Среди мужчин, имевших сексуальные связи, каждый четвертый вступил в них до шестнадцатилетия, а наиболее часто эти практики приходились на возрастной интервал 16-18 лет. Женщины вовлекались в сексуальную жизнь, как правило, позднее, хотя уровень ее распространенности до совершеннолетия достаточно высок: от 20% до 44%, что свидетельствует о радикальных переменах в конструировании себя в качестве этических субъектов. Кстати, одним из подтверждений этой гипотезы может служить совпадение распространенности «промискуитетных»8 эротических контактов у мужчин (58%) и женщин (55%)9.

Количественные индексы дополняются в анализируемых выборках важными качественными социально-психологическими характеристиками — мотивами вступления в дебютную сексуальную связь. Несмотря на широкий спектр побуждений, среди них выделяются доминирующие. У женщин это «любовь» (49%), «увлечение» (30%) и «любопытство» (20%); у мужчин — «половая потребность» (54%), «увлечение» (28%) и «любопытство» (19%). Существенных различий в опросах 1922 и 1927 годов не установлено.

Интересны сведения о том, с кем юноши и девушки вступили в первый сексуальный контакт (см. табл. 1).

Таблица 1. Тип партнера по дебютной сексуальной близости в сопоставлении с полом (в %)

Тип партнера

Мужчины

Женщины

Гельман, 1922 год, 1145 человек

Бараш, 1924 год, 1280 человек

Ласс, 1925 год, 1590 человек

Гуревич, 1927 год, 1104 человек

Ласс, 1925 год, 222 человек

Гуревич, 1927 год, 205 человек

Жена/ муж

 

 

4,9

-

33,0

 

Невеста/жених

3,7*

22,6**

3,8

4,4

26,1

54,9*

Сожительница/ сожитель

-

 

3,7

28,5

22,5

31,9

Случайная знакомая/знакомый

65,9

50,1

63,0

53,3

18,0

11,3

Проститутка

28,4

20,0

13,8

9,0

Иные...

2,0

7,3

10,8

8,5

0,4

2,9

* Данные относятся к первым двум типам партнеров
** Данные относятся к первым трем типам партнеров

Приведенные цифры позволяют проследить некоторые тенденции: устойчива традиция вступления женщин в дебютную связь с мужем, а мужчин — со случайной знакомой; в то же время наблюдается новое явление: женщины расширяют крут партнеров за счет женихов и сожителей, тогда как мужчины сокращают контакты с проститутками. Проституция как социальное яв­ление постепенно шла на спад10. В самом деле, сопоставление исследований разных лет показало: если до Первой мировой войны и Февральской революции почти 48% молодых горожан начали сексуальную жизнь с проститутками, то в 1914-1917 годах - 32,0%, в 1918-1920 годах - несколько более 16,0%, а в 1921-1923 годах —менее 4%. Причем в дальнейшем их услугами пользовались до революции 51% опрошенных мужчин, а после революции — 8%11. Вполне очевидно, что снижение удельного веса «пользователей» услугами проституток происходило не без воздействия социальных структур и институтов12. Была создана правовая база — первый Уголовный кодекс РСФСР, в котором появляется ряд нормативов относительно охраны сексуального здоровья, занятия проституцией, принуждения к ней и сводничества. Этот документ с большей ясностью, чем прежде, определил законодательный подход к проституции, признав ее социальным недугом. Акцент в «борьбе» с ней был сделан не на проститутках, а на лицах, вовлекающих женщин в ремесло, — посредниках, сводниках, сутенерах, притоносодержателях13. Косвенно о кризисе «вековечного» института свидетельствует поиск самими потребителями приемлемых, «замещающих институций». Ограничусь одной, сколь многоумной, столь и противоречивой записью, сделанной 22-летним рабочим в вопроснике Гельмана: «<...> половое сближение — естественная потребность; но проявление ее находится в очень трудном положении ввиду наличия моральных препятствий, или, проще, незрелости нашего понятия по отношению к половому вопросу. На этой почве (надеюсь, поймете) в большинстве случаев происходят разные венерические болезни. И если мы считаем половые сношения естественной потребностью, и кроме всего это — закон природы, <...> если для последствий полового совокупления у нас устроены так называемые родильные дома, так почему же не устроить, наоборот, дома совокупления (под этим не нужно понимать "дом терпимости"), положение которого таково: вкратце, желающий удовлетворить свою потребность приходит, записывается, осматривается тщательно врачом и т.д.»14. Скорее всего, молодой человек ратует за легитимизацию «промискуитета», подконтрольного исключительно врачебному надзору.

