… о семье

Идеал многодетной и крепкой консервативной семьи, активно пропагандируемый российской властью и РПЦ, все больше вступает в противоречие с реальностью, пишет Eurasianet. Семейные ценности россиян стремительно меняются, они все больше тяготеют к западной модели «пробного брака». Пытаясь закрывать на это глаза, власть делает лишь хуже.

Вопреки усилиям властей и РПЦ, представления россиян о семье и браке эволюционируют в том же направлении, что и на Западе.
Официальный идеал многодетной, многопоколенной, крепкой и консервативной семьи вступает в противоречие с реальностью.
Пропаганда «традиционных устоев», оправдываемая заботой о рождаемости, на практике, похоже, оказалась малоэффективной. Вопреки усилиям государства и РПЦ, представления россиян о семье и браке эволюционируют в том же направлении, что и на Западе.

Как видят семью государство и церковь
Высшим приоритетом семейной политики в РФ неизменно является поощрение рождаемости. Нацпроект «Демография» ставит целью увеличить среднее число детей, рожденных одной женщиной, с 1,6 до 1,7 к 2024 году.
Концепция государственной семейной политики до 2025 года считает идеалом «большую многопоколенную семью», когда бабушки и дедушки проживают под одной крышей с детьми и внуками.
Согласно документу, в такой семье дети лучше усваивают традиционные моральные ценности, защита которых стала основой официальной идеологии при президенте РФ Владимире Путине (их исчерпывающего перечня не существует).
Концепция также подчеркивает «ценность брака», под которым понимается «союз мужчины и женщины, основанный на государственной регистрации» и заключаемый, главным образом, для воспитания детей.
Руководствуясь этими принципами, власти обещают добиваться уменьшения числа разводов и стимулировать «полные благополучные многодетные семьи».
Официальная доктрина рассматривает семью как нечто большее, чем частное дело входящих в нее людей. Владимир Путин неоднократно называл ее «опорой государства».
При этом одним из принципов семейной политики является невмешательство в ее внутреннюю жизнь и «презумпция добросовестности родителей» (некоторые эксперты считают норму индульгенцией для домашних тиранов).
Влиятельным участником дискуссий о семье, браке и морали является Русская православная церковь.
Социальная концепция РПЦ рассматривает семью как «малую церковь» — общину верующих, в которой жена обязана повиноваться мужу «как Господу». Формально признавая равноправие полов, духовенство настаивает на жестком разграничении гендерных ролей в семье.
«Различие между полами есть особый дар Творца», — поучают авторы документа. Из этого следует, что общественная и профессиональная деятельность женщин заслуживает одобрения лишь тогда, когда не противоречит «женскому естеству», то есть роли супруги и матери.
Русская церковь осуждает разводы, фактические (не зарегистрированные в загсе) и нецерковные (не благословленные священником) браки, внебрачный секс, супружеские измены, аборты, гомосексуальность и некоторые аспекты вспомогательных репродуктивных технологий.
Патриаршая комиссия по вопросам семьи противостоит законопроектам против домашнего насилия, видя в них покушение на устои и проявление «радикального феминизма».
Таким образом, в глазах светских и духовных элит идеальная семья выглядит как разнополая, полная, крепкая, многопоколенная, официально зарегистрированная, богобоязненная, патриотичная и воспитывающая как минимум двоих детей.
«Законный» брак теряет популярность
Для 96-99% россиян благополучие семьи — включая такие его аспекты, как здоровье, безопасность и материальное положение — являются высшими ценностями, показал октябрьский опрос ВЦИОМ. Такую же картину рисуют и опросы прошлых лет.
Для сравнения, продвижение по карьерной лестнице считают важным лишь 39% респондентов, а участие в общественно-политической жизни — 45%.
При этом граждане отнюдь не отождествляют семью и официальный брак. Согласно Росстату, в 2010 году на тысячу человек населения приходилось 8,5 брака, а в 2019-м — лишь 6,5.
Это в точности соответствует ситуации в США, но несколько больше, чем в Евросоюзе, где в 2017 году зафиксировали 4,4 брака на тысячу.
Итоги нынешнего года, вероятно, будут еще скромнее, что объясняется карантином, внесшим коррективы в работу загсов.
«Брак давно перестал быть экономической сделкой. Часто он не рассматривается как союз на всю жизнь, — объясняет тенденцию директор Ивановского центра гендерных исследований Ольга Шнырова. — Людям важнее, какие эмоциональные отношения [в нем] складываются. Государству удобнее зафиксированные браки, потому что так удобнее считать население и платить социальные пособия. [Но] в условиях рыночной экономики люди начинают понимать, что брак — не только права, но и сложности, которые могут возникнуть при разделе имущества или [установлении] опеки над детьми».
Все больше российских пар предпочитает жить в фактическом (не зарегистрированном) браке. Согласно мартовскому опросу ВЦИОМ, в таких союзах состоят 10% россиян, в том числе 16% молодежи. В 2007 году подобных пар было 7%.
Россияне толерантны к бракам «де-факто». В 2018 году их считали нормой 46% респондентов ВЦИОМ (против 45% осуждавших). Около 40% считали возможным уравнять в правах «расписанные» и «нерасписанные» пары.
«Люди хотят сначала посмотреть, как сложатся их отношения. Поэтому заимствуется западная модель „пробного брака"», — отмечает Шнырова.
Такая позиция идет вразрез с мнением РПЦ и парламентариев, отклонивших законопроект, наделяющий фактических супругов теми же правами, что и «законных».
В то же время 71% опрошенных ВЦИОМ в 2018 году полагали, что перед рождением детей паре лучше оформить свои отношения. По данным Росстата, доля внебрачных детей составляет в России 21,2%, примерно вдвое меньше, чем в Евросоюзе и США.

