Александра Ракачева,
студент 2-го курса магистерской программы "Исламские миры"
Я даже и не планировала участвовать в переписи населения,
пока Лилия Борисовна Карачурина не предложила мне принять участие
в переписи населения вместе с остальными студентами-демографами.
Это было прошлой весной, то есть весной 2021 года. Я была крайне
позитивно настроена, однако так и не случилось – ее перенесли. В
сентябре пришло предложение от Волонтерского Центра ВШЭ поучаствовать
в переписи, и я, не особенно задумываясь, подала заявку. Для того,
чтобы получить представление о том, как будет проходить перепись
населения, я записалась контролёром, а мой коллега Андрей – переписчиком.
Мы планировали попасть как минимум в один район, идеально - если
на один участок, но Волонтерский Центр с нами не связывался в течение
нескольких месяцев. Поэтому прямо перед самой переписью мы с коллегами
договорились обратиться к Лилии Борисовне, чтобы сообщить об этой
беде. С ее помощью нам удалось попасть на перепись – но только как
переписчики, так как контролеров начали обучать сильно заранее.
Практически сразу после обращения к Лилии Борисовне
мне позвонила сотрудница управы Восточное Измайлово и сказала, что
как будущему переписчику мне нужно передать ей личные данные: сканы
паспорта, СНИЛС и др., и ожидать сообщения от контролера. Эти документы
я ей передала, и с нетерпением ожидала начала переписи: до него
оставалось где-то неделя. Спустя дней пять, так как никакого ответа
не поступало, я начала обзванивать префектуру ВАО, звонила также
непосредственно в управу, и мне сказали, что со мной позже свяжется
мой контролер – так и произошло.
Первая неделя
В день начала переписи – 15 октября – мне пришло сообщение
в мессенджер от моего контроллера о том, что 17 октября, в воскресенье,
начнется "процесс обучения переписчиков". Обучение, впрочем, состояло
в том, что в местном офисе "Единой России" мне и коллеге-переписчице
показали, как вводить пароль от планшета, открывать программу переписи,
просматривать свой участок и добавлять людей. После того как нас
научили использовать планшет, мы подписали странные договора - странные
они были потому, что хоть мы заранее и отправляли данные – ИНН,
банковские реквизиты - в этом договоре мы должны были их вписать
от руки. Сразу после заполнения договора наступило время теста –
ему сложно дать однозначную оценку, так как тест был всего один
на троих переписчиков, ответы к нему были известны заранее и, что
самое дурацкое, он был напечатан с расчетом на весну 2020-го, и
даты там были… соответствующие. Одним словом, эффект полного погружения
в прошлое.
Наверное, самой интересной историей в этот день была
история про графу «пол». Мой коллега спросила у контроллера, необходимо
ли каждый раз спрашивать у респондента пол, а затем, задумавшись,
сама же себе ответила, мол да, наверное, нужно. Она вспомнила историю,
как в одном с ней подъезде жила «девочка, которая стала мальчиком»,
и, «чтобы не было чего», у людей надо спрашивать пол. Мне показалось
довольно забавным, что отчасти это можно трактовать как историю
о том, что переписчику необходимо давать человеку возможность самому
обозначить гендерную идентичность, а не навязывать ее.
Следующий день должен был стать моим первым днем обхода
по квартирам, однако прямо перед самым выходом из дома мне пришло
распоряжение одеться потеплее, потому что «из-за того, что в полиции
еще не сформировали списки потенциально опасных квартир» было нежелательно
отправлять переписчиков ходить по подъездам. Но в этот вечер пошёл
дождь, и людей вокруг подъезда не было, и поэтому я решила пойти
напролом, и отправилась знакомиться с консьержкой. Консьержка, обвинив
меня во всех грехах, от мусора в подъезде до «ходют тут всякие а
потом вещи пропадают», решила в подъезд меня не пускать. Я же не
растерялась и воспользовалась предложенными управой таблицами с
номерами участковых. Оказалось, что эти номера телефонов или не
работают, или принадлежат вовсе не тем, кому они должны принадлежать.
Мне повезло, что один из номеров, по которым я звонила, принадлежал
коллеге участкового, ответственного за мой дом. Этот полицейский
оперативно переговорил с консьержкой и меня, наконец, впустили.
Правда, в первой же квартире мужчина нагрубил и сказал, что кроме
своего имени давать мне информации не будет.