Вскрытые эмпирические закономерности в той или иной мере были обусловлены экономическими, социальными и нравственными преобразованиями в стране: восстановлением промышленного производства, вовлечением женщин в профессиональную деятельность, провозглашением равных общественных прав независимо от пола, трансформацией семейных моделей. Причем исследователями фактически не ставился вопрос о степени адекватности отражения этих преобразований в сексуальном поведении, поскольку для этого требовался более высокий социологический уровень анализа.

Особый интерес представляют ответы касательно адюльтера (прелюбодеяния) и его моральные оценки. По Голосовкеру, возможность этой практики оправдывали около половины студенток, а реально в параллельных нелегитимных связях состояла каждая третья женщина15. Бараш свидетельствует: 50% из числа опрошенных рабочих-металлистов и машиностроителей имели такого рода отношения16. Гуревичем была предпринята попытка построения типологии мотивов вовлечения в прелюбодеяние. Для мужчин наиболее значимыми оказались «разлука с женой» (38%), «увлечение» (25%) и «неудовлетворенность семейной жизнью» (14%); для женщин — «разлука с мужем» (38%), «неудовлетворенность семейной жизнью» (21%) и «неудовлетворенность половыми отношениями с супругом» (17%)17. Последний мотив занимал существенное место и в ответах респонденток Ласса, а именно: на него указало 66% женщин18. В прежние годы такой уровень откровения трудно себе даже представить.

Не обошли вниманием исследователи еще два вида практик. Я имею в виду мастурбацию и гомосексуализм. Всего лишь несколько штрихов. По Гельману, мастурбировали около 53% мужчин и 15% женщин, тогда как среди студентов Московского университета — 74%19, а среди слушательниц высших женских курсов — 52% (1914). Молодые люди назвали следующие факторы, содействовавшие проявлению этой сексуальной практики: во-первых, «внутренние побуждения», в частности, студенты Московского университета — 58%, слушатели Коммунистического университета — 44%, слушательницы того же университета — 42%; во-вторых, «влияние товарищей (подруг)» соответственно 33%, 37%, 35% и, в-третьих, «влияние литературы»: 8%, 11%, 15%. На протяжении первой четверти XX века соотношение мужских и женских «признаний» остается неизменным20. Насколько достоверны такого рода сведения, я покажу в дальнейшем.

Что касается гомосексуальности, то, согласно свидетельству М.М. Рубинштейна, в юности (13-15 лет) гомогенная идентификация фиксируется у 1,6% мальчиков и 4,5% девочек21. В силу скудости исходных данных, приведу уникальную для первых десятилетий запись, сделанную в вопроснике Гельмана. При сопоставлении с наблюдениями И.П. Тарновского этот материал показывает малую «продвинутость» современников в понимании этиологии и психологии трибадизма.

Итак, слушательница университета из крестьянской семьи, 23-х лет. Первые сексуальные ощущения появились у нее на 18-м году — самопроизвольно. Онанизмом не занималась. Менструации начались с 17 лет и вызвали страх и стыд. В 20 лет вступила в дебютный сексуальный контакт с мужем. В браке состояла шесть месяцев, развелась, так как сексуальные сношения ей были отвратительны. После развода относится к мужчинам как к товарищам, но не видит в них сексуальных партнеров. На 22-м году жизни смутно почувствовала душевную, психологическую и сексуальную нужду в женщине. С тех пор ее половая жизнь вошла в новую колею. Теперь сексуальность воспринимается ею как потребность, стала доставлять неведомое доселе эротическое удовольствие. Интервьюируемая контактирует с женщинами, сознавая себя при этом бучем22. Соответственно, подруги увлекаются ею, любят и ревнуют, чувствуя себя по отношению к исповедующейся женщинами. Гомосексуальные отношения, по ее признанию, играют в жизни, после общественной работы, главную роль. Заканчивается исповедь так: хочу быть мужчиной. Жду с нетерпением того времени, когда открытия науки приведут к возможности кастрации и прививке мужских органов23. Откровенное изложение респонденткой истории своей сексуальной идентичности вне клиники указывает на готовность, по меньшей мере, части гомосексуалов к диалогу с обществом.