Токсичные отношения разъедают брак
Вопреки декларациям властей, количество разводов в РФ не снижается: в 2019 году на тысячу человек приходилось 4,2 расторгнутых брака — столько же, сколько в 2005 году.
Примечательно, что в России семьи распадаются вдвое чаще, чем в «бездуховной», по мнению консерваторов, Западной Европе и в полтора раза чаще, чем в США.
Хотя обновленная Конституция провозглашает брак «союзом мужчины и женщины», на две полные российские семьи с детьми приходится одна неполная (как правило, «женская»). Доля таких семей в РФ (32%) в два с лишним раза больше, чем в ЕС и почти в полтора раза больше, чем в США.
«Новая ценность — психологически комфортные отношения — выходит на первое место. Женщины являются передовиками в борьбе за эти комфортные психологические отношения (поэтому именно они чаще всего инициируют разводы)», — считает член Правозащитного совета Санкт-Петербурга Наталия Ходырева.
Пару лет назад понятие «токсичный» применительно к общению вошло в широкий обиход, и даже было объявлено «словом года». Отказ от токсичных (замешанных на зависимости) отношений становится тенденцией в противовес представлениям о нерушимости и святости брака.
Все больше молодых пар пытаются жить по-новому, пытаясь строить более равные и открытые отношения.
«Зарождается множество новых вещей (стилей семейной жизни), например, полиамория. Это когда мужчина и женщина открыто обсуждают друг с другом своих других [сексуальных] партнеров, и для них это нормально. Хотя в некоторых высокообразованных семьях это было и сто лет назад», — отмечает Ходырева.

Экономика против традиции
Семейные ценности россиян меняются буквально на глазах, показал ноябрьский опрос ФОМ.
О том, что мужчина и женщина должны поровну делить домашнюю работу, заявили 91% опрошенных (в 2000-е годы так думали порядка 70%, а в начале 2010-х — 80%). Что труд по дому — главным образом, задача, женщины, заявили всего 4% респондентов, по сравнению с 14% в 2013 году и 26% в 2003 году.
«Феминистская повестка проникает в массы, потому что отражает реальные изменения в жизни общества… В традиционной семье муж работает по 24 часа сутки, а всю семейную сферу оставляет жене… [Это] изолирует мужчину, лишая его эмоционального контакта с близкими… На Западе проблему решает концепция ответственного отцовства, подразумевающая активное участие мужчины в жизни семьи… В нашей стране [эта идея] начинает восприниматься нормально молодым и средним поколением», — считает Ольга Шнырова из Ивановского центра гендерных исследований.
Переделу сфер ответственности способствует и то, что в крупных городах заработки жен все чаще становятся основой семейного бюджета. Это подрывает традиционную роль мужа как кормильца и главы семьи.
Подавляющее большинство (81%) респондентов ноябрьского опроса ФОМ не видят ничего дурного в том, что работающая жена получает больше мужа. В 2013 году так думали 57%, а в 2007-м — 53%.