Ближе к выходным начали происходить довольно странные
события: в один из рабочих дней нас попросили с наиболее заполненными
планшетами подойти в управу и отдать их «для синхронизации». Недели
полторы спустя я, получив свой планшет, увидела, что там заполнено
больше квартир, чем было на тот момент, когда я его отдала; как
мне объяснили, с планшетами «поработали бюджетники». Так на протяжении
десяти дней мой первый планшет лежал в управе, и я всё это время
ходила по второму планшету. Один из домов на участке по этому планшету
был очаровательной пятиэтажкой, к которой я теперь привязана всем
сердцем.
И да, я забыла рассказать про свой второй планшет удивительную
историю: когда я только его получила на руки (планшеты хранить дома
разрешалось) я постаралась поставить его на зарядку и выяснилось,
что его разъём не очень хорошо работает. То есть он слегка искривлен
(и мне рассказывали, что дело в том, что его «собирали» в управе).
Я испугалась, что если сейчас насильно поставлю его на зарядку,
то сломаю переписное оборудование, поэтому отнесла его в управу.
Как выяснилось, в управе не было никакого запаса планшетов, и нас
всех спасло только то, что одна из моих коллег решила со всей силы
запихнуть зарядку в гнездо моего планшета «на всякий случай». Наверное,
это можно считать удачей.
Отправившись с этим планшетом в уже упомянутую выше
пятиэтажку, испытала очень сложные чувства: вот я, лицо государства,
переписчик, стою и ломлюсь в подъезд, осматриваю его со всех сторон
на предмет записанного где-нибудь под крышей кода, или играю в хакера,
пытаясь этот код подобрать. В общем, коды, выданные нам управой,
оказались нерабочими.
Дверь люди открывали неохотно - здесь, как мне кажется,
сказался и страх открыть дверь "продавцу пылесосов Кирби", и желание
сохранить личные данные в безопасности. Так или иначе, активнее
всего открывали дверь пожилые люди - по их словам, перепись это
"нечто обязательное". Отказниками у меня чаще всего оказывались
люди среднего возраста - 35-55 лет. Они зачастую действовали агрессивно,
говоря, что хотят сохранить персональную информацию приватной и
не допустить до нее ни переписчика, ни государство. Еще отказывала
работающая молодежь, которая при этом соглашалась пройти перепись
в свободное время на "Госуслугах". Они не видели проблем в самой
переписи и исходили в своем решении отказаться от опроса скорее
из вопроса экономии времени или, возможно, желания избежать контакта
с переписчиком. Еще заметным было отсутствие информирования населения:
многие из опрошенных подчеркивали, что не знали, что перепись уже
началась, и не были готовы к визиту переписчика. Помимо этого, к
20-00, когда заканчивался рабочий день переписчика, домой приходила
едва ли половина работающих жителей дома, а в выходные, в часы с
10-00 до 14-00 многие из работающих уезжали за продуктами или на
прогулку. Но тут, скорее, дело не в графике, а в том, что представление
о допустимом времени визита переписчика остались прежними, а время
возвращения с работы претерпело значительные изменения. Помимо этого,
все, кого я опросила на первой неделе, записались русскими
Вторая неделя
Вторая неделя переписи была довольно однородной: я продолжала
ходить по своему второму планшету. Обошла все квартиры, которые
были указаны во втором моем планшете, и уже начала ощущать выгорание.
Едва ли не самым странным, что случилось во вторую неделю
переписи, стал запрет управы носить форму, а также форменные шарфы,
однако вскоре после индуцированных моим коллегой проверок от Росстата
этот запрет был отменен. Я продолжила ходить в своей жилетке, только
теперь я не прятала её под курткой. Для себя я решила, что буду
подобные немотивированные запреты игнорировать: когда идёт вопрос
о комфорте и безопасности жильцов, а также о реальности переписных
данных, важнее соблюдать оригинальный переписной дресс-код, чем
выслужиться перед управой. Поняла это я в первый же день после объявления
этого странного запрета. В обед я постучалась в квартиру к пожилой
женщине. Это была однокомнатная квартира, пятый этаж пятиэтажного
дома. Хозяйка очень долго не хотела мне открывать, спрашивала имя,
фамилию, спрашивала участок, спрашивала сколько человек стоит за
дверью, и только после того, как выяснилось, что я за дверью одна,
я одета по форме (о которой она прочла в листовке не подъезде);
только после того, как она удостоверилась, что я действительно переписчица,
она впустила меня. При этом женщина оставила на громкой связи свою
подругу, и только после этого мы с ней смогли пройти переписной
опросник. После этого случая я даже не задумывалась о том, чтобы
снимать форму, потому что моя задача была расположить к себе информантов
и получить максимально достоверные результаты.