Представленный эмпирический материал свидетельствует скорее о радикальном кризисе традиционных норм и ценностей, нежели о выраженном становлении новых. Нелегитимные сексуальные связи, нет сомнения, перестали быть маскулинной «привилегией». Обращает на себя внимание то, что многовековая партнерша мужчины — «проститутка» — стала интенсивно вытесняться «знакомой». Отношения с последней, во-первых, принципиально исключали куплю-продажу тела и, во-вторых, оказывались не столь духовно и эмоционально отчуждены, хотя в их основе по-прежнему лежало психофизиологическое влечение (стремление к релаксации) чаще с обеих сторон. Одновременно небольшое, но заметно возрастающее число респондентов, интенсифицируя эмоциональные сопере­живания, начинали сексуальную практику если не с женою, то с невестою или сожительницей. Сексуальная жизнь женщин-студенток конструировалась ими по преимуществу таким образом, что ее в значительной мере можно было отождествить с браком или самоценным экспрессивным переживанием. Наряду с этим около пятой доли связей возникло у студенток скорее ради снятия эмоционально-психологического стресса. Оба пола стали допускать возможность и адюльтера. Просматривается тенденция автономизации сексуальности и брачности. Налицо весьма пестрая картина нравов, в которой можно увидеть и поиски глубокого человеческого счастья, и метания, и манифестируемую безликость. Много было наносного, чужеродного, но пробивало дорогу главное — осуществлялся переход от двойной к единой сексуальной морали. Ее формирование шло трудным путем. С одной стороны, свобода сексуального выбора распространилась на оба пола, что само по себе глубоко символично, с другой — женщины усваивали традиционные «мужские» стандарты. Карикатурность стремления представительниц прекрасной части человечества добиться экспрессивной эмансипации копированием худших патриархальных образцов была несомненна. Такой «эмансипированный стиль» поведения мог бы стать шагом к утрате гендерной специфики, эмоциональному «трансвестизму», торжеству однополовости.

Хотя трудно, да, пожалуй, и вовсе невозможно провести систематическое сравнение полученных в двадцатых годах XX века результатов с данными опросов начала века, всё же совсем проигнорировать эту процедуру было бы неверно. Отметим следующее. Уровень вовлеченности мужчин в нелегитимные сексуальные отношения остался в целом неизменным, тогда как у женщин — возрос в 4-5 раз. Фиксируется снижение возрастной границы дебютных сексуальных контактов, соответственно видоизменяется шкала мотивов, в частности, в эти годы значительное место у обоих полов занимает «любопытство» (вуайеризм). Стабильным остается преобладание у молодых людей (независимо от пола) «промискуитетных» связей. Совокупность полученных эмпирических свидетельств указывает на явные признаки отхода от центрирования сексуальности на матримониальном поведении.

Теоретическая интерпретация собранного исследователями двадцатых годов эмпирического материала оказалась для них непосильной задачей. Им не удалось корректно установить основные эмпирические зависимости, а тем более «вписать» подмеченные поведенческие новации в конкретно-исторический и общекультурный контекст. И всё же массовые опросы убедительно опровергали бытовавшие мнения о «невообразимой вакханалии»; в то же время они и не содействовали обоснованию ориентиров на «новые, красивые, здоровые отношения». Больше того, полнокровное понимание происходящих трансформаций эроса оказалось не по плечу даже европейски образованным общественным деятелям (Н. Бухарин, Н. Крупская, Е. Преображенский, С. Смидович, А. Сольц и др.), которых трудно заподозрить в консерватизме и зашоренности. Камень преткновения — выработка нетривиального критерия моральности сексуальной интеракции полов. Для подтверждения этой мысли, пожалуй, достаточно привести несколько выдержек из текстов А. Луначарского. «Я думаю, — писал он, — что в области пола мы должны говорить не о морали, а о свободе, и в ответ на джентльменские заявления, что это смердяковщина, мы должны говорить, что свободе разнузданного человека мы противопоставляем коммунистическое просвещение»24. Красивый пассаж, не правда ли, но, к сожалению, трудно поддающийся интерпретации. Впрочем, дело не совсем безнадежно. Свобода на основе «коммунистического просвещения» — это, по-видимому, не отбрасывание морали, а лишь особое ее понимание: открытость, многообразие сексуальных практик и равная интернальная ответственность мужчин и женщин. Луначарский и в дальнейшем неоднократно выступал против опошления частью молодых людей любовного чувства, низведения его до уровня физиологической разрядки, ассоциирования душевных переживаний с «телячьими нежностями». Приравнивание любви к «пустякам» приводит, по словам наркома просвещения, с одной стороны, к аскетизму, неправомерному пренебрежению ею, «а с другой стороны, получается такое отношение: "почему бы не пошалить?" Теряется отношение к любви как к акту торжественному, как к вещи необычайной важности и необычайной радости»25.