Насилие — не скрепа
Большая часть (79%) собеседников «Левада-центра» поддерживают принятие закона, защищающего домочадцев от семейного насилия. Свыше 60% россиян обоих полов (и 74% женщин) признают важность проблемы для общества. Однако церковь и государство противятся инициативе.
Впрочем, по мнению Натальи Ходыревой из Правозащитного совета Санкт-Петербурга, результаты опросов едва ли отражают реальную картину отношений в российских семьях.
«Существует расхождение между декларацией равенства и тем, как [этот принцип] реализуется в конкретных условиях… Домашнее насилие и убийства женщин — показатель глубинной, доморощенной традиционности. Тем не менее процесс [размывания патриархальных отношений] идет у нас, как и в других странах, но медленнее», — полагает собеседница Eurasianet.org.
По словам Ходыревой, с домашним насилием (включая психологическое) сталкиваются от одной пятой до трети всех женщин. Оно является одним из главных поводов для развода, что позволяет усомниться в мотивах тех, кто, якобы защищая семью, призывает государство не вмешиваться в семейные драмы.

Многопоколенность не в моде
Официальный идеал «многопоколенности» не вызывает энтузиазма у россиян, так как противоречит все более востребованной идее личного пространства.
Доля многопоколенных семей сегодня составляет порядка 12% против 22% в 1990-е, отмечает социолог Екатерина Тарасова.
Четверть россиян, недавно опрошенных исследовательским холдингом «Ромир», признались, что считают пожилых людей «обузой» для более молодых поколений (схожие настроения фиксируются и на Западе). Согласно ВЦИОМ, число людей, готовых отдать детей на воспитание бабушке или дедушке, вдвое меньше (27%), чем предпочитающих детский сад (66%).
Впрочем, за пределами центральной части РФ доля многопоколенных семей в последние десятилетия растет, отмечала Тарасова. Но, ее мнению, это связано не с возрождением традиционных ценностей, а с бедностью, недоступностью жилья, нехваткой мест в детсадах.
По мнению Шныровой, за пропагандой «многопоколенности» кроется банальное стремление властей сэкономить на поддержке пожилых.
«Есть понятие sandwich generation, которое касается женщин среднего возраста, на которых, с одной стороны, еще висят маленькие дети, а с другой, — престарелые родственники, о которых государство практически не заботится… Но им (властям) так удобнее, потому что дешевле», — считает исследовательница.

Приносит ли плоды пропаганда многодетности?
Отношение к многодетным семьям в обществе улучшается, отмечает исследование ВШЭ, а доля рожденных в них детей растет: с 7% в конце нулевых до 10% в прошлом году. При этом рождаемость в целом продолжает снижаться.
Россиянки в среднем заводят не больше детей, чем европейки или американки. Пик рождаемости (1,77 ребенка в среднем на одну женщину) пришелся на кризисный для экономики 2015 год. После этого кривая поползла вниз. В 2019 году показатель снизился до 1,57. Это столько же, сколько в Евросоюзе, и несколько меньше, чем в США.
«Для расширенного воспроизводства [населения] нужно не менее трех детей (в среднем на одну женщину). Два ребенка — это простое воспроизводство; один — население сокращается», — объясняет Ольга Шнырова.
Большинство россиян мечтает о двух детях, но этим планам мешают нехватка денег (об этом говорят 70% мужчин и 73% женщин), жилищные трудности, невозможность совмещать работу с заботами о ребенке, дефицит мест в дошкольных учреждениях и прочие экономические проблемы.
Кроме того, стремление к личностной и профессиональной самореализации заставляет россиянок позже выходить замуж и откладывать рождение детей.
За последние два десятилетия наиболее распространенный возраст вступления в брак (для невесты) и рождения первенца сдвинулся до 25-34 лет, что соответствует европейской и американской норме.
«В наших больших городах супружеские пары думают так же, как и американские или европейские: нужно заложить начало карьеры, а потом уже заниматься детьми», — комментирует Шнырова.
Количество абортов в России неуклонно снижается. По последним данным Минздрава, в 2018 году на тысячу женщин приходилось 14,7 прерываний беременности, тогда как в 2005 году — 38,2.
По-видимому, это объясняется не столько ограничениями на проведение процедуры, введенными, в том числе, по настоянию церкви, сколько возросшей осведомленностью о сексе, доступностью противозачаточных средств и распространением медикаментозных абортов. Та же тенденция наблюдается в западных странах и по всему миру.