Тем временем, мне передали новости, что наш район идет
последним по темпам переписи среди районов Москвы, и поэтому мне
теперь предписывалось переписывать не менее 28 человек в день.
В форме, с тяжеленной сумкой на плече, я практически
каждый день обходила квартиры. Я засовывала информационные листки
к тем, кто не открыл дверь, в почтовые ящики, под двери, беседовала
с людьми через дверь, мне просовывали под дверью QR–код, встречались
и квартиры, где захлопывали дверь перед самым носом. Самое главное,
наверное, было то, что люди были уверены, что переписывают только
людей с постоянной регистрацией, поэтому мне регулярно приходилось
пояснять, что да, я стучусь и к квартирантам, и даже к трудовым
мигрантам из стран Центральной Азии, Приднестровья и не только.
Возможно, это какой-то реликт со времен советской переписи. Так
или иначе, на второй неделе уже стало заметно, что население узнаёт
о переписи хоть что-то. Иногда я слышала объявления о Всероссийской
переписи населения в трамвае, да и в подъездах начали развешивать
листовки о том, что идёт Перепись населения, листовки о том, как
должен выглядеть переписчик.
На второй неделе я впервые встретила человека, который
записался не как «русский». Вы не представляете, как я ликовала
в глубине души! Дедушка, которого я опрашивала, крайне внимательно
слушал мои вопросы, крайне внимательно них отвечал, и на вопрос
по национальность ответил «еврей, конечно». К тому моменту у меня
сложилось впечатление, что почти все люди на моем участке даже при
некотором «репертуаре» идентичностей выбирают «русского». Так, я
переписывала семью, в которой у матери семейства отец был представителем
одного из народов Дагестана, а мать - русской. И её супруг, который
отвечал на вопросы переписи за всю их семью, сказал мне: «Ну знаете,
давайте её запишем русской». И подобные истории встречались мне
достаточно часто.
А теперь расскажу переписную «страшилку»: в пятницу,
уже под конец рабочего дня, я встретила на лестничной площадке симпатичную
женщину средних лет, который предложила переписаться. Когда я начала
переписывать, оказалось, что она живёт в одной квартире со своими
девятью детьми, которые имели соответственно одну фамилию, одно
отчество. Заполняла я их почти час, и испытывала смешанные чувства
– с одной стороны, благодаря ее семье я перевыполнила план на день,
с другой – у меня после этого опроса минут двадцать был тремор руки,
которой я держала планшет.
Самый главный день этой недели был 24 октября, когда
у моего друга, коллеги и партнёра Андрея был день рождения, который
мы отпраздновали на переписи. Проснувшись, мы отправились работать
по моему участку вместе, и встретили очаровательных бабушку с дедушкой,
которые выдали нам мешок яблок, коробку яблочной пастилы и мешочек
яблочных чипсов, которые мы в тот же вечер съели. Мы с той бабулей
потом еще частенько встречались у подъезда, и она волновалась, почему
я хожу одна. И да, к тому моменту от участковых списка опасных квартир
не поступило, а я забрала наконец из управы свой первый планшет
и отправилась обходить с ним квартиры. Впрочем, ненадолго. В конце
второй недели надвигался локдаун и мы совершенно не представляли,
как в этот период будет организовано наше расписание, будут ли люди
вообще открывать нам двери, что нас в целом ждет?
А еще на второй неделе переписи, ближе к ее концу, заболела
ковидом моя коллега, и мы с контролером остались вдвоем.
Третья неделя
На третьей неделе, в локдаун, первую половину недели
я ходила как переписчица, при этом время от времени подменяя контролеров
на стационарных участках. Как я узнала, многие контролеры и переписчики
заболевали в то время коронавирусом, и, на всякий случай, их необходимо
было подменять. В один из дней меня попросили подменить переписчика,
и я отправилась в дом, по которому до этого ни разу не работала.