Полагаем, что поливалентность и фовизм поиска нравственного критерия эротики в социально «бурлящем» обществе наилучшим образом прорисовывается при столкновении полярных точек зрения. Наиболее показательны в этом отношении позиции, отстаивавшиеся А. Коллонтай и А. Залкиндом.

Излагая свои взгляды в статье «Дорогу крылатому Эросу», А. Коллонтай утверждала, что сексуальное общение, подпитываемое исключительно физическим влечением, не окрашенное любовью или хотя бы временной страстью, должно осуждаться. Далее, продолжала она, будущие поколения не станут обращать особого внимания на форму любовных отношений — длительный (в том числе легитимный) союз или быстро проходящую страсть. Идеология рабочего класса, по убеждению этой общественной деятельницы, не ставит никаких внешних границ любви, но требовательна к ее содержанию, «к оттенкам чувств и переживаний, связывающих оба пола»26. Словом, суть пролетарского этоса заключена в сопряжении телесности, экспрессии и духа. Трудно пройти мимо этого тезиса. Многие десятилетия идеи одной из ярких представительниц женского освободительного движения замалчивались. По-видимому, скорее интуитивно, нежели осознанно, в них просматривалось нечто конкурирующее с традиционным православным аскетизмом, отождествлявшимся, в свою очередь, с высокой духовностью. Зададимся вопросом: почему «крылатый Эрос»?

Коллонтай считала своим долгом приобщить пролетарскую молодежь к мировой культуре, в частности, к древнегреческой. Отсюда обращение к идеям диалога «Пир». Платон, как известно, в восхищении красотой видел начало роста души. Действие красоты он изображает, развивая миф о крылатой природе души. Философский смысл этого мифа в том, что любовь к прекрасному рассматривается как восхождение, как движение познающего от незнания к знанию, от несущественного к сущему, от небытия — к бытию. Любовь к прекрасному философ понимает как рост души, как приближение человека к истинно-сущему, как восхождение души по ступеням всё возвышающейся реальности, всё возрастающего бытия, как нарастание творческой производительной силы. Любовь к прекрасному есть путь, восхождение, поскольку не все прекрасные предметы в равной мере прекрасны и не все заслуживают равной любви. На первоначальной ступени «эротического» восхождения является какое-нибудь единичное прекрасное тело. Но избравший предметом своего стремления такое тело должен понять впоследствии, что красота отдельного человека родственна красоте всякого другого. Заметившему это надлежит стать поклонником всех прекрасных тел вообще. На следующей ступени «эротического» восхождения предпочтение отдается уже не телесной, а духовной красоте. Предпочитающий духовную красоту созерцает уже не красоту тела, но «красоту насущных дел и обычаев». Из этого созерцания он убеждается, что «всё прекрасное родственно» и «будет считать красоту тела чем-то ничтожным». Еще более высокую ступень «эротического» восхождения к прекрасному образует постижение красоты знания. Наконец, укрепившись в этом виде познания, человек, возвышающийся по ступеням «эротического» восхождения, доходит до созерцания прекрасного в себе, или вида, идеи прекрасного. На этом пределе «эротического знания» взорам созерцающего открывается красота безусловная и безотносительная27.

Вместе с тем, А. Коллонтай, будучи человеком земным, отделяла возвышающие идеалы от жизненных ценностей и специально подчеркивала, что гармония в общении мужчин и женщин наступит в далеком коммунистическом обществе, а до той поры «на переломе двух культур» формирующаяся пролетарская мораль должна покоиться на трех основных положениях: (а) равенстве во взаимоотношениях, (б) взаимном признании прав другого без претензий владеть безраздельно его сердцем и (в) товарищеской чуткости, умении прислушаться и понять работу души близкого и любимого человека.