Какой должна быть семейная политика?
Если государство действительно хочет повысить рождаемость, оно должно усилить социальную поддержку семей, уверены обе собеседницы Eurasianet.org.
«Ценности, идеология — это, конечно, хорошо. Но люди не будут рожать, если у них нет к этому экономических стимулов… Государственные средства расходуются нецелесообразно. Нужно… создавать экономическую и социальную инфраструктуру для поддержания семьи», — говорит Ольга Шнырова.
«Алармистская тенденция, направленная на повышение рождаемости путем запрета абортов — это желание решить сложную проблему дешевым способом. Мы тратим на поддержку семьи в десять раз меньше ресурсов, чем Франция», — вторит ей Наталия Ходырева.
Необходимо существенное расширение сети детсадов, кризисных центров для женщин, домов престарелых и других социальных служб, полагают эксперты.
«Роддома должны быть маленькими, дружественными по отношению к женщинам, а не огромными комплексами, куда роженица едет за 30 километров», — приводит пример правозащитница.
Необходимо позаботиться и о трудовых правах родителей, тем самым побуждая их к равному участию в воспитании детей.
«Законодательство должно предоставить женщине возможность гибкого графика, сокращенного рабочего дня без потери заработной платы», — говорит Шнырова.
Дополнительные возможности должны появиться и у мужчин, многие из которых не могут получить отпуск по уходу за ребенком, даже имея такое желание.
По мнению исследовательницы, властям следует поощрять ответственное родительство. Например, обучать как будущих матерей, так и их партнеров, уходу за младенцами.
Российская семья трансформируется, а притязания властей на то, чтобы сделать ее более «традиционной», не имеют под собою почвы. Старательно не замечая этого, государство рискует окончательно утратить контакт с реальностью, предупреждают эксперты.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

EurasiaNet, США, 14 декабря 2020 года
ИноСМИ, 14 декабря 2020 года

В издательстве «Новое литературное обозрение» выходит книга «Сметая запреты. Очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков». Forbes Woman публикует отрывок о том, как аристократки и представительницы интеллигенции 1860-х перестали стремиться к замужеству и материнству