В этом доме я впервые столкнулась с тем, насколько неприятными
и жестокими могут быть люди. Жилец одной из квартир практически
вытолкнул меня с площадки, оскорблял и угрожал так, что даже я,
не самого робкого десятка человек, немного испугалась. Конечно,
я отметила квартиру в планшете как опасную, и решила незамедлительно
позвонить участковому. Небольшое уточнение – к тому моменту участковые
так и не отправили нам списки опасных квартир. Итак, я набираю номер
участкового, который закреплен за этим домом и слышу, что абонент
недоступен. Набираю номер участкового, которому звонила по своему
участку – недоступен. Будний день, 18 часов вечера, номера абсолютно
всех участковых по району Восточное Измайлово – недоступны. Естественно,
я сообщила об этом в управу, и никакого комментария ответного не
получила.
Зато в этом же доме мы прекрасно пообщались с молодой
парой, которая по окончании моей смены пригласила меня на чай (с
печеньем!).
В середине третьей недели у нас изъяли планшеты на «синхронизацию»
и до самого конца четвертой недели я их так и не увидела. Зато часто
подменяла коллег на стационарных участках, куда, впрочем, не приходил
совсем никто.
Четвертая неделя
Большую часть четвертой недели я занималась только тем,
что подменяла заболевших на стационарных участках, однако, когда
в среду получила на руки планшеты, в них особенно ничего не изменилось.
В один из дней моего дежурства на стационарном участке
руководителями «свыше» была спущена разнарядка «заполнить планшет».
Простая бумажка, вложенная в планшетку, в ней – простые цифры. На
участок – минимум 1000 человек. И пароль. Да, если ваша первая мысль
была связана с подлогом, вы подумали верно. Цифры были, конечно,
поразительные – по одному моему планшету я за месяц едва ли смогла
переписать 200 человек, обойдя при этом все квартиры по нормативам,
три раза. Никаких домовых книг, подлог требовался настолько бесстыдный
и неприкрытый, что даже оправдать его не выходило ничем. Я и раньше
слышала, что таким заставляют заниматься контроллеров, но теперь
получила такой приказ на собственной шкуре. Весь день я мучилась
от страха и тревоги, не зная, что делать – не забивать означало
нарваться на скандал, а позвонить «выше» означало, что, как и раньше,
накажут контроллеров, а до управы, выдавшей разнарядку «рисовать»,
дело опять не дойдет. И главное, это как раз укладывалось в ту информацию,
которую мне передавали приближенные к управе люди – цель локального
руководства, по их словам, заключалась в том, чтобы устранить простых
исполнителей, и посадить выполнять их работу работников управы,
которым можно и не платить вовсе.
Я весь день плакала, советовалась с товарищами. Были
самые безумные идеи – от того, чтобы заселить весь дом приезжими
из Таджикистана до того, чтобы все-таки сообщить данные в Росстат.
В конце концов я пришла к наиболее разумному решению – извинилась,
и по окончании смены до глубокой ночи обходила все квартиры в том
доме, который меня попросили «нарисовать». Надеюсь, я хоть немного
помогла скорректировать данные… Хотя нет, не надеюсь. Когда я уходила
из управы в последний вечер, я видела, как работницы «добивают»
людей в уже заполненные квартиры – а значит, о реалистичности данных
остается только догадываться.
Самой фантастической историей было то, что в одну из
квартир на моем участке через госуслуги записалось больше сорока
человек, и это – без дублей! Перед финальным обходом еще по одному
кругу обошла все квартиры, где мне не открыли, еще раз забросала
жителей листовками, и сдала планшеты. В выходные я подменяла своего
контролера на стационарном участке, пока он совершал контрольный
обход.
Некоторые замечания, не вошедшие в переписной дневник:
Формулировки вопросов по протоколу необходимо было
зачитывать, однако они были крайне громоздкими и неудобными. Не
знаю уж, на чей речевой аппарат рассчитан вопрос «ваши источники
средств к существованию», но явно не на мой. Приходилось импровизировать.
Продолжая тему вопросов анкеты, для меня было непонятно,
почему именно на вопросах о национальности и родном языке необходимо
было указывать, почему респондент отказался давать ответ на этот
вопрос.
Интересный факт: многие указывали как национальность
«россиянин/россиянка».
В «появившихся» в моем планшете заполненных квартирах,
согласно данным, проживали только русские с родным русским языком.
Несколько раз я общалась с людьми (преимущественно
пожилыми), которые сетовали на то, что нет возможности указать
в переписи вероисповедование (удивительное совпадение – потом
эти люди жаловались мне на женщин в хиджабах, «захвативших» Россию).