С иных, не менее шокирующих обывателя, позиций подходил к проблеме «пролетарской» любви известный психиатр и общественный деятель того времени А. Залкинд. «Если, — писал он, — то или иное половое проявление содействует обособлению человека от класса, уменьшает остроту его научной <...> пытливости, лишает его части его производственно-творческой работоспособности, необходимой классу, — понижает его боевые качества, — долой его. Допустима половая жизнь лишь в том ее содержании, которая способствует росту коллективистских чувств, классовой организованности, производственно-творческой, боевой активности, остроте познания»28. Сегодня такие суждения воспринимаются как пародия, напротив, в конце 1920-х годов — как одна из возможных линий дискуссии.

На взгляд психиатра, сексуальные отношения «революционного рабочего класса» подлежат регуляции в соответствии с двенадцатью заповедями:

  • не должно быть слишком ранней половой жизни в среде пролетариата;
  • необходимо половое воздержание до брака, брак — лишь в состоянии полной социальной и биологической зрелости;
  • половая связь как конечное завершение глубокой всесторонней симпатии и привязанности к объекту половой любви;
  • половой акт должен быть лишь конечным звеном в цепи глубоких и сложных переживаний, связывающих в данный момент любящих (социальное, классовое впереди животного, а не наоборот):
  • половой акт не должен часто повторяться;
  • не надо часто менять половой объект, поменьше полового разнообразия;
  • любовь должна быть моногамной, моноандрической;
  • при всяком половом акте всегда надо помнить о возможности рождения ребенка — и, вообще, помнить о потомстве;
  • половой подбор должен строиться по линии классовой, революционно-пролетарской целесообразности, а потому в любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специального полового завоевания;29
  • следует исключить из отношений ревность;
  • не допустимы какие-либо извращения;
  • в интересах революционной целесообразности класс имеет право вмешиваться в половую жизнь своих членов30.

Нравственную практику, отвечающую этим заповедям, Залкинд считал наиболее способствующей действенному участию в социалистическом строительстве, радостному труду и учению. Если же, полагал психиатр, у молодого человека все-таки появятся не основанные на глубокой симпатии и революционной целесообразности сексуальные желания, которых «истинный гражданин пролетарской революции не должен иметь», то «все элементы окружающей среды (требования производства, культурные раздражители, общественно-классовое мнение, партэтика, профэтика, классовая дисциплина) должны их пресечь в корне, затормозить, переключить, перевести на другие, классово-творческие пути»31.

Появление этого кодекса нельзя считать совершенно случайным32. «Заповеди» были призваны как бы естественным образом утвердить принципы коллективизма, закрепить приоритет общества над индивидом. Несмотря на всю их прямолинейность, негибкость, они воспринимались многими с энтузиазмом.

Заключая сопоставление позиций Коллонтай и Залкинда, замечу следующее: одно и то же признание, что в условиях коренного преобразования общества содержание и форма нравственно-экспрессивных отношений между мужчиной и женщиной должны трансформироваться, приводило к совершенно различным выводам.

А. Коллонтай, считая любовь мерилом сексуальных отношений, при равенстве полов и изживании собственничества, делала акцент на интернальном контроле человека, на системе его индивидуальных эстетических и нравственных ценностей. А. Залкинд настаивал на экстернальной33 регуляции. Каждая из этих точек зрения была односторонней. Между тем характер сексуальной этики должны определять, да и фактически определяют, как внутренние стимулы, нравственные ценности и эмоции, так и внешние реальные условия.

Столкновение взглядов на сексуальную мораль стимулировало работу мысли, способствовало формированию этико-социологической теории, необходимой для анализа и оценки нравственных отношений в неведомом обществе. Однако эти споры были не просто теоретическими упражнениями. Они велись страстно и конфликтно, поскольку отражали жизненные реалии. В них сказались особенности безвременья. «<...> в <...> эпоху, когда рушатся могущественные государства, — говорил Кларе Цеткин один из вождей Октябрьской революции Владимир Ленин, — когда разрываются старые отношения господства, когда начинает гибнуть целый общественный мир, в эту эпоху чувствования отдельного человека быстро видоизменяются. Подхлестывающая жажда разнообразия в наслаждениях легко приобретает безудержную силу <...>. В области брака и половых отношений близит­ся революция, созвучная пролетарской революции»34.