Анна Белова, Наталья Мицюк и Наталья Пушкарева — историки и антропологи, члены Российской ассоциации исследователей женской истории (РАИЖИ). В коллективной монографии «Сметая запреты. Очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков» они исследуют историю женской сексуальности от средневековой Руси до современной России. Важный компонент сексуальной жизни женщин — деторождение, которое прошло путь от естественного следствия и единственно одобряемой цели секса до предмета свободного выбора женщины. Радикальный поворот на этом пути произошел во второй половине XIX в. с переходом к индустриальному обществу, — не в последнюю очередь он был связан с тем, что все больше российских женщин занимались профессиональной деятельностью.
Итак, одной из важнейших тенденций брачного, репродуктивного и сексуального поведения горожанок в последней четверти XIX века явилось повышение возраста первого деторождения. Если в Средние века митрополит Фотий позволял венчать «девичок» не младше 14 лет, то в XVIII веке закон разрешил девицам выходить замуж с 16 лет. Иными словами, в России — как и везде — поначалу существовала традиция ранних браков. Но в Западной Европе с XVI века, за исключением России, Болгарии, Сербии, на смену традиционному стал приходить европейский тип брачности (для которого характерно позднее вступление в брак, высокая доля лиц, никогда не женившихся и не выходивших замуж, малодетность и бездетность). По мнению английского демографа Джона Хаджнала, новый тип брачности был связан с буржуазным развитием общества и утверждением протестантской этики. Горожане, представители зарождавшейся буржуазной прослойки оттягивали время вступления в брак, тем самым увеличивался период с момента наступления зрелости до заключения брака. Основное объяснение этому он видел в простом факте, что в возрасте от до лет можно было посвятить себя максимально усердной работе и прирастить собственный капитал.
Очевидно, что первоначально эта тенденция касалась прежде всего мужчин, с развитием женской эмансипации все большее число горожанок отказывались от раннего брака в пользу иных сценариев. К началу ХХ века во многих европейских странах до 70% женщин в возрасте 20–24 лет еще не были замужем, а среди 30-летних доля незамужних могла достигать почти половины женского населения этого возраста . Иное дело — Россия. Ранние браки среди крестьянок вплоть до середины XIX столетия были нормой, крестьянская семья традиционно была многодетной. Новые тенденции в репродуктивном поведении россиянок стали проявляться первоначально среди привилегированных сословий, интеллигентных женщин и горожанок.
В.Михневич, исследуя население столицы в 1880-е годы, отмечал, что женщины чаще всего выходили замуж в возрастном промежутке от 21 года до 30 лет, в период «ранней юности» заключалось менее трети браков. Статистические отчеты также подтверждают, что в пореформенной России наблюдалась устойчивая тенденция повышения брачного возраста. Так, согласно «Статистическому временнику Российской империи», в 1882 году по сравнению с предыдущим годом количество «вступивших в брак в возрасте до 20 лет значительно уменьшилось как мужчин, так и женщин, а во всех прочих — повысилось». Средний возраст невест в Москве и Санкт-Петербурге в начале XX века составлял 24,6–25,1 года. В Харькове, например, до 20 лет в брак вступало менее 12% горожанок, зато более 59% женщин выходили замуж в возрасте от 20 до 29 лет. При этом в промежутке от 30 до 39 лет замуж выходило немного — 14% женщин.

«Материнство калечило женщин страшнее, чем мужчин война». Могла ли женщина быть независимой в XIX веке
Изменения в брачном поведении населения были закономерны при переходе от традиционного (доиндустриального) к индустриальному обществу. Современные исследователи, аналитики демографических данных проводят прямую корреляцию между женской образованностью и уровнем рождаемости («Чем выше уровень образованности и материального комфорта, прежде всего среди женщин, тем ниже уровень рождаемости»). Размывание патриархальных ценностей было связано с социально-экономическими процессами. Разрушение традиционного патриархального мира оказало ключевое влияние на трансформацию межличностных, в том числе семейных, отношений. В условиях сельской жизни, внутри крестьянской общины семья была стабильным социальным институтом. Господствовало натуральное хозяйство, в котором жестко распределялись семейные роли. Городская жизнь меняла традиционное семейное поведение населения. Развитие буржуазных отношений приводило к тому, что работа по найму становилась одной из возможностей обеспечить себя. Заработка мужчины не всегда было достаточно для семейного хозяйства. Женщина также вовлекалась в общественное воспроизводство, что, несомненно, оказывало влияние на ее репродуктивное поведение.
Значительное влияние на рационализацию деторождения оказал городской образ жизни, разрушавший патриархальный мир русской семьи, влияющий на индивидуализацию сознания, а также женская эмансипация второй половины XIX века, которая не всегда была осознанной (рациональное стремление женщин к образованию и самостоятельному труду в период появления новых сфер для женской самореализации), являясь вынужденным ответом на потребность обеспечить себя и свою семью (в особенности в случае неспособности родительской семьи обеспечить жизнь дочери, отложенного замужества, вдовства и развода). Для женщины пореформенной России открылись иные горизонты социальной деятельности. На страницах девичьих дневников, писем все чаще стали попадаться описания намерений пойти учиться, а вовсе не мечты о свадебном платье.
Не только «новые женщины» эпохи, феминистки, нигилистки, не спешили обзаводиться семьей, но и обычные девушки все чаще откладывали замужество. В их жизни, помимо брака и материнства, появлялись другие жизненные стратегии (получить достойное образование, в том числе и профессиональное, участвовать в общественно-политической деятельности, профессионально реализоваться), которые нарушали традиционно сложившийся гендерный порядок. Смоленская дворянка А.Оберучева в своих мемуарах подчеркивала нежелание следовать предписаниям традиционного женского сценария: «Многие знакомые хотели, чтобы я вышла замуж, но у меня было твердое намерение поступить в университет и быть врачом. Брат меня поддерживал в этом моем желании (не выходить замуж)». С допуском женщин в университеты горизонты для публичной деятельности расширялись, появлялись новые жизненные сценарии.

«Детей-то родить успеют, теперь впору курсы слушать»
Смена приоритетов в жизни молодежи вызывала непонимание и осуждение у старшего поколения. О «странных» предпочтениях молодежи размышляла в своих воспоминаниях престарелая няня, воспитавшая не одно поколение девиц из высшего сословия. Оценивая барышень «прежних» времен, как «сегодня в куклы играет, а завтра под венец идет», «кончат пансион и замуж скорей», в отношении девушек начала XX века она писала: «…детей-то родить успеют, теперь впору курсы слушать».
Изменения предпочтений молодежи, связанные с отхождением от матримониальных ценностей, явились частью конфликта «отцов и детей», хотя в данном случае уместна формулировка «родителей и дочерей». Провинциальная помещица М.А.Данилова (урожд. Ундольская) в своих воспоминаниях цитировала старших родственниц, которые с непониманием относились к ее отрицанию раннего замужества: «Маше уже 23, и она еще не замужем. Никто из бывалых у них в доме молодых людей ей не нравился. С ее серьезным и вдумчивым характером трудно будет ей найти подходящего мужа».
Легитимация наметившейся тенденции происходила во врачебном дискурсе. Социальный историк Б.Н.Миронов полагает, что было некое «рациональное решение правительства», возникшее под влиянием представителей образованных кругов общества. И возникло оно — считает он — под влиянием врачебного и педагогического дискурсов, культивировавших образ «сознательной матери», заводившей детей в возрасте, далеком от подросткового. Либерально настроенные врачи с одобрением относились к возможному повышению детородного возраста. Среди доказательств были анатомо-физиологические: к 21 году женщина достигает половой зрелости. Непререкаемый авторитет для матерей начала XX века врач В.Н.Жук указывал, что наиболее здоровые и крепкие дети рождаются у женщин в возрастном промежутке от 19 до 35 лет.

«Теперь редкая женщина только жена, мать и хозяйка, она часто при этом учительница, акушерка, фельдшерица, врач, швея, кассирша»
В условиях разорения помещичьих семей, с особой силой проявившегося с 1880-х годов, с их патриархальным укладом жизни уходили в прошлое традиционные гендерные отношения. Все чаще горожанки вынуждены были работать, что объяснялось не их феминистическими взглядами, а финансовой необеспеченностью семьи. К их числу относились и многие деятельницы феминистского движения 1860–1870-х годов. Они признавались, что их профессиональная деятельность была обусловлена необходимостью содержать себя и своих детей. Горожанки все больше вовлекались в публичную деятельность, связанную не столько с общественной активностью, сколько с освоением профессиональных ролей. Сферы наемного труда для женщин расширялись — медицинская (врачи, акушерки), педагогическая, фабричный труд, журналистская и пр. «Теперь редкая женщина только жена, мать и хозяйка, она часто при этом учительница, акушерка, фельдшерица, врач, швея, кассирша и др.», — отмечал П.Чухнин на съезде врачей в 1913 году.

Forbes, 19 декабря 2020 года