Вдумаемся в размышления Ф. Энгельса и В. Ленина, людей различных исторических эпох и практик. Они, в принципе, пришли к идентичному мнению о влиянии коренных социальных преобразований на приватный мир человека. Эта ги­потеза в основном подтвердилась при анализе сексуального взаимодействия мужчин и женщин 1920-х годов. Вместе с тем надо отметить, что исследователи послереволюционных лет зафиксировали лишь часть спектра перемен, а именно ту, которая благодаря «взрывному» (дионисийскому) характеру легко проявлялась, лежала на поверхности. Другая — детерми­нированная фундаментальными социальными сдвигами — была не столь прозрачна. На этом уровне подспудно меняется структура и функции эротико-сексуальных отношений, но при этом процесс протекает нелинейно: то затухает (подчас «отступает»), то вновь пробивает себе дорогу. Отсюда периодическое снижение открытого интереса к сексуальности воспринималось массовым сознанием как достижение гармонии. В действительности же такой «благодати» на протяжении всего 20-го столетия — забегая вперед, утверждаю, — достигнуть не удавалось.


1 Энгельс Ф. Книга откровения // К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч.: В 30 т. 2-е изд. М.: Политиздат, 1961. Т. 21. с. 8.
2 Майорова В. О быте // Коммунистка. 1923. № 3-4. с. 13.
3 Там же, с. 59
4 Ласс  Д. Современное студенчество: Быт, половая жизнь. М.; Л.: Молодая гвардия, 1928. с. 98
5 см. Гуревич З.А., Гроссер Ф.И. Проблемы половой жизни. Харьков, 1930. с. 237
6 Бараш М. Половая жизнь рабочих Москвы // Венерология и дерматология. 1925. № 6. С. 137-147
7 Напомним, что опрос женщин хотя и был проведен Д. Жбанковым в 1908 г., его результаты увидели свет лишь в 1922 г.
8 В данном случае понятие «промискуитет» употребляется условно, за отсутствием лучшего. Этот термин впервые ввел в научный обиход известный американский антрополог XIX века Л. Морган. Он имел в виду социально неупорядоченные сексуальные отношения, которые якобы были распространены среди коренного населения Америки — ирокезов. Мы же его употребляем в том случае, когда сексуальные практики основаны по преимуществу на физиологическом влечении.
9 Гельман И. Половая жизнь современной молодежи: Опыт социально-биологического исследования. М.; Пг.: Гос. изд-во, 1923, с. 67.
10 Гернет М.Н. К статистике проституции // Статистическое обозрение. 1927. № 7. с. 88.
11 Голосенко И.А., Голод С.И. Социологические исследования проституции в России: История и современное состояние вопроса. СПб.: Петрополис, 1998, с. 62.
12 К слову, тенденция к снижению уровня проституции была подмечена и в Западной Европе. Специалисты склонны объяснять сужение ареала про­ституции, во-первых, улучшением экономического положения населения, во-вторых, нравственной эмансипацией женщин. По мнению Б. Рассела, изживание викторианской морали ведет, в частности, к тому, что проститу­ция утрачивает свое значение. Ход рассуждений этого философа таков. Раньше молодой человек был вынужден искать оплачиваемые случайные связи, теперь же перед ним открылась возможность вступить в сексуальное общение с девушкой своего круга. Эти отношения с обеих сторон лишены зависимости, а потому самоценны: здесь экспрессивное созвучие важно так же, как и телесное [см. Russelle B. Marriage and Morals. N. Y.: Horace Liveright, 1929, р. 147].
13 Голосенко И.А., Голод С.И. Социологические исследования проституции в России: История и современное состояние вопроса. СПб.: Петрополис, 1998, с. 79.
14 Гельман И. Половая жизнь современной молодежи: Опыт социально-биологического исследования. М.; Пг.: Гос. изд-во, 1923, с. 116.
15 Голосовкер С. К вопросу о половом быте совре­менной женщины. Казань: 1925, с. 20.
16 Бараш М. Половая жизнь рабочих Москвы // Вене­рология и дерматология. 1925. № 6,с. 145.
17 . Гуревич З.А., Гроссер Ф.И. Проблемы половой жизни. Харьков, 1930. с. 247
18 Ласе Д. Современное студенчество: Быт, половая жизнь. М.; Л.: Молодая гвардия, 1928. с. 147
19 Членов М.А. Половая перепись московского студен­чества // Русский врач. 1907. № 31-32. С. 1072-1111
20 Гельман И. Половая жизнь современной молодежи: Опыт социально-биологического исследования. М.; Пг.: Гос. изд-во, 1923. с. 29, 36
21 Рубинштейн М.М. Юность., М., 1928. с. 75
22 Буч — активный, агрессивный субъект гомосексуального общения.
23 Гельман И. Половая жизнь современной молодежи: Опыт социально-биологического исследования. М.; Пг.: Гос. изд-во, 1923. с. 120.
24 Луначарский А.В. О быте. М.; Л.: Госиздат, 1927. с. 136.
25 Там же, с. 72.
26 Коллонтай A.M. Дорогу крылатому Эросу!: (Письмо к трудящейся молодежи) // Молодая гвардия. 1923. № 3, с. 121-124.
27 Платон. Пир // Соч.: В 3 т.: Пер. с древнегреч. / Под общ. ред. А.Ф. Лосева и В.Р. Асмуса; вступит, ст. А.Ф. Лосева. М.: Мысль, 1970. Т. 2, с. 142-143.
28 Залкинд А.Б. Революция и молодежь. М.: Издание Ком. универ., 1924. с. 55.
29 Равным образом массовое сознание относило к буржуазным атрибутам и модную, красивую одежду. Показательно в этом смысле письмо молодой девушки, опубликованное в «Комсомольской правде». Она солидаризировалась с мнением, что сапоги и грубая одежда более всего к лицу «ленинке». Очевидно, поэтому комсомолка не зашивала дырок и прорех на платье. Но, несмотря на высокую идейность, девушка не смогла отрешиться от субкультурной специфичности — просила у редакции совета, как ей уберечься от упреков со стороны ребят в отсутствии женственности [см.: Кузьмин В. О «молодой старости», аскетизме и казенщине // Быт и молодежь. М.: Правда; Беднота, 1926, c. 32].
30 Залкинд А.Б. Революция и молодежь. М.: Издание Ком. универ., 1924, с. 77-90.
31 Залкинд А.Б. Половое воспитание. М.: Работник просвещения, 1930, с. 282.
32 А. Залкинд был не единственным автором, который стремился во что бы то ни стало зарегламентировать сексуальность. Такие попытки предпринимались неоднократно. Вот несколько сюжетов из кодекса «правильного» сексуального поведения, предложенного американским психиатром А. Эллисом. Свод правил должен:

  • быть «земным», т. е. созданным людьми и для людей;
  • иметь минимальное число правил, регламентирующих сексуальную жизнь;
  • никакого рода сексуальность не может быть запрещена, если она не вредит другому индивиду;
  • допускать, что у людей имеются биологические нужды, удовлетворять которые надо как можно быстрее и полнее, пока и поскольку это не вредит другим, и т.д. [см.: Ellis A. The American Sexual Tragedy. N. Y.: Twayne Publishers, 1962, p. 257)]

33 Экстернальность; интернальность (от лат. «externus» — внешний, «internus» — внутренний) — предрасположение индивида к определенной форме контроля. Если ответственность за события, происходящие в его жизни, человек в большей мере принимает на себя, объясняя их своим поведением, характером, способностями, то это говорит о наличии у него внутреннего (интернального) контроля. Если же доминирует склонность приписывать причины происходящего внешним факторам, то это свиде­тельствует о наличии у него внешнего (экстернального) контроля.
34 Цеткин К. Из записной книжки // Воспоминания о В.И. Ленине: В 5 т. М., Политическая литература. 1979. Т. 5. c. 4


Вернуться назад
Версия для печати Версия для печати
Вернуться в начало

demoscope@demoscope.ru  
© Демоскоп Weekly
ISSN 1726-2887

Демоскоп Weekly издается при поддержке:
Фонда ООН по народонаселению (UNFPA) - www.unfpa.org (c 2001 г.)
Фонда Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров - www.macfound.ru (с 2004 г.)
Российского гуманитарного научного фонда - www.rfh.ru (с 2004 г.)
Национального института демографических исследований (INED) - www.ined.fr (с 2004 г.)
ЮНЕСКО - portal.unesco.org (2001), Бюро ЮНЕСКО в Москве - www.unesco.ru (2005)
Института "Открытое общество" (Фонд Сороса) - www.osi.ru (2001-2002)


Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки.