… о глобальных последствиях коронавируса

Человечество конечно справится с Covid-19. Но, по мнению израильского историка, придется очень быстро и на глобальном уровне сделать выбор между обществом, которое предоставляет большую автономность населению, и обществом тоталитарного контроля.

Юваль Ной Харари, профессор исторического факультета Еврейского университета в Иерусалиме и автор книги «Sapiens: Краткая история человечества», анализирует решения, с которыми могут столкнуться наши общества в ближайшие месяцы.
«Пуэн»: В середине XIV века, то есть в период так называемой первой глобализации, эпидемия бубонной чумы, которую привезли из Китая шедшие по Шелковому пути торговцы, сначала ударила по Италии и Франции, а затем распространилась по всей Европе вплоть до Англии, убив половину населения континента. Неожиданным последствием этой трагической пандемии стали масштабные социальные преобразования, которые заложили основы Возрождения. Так, в Западной Европе вызванная чумой нехватка рабочей силы привела к появлению первых фиксированных зарплат и социальных прав, что в итоге завершилось концом феодального строя. Не считая смертности, не видите ли вы сходства с тем, что происходит сейчас? Мир, который выйдет из нынешней катастрофы, будет таким же неузнаваемым? Если да, то как именно?
Юваль Ной Харари: Кризис Covid-19 становится ключевым моментом нашей эпохи. Решающим его делает то, что сейчас возможно все. Ход истории ускоряется. Рушатся старые правила и появляются новые. Через месяц-два правительства и международные организации должны будут провести гигантские социальные эксперименты в реальных условиях, которые определят облик мира на десятилетия вперед.
Взять хотя бы то, что происходит в моем университете в Иерусалиме, где уже не первое десятилетие ведутся споры о том, чтобы читать лекции по интернету, а не в аудиториях. Все это связано с огромными проблемами и множеством возражений, в связи с чем вопрос так и не был решен. Как бы то ни было, после решения правительства закрыть три недели назад все кампусы из-за эпидемии университету пришлось создать систему, которая перевела все занятия в сеть. Я уже провел три занятия таким образом на этой неделе, и все прошло хорошо. Не думаю, что университет откажется от этого, когда кризис будет преодолен.
Другой пример: некоторые эксперты уже не первый год говорят о «безусловном базовом доходе». Практически все политики в мире считают эту идею наивной и утопической, отказываются хоть в какой-то степени испытать ее на практике. Тем не менее на фоне пандемии даже ультраконсервативная администрация США решит выплатить всем американцам базовую зарплату в течение всего периода кризиса. Какие результаты даст этот опыт? Пока этого никто не знает. Как бы то ни было, будут сделаны выводы, которые приведут к радикальным преобразованиям регулирующих сейчас жизнь наций социально-экономических систем.
Еще один пример: использование роботов для ухода за престарелыми и больными людьми. На этом пути опять-таки стоит множество серьезных препятствий, а имеющийся опыт ограничен. Тем не менее на фоне повсеместной и экстренной необходимости в медперсонале люди начинают понимать, что роботы представляют собой часть решения, поскольку они не устают и не могут заболеть. Поэтому ряд медицинских учреждений начнет использовать их для растущего числа задач. Откажутся ли от этих машин по окончанию кризиса? Сомневаюсь. Скорее всего, хотя бы некоторые из них останутся на месте, а кризис ускорит роботизацию определенных профессий.
То же самое происходит и во многих других отраслях. Невозможно предугадать, какие из этих опытов окажутся успешными и какое воздействие они окажут на общество. В любом случае я хочу подчеркнуть, что из-за этого санитарного кризиса мы оказались в историческом водовороте. Привычные законы истории находятся в подвешенном состоянии. На несколько недель невозможное стало обычным делом. Это означает, что с одной стороны мы должны быть предельно осторожными, а с другой стороны мы должны позволить себе помечтать.
В демократии такая эпоха как наша может позволить тиранам прийти к власти и установить антиутопию, но в то же время она может создать условия для реализации долгожданных реформ и преобразования несправедливых систем. К концу года мы будем жить в новом мире. Будем надеяться, что он станет лучше.
— Одно из отличий чумы XIV века от нашей информационной эпохи заключается в быстроте. В прошлом не существовало понятия «экстренные меры». Такие меры создают новый мир. «Краткосрочные экстренные меры станут постоянными механизмами», — писали вы в «Файнэншл Таймс». «Целые страны станут подопытными кроликами в крупномасштабных социальных экспериментах». Эти опыты кем-то контролируются? Или же это просто последствие нашей эпохи, в которой долгосрочная перспектива в некотором роде стирается под напором новой информации?
— Некоторые из этих социальных экспериментов возникают спонтанно, под давлением обстоятельств, для решения новой проблемы. Другие же старательно направляются сверху. Кто-то выбирает, какой социальный эксперимент проводить и на каких условиях. Таким образом, политика сейчас важна как никогда, поскольку наделенные огромной властью политические лидеры могут за несколько дней сделать то, на что раньше ушли бы годы борьбы.
— Например, в Европе восемь операторов мобильной связи решили предоставить правительствам данные о местонахождении клиентов без каких-либо обсуждений.
— Другой пример — это культура. У нас в Израиле практически всем культурным учреждениям сегодня грозит банкротство. Театрам, галереям, музеям, хореографическим труппам… Правительству придется спасать их, как оно уже спасает гостиницы, рестораны и авиакомпании. Если оно решит помогать только тем учреждениям, которые нравятся ему — что вполне вероятно — все культурное пространство страны кардинально изменится через несколько месяцев.
В целом, в вопросе времени и экстренных мер наблюдается ироничный парадокс: чем больше улучшается жизнь человека, тем больше в ней становится экстренного. Подумаем, что считалось «нормальным» во Франции XIV века. Не было никакой системы здравоохранения, никто не получал государственные компенсации, повсюду царило насилие, во властных кругах была невероятная коррупция, а население страдало от голода. Если бы в тот момент появилась не чума, а эпидемия коронавируса, кто обратил бы на нее внимание? Никто. Процент населения умирает от инфекции? Обычное дело. Понятия экстренных мер тогда не существовало.
Современный мир отличается чрезвычайно сложной сетью институтов (больницы, школы…), которые невероятно улучшили условия жизни населения, но в то же время сделали общество более хрупким. Сегодня мы можем потерять очень много из-за малейшей эпидемии. Масштабы экстренных мер растут пропорционально этому усложнению и хрупкости.
— По вашим словам, наше будущее будет зависеть от нашего коллективного ответа на два основных вопроса, которые поднимает нынешний кризис. Один из них заключается в том, что нам придется очень быстро и на глобальном уровне сделать выбор между обществом, которое предоставляет «большую автономность населению», и «обществом тоталитарного надзора». Вы приводите два примера последней системы: политика контроля над населением в Китае с помощью мобильных приложений, которые позволяют отслеживать потенциальных носителей вируса, и решение Биньямина Нетаньяху в Израиле использовать антитеррористические технологии для надзора за больными. Можно ли на самом деле сравнить идеологическую политику китайской Компартии и импровизированную тактику израильского премьера? Если да, можно ли рассматривать это как примеры опасных «социальных опытов», о которых вы говорите?
— Я не сомневаюсь, что человечество победит коронавирус, но опасаюсь, что в результате мы поддадимся нашим внутренним демонам. Даже демократии могут с легкостью превратиться в диктатуры во имя защиты здоровья. И это не пустая угроза: этот процесс сейчас разворачивается у меня на глазах в Израиле. Когда Эммануэль Макрон принимает во Франции чрезвычайное постановление, у него есть для этого вся необходимая легитимность, поскольку он был избран демократическим путем. В Израиле Нетаньяху в другом положении. Он проиграл недавние выборы и является всего лишь лидером неизбранной коалиции, переходной команды. Во имя борьбы с вирусом он попытался закрыть парламент, чтобы самолично принимать экстренные декреты без малейшего демократического контроля. Есть сопротивление, но пока что никто не может сказать, в каком направлении будет развиваться история, если Нетаньяху добьется своего, Израиль перестанет быть демократией. И даже если эта диктатура просуществует всего несколько месяцев, она станет катастрофой, потому что нескольких месяцев достаточно для произвольного распределения десятков миллиардов, преобразования рынка труда, образовательной системы и культурного полотна.
— Как вы пишете, в будущем «правительственные алгоритмы» будут знать наше состояние здоровья еще раньше нас, а также с кем мы встречались и куда ходили. Цепь заражения получится сдержать. Это станет прогрессом, но те же самые алгоритмы смогут анализировать нашу температуру тела, сердечный ритм и эмоциональную реакцию, в том числе во время политического выступления или теледебатов. Платой за медицинскую безопасность станет то, что правительства и контролирующие алгоритмы организации будут знать нас лучше нас самих, смогут манипулировать нашими эмоциями так, что это оставит далеко позади методы Cambridge Analytica, которые использовались во время последних американских выборов. Вы говорите, что для предотвращения этого требуется автономное, то есть хорошо информированное и граждански мотивированное население, которое может верить в свои СМИ и госслужбы. Но разве можно верить СМИ и тем более госслужбам в нашу информационную эпоху, когда вокруг без конца накапливается противоречивая информация, а политики дискредитируются?
— Ключ ко всему — это научное образование и сильные и независимые институты, такие как университеты, больницы, газеты. Все это, разумеется, нельзя создать одним днем, тем более в разгар кризиса. Это требует инвестиций и времени. Как бы то ни было, общество, которое предоставляет гражданам серьезное научное образование и сильные институты, справится с эпидемией гораздо лучше, чем диктатура, поскольку та вынуждена вести надзор за невежественными людьми. Проблема в том, что во многих странах популистские политики намеренно подорвали веру населения в науку, СМИ и государственные власти. Без этого доверия люди не знают, что делать. Но я не думаю, что решением может быть авторитарный режим. Думаю, что он связан с восстановлением такого доверия.
— Второй важнейший вопрос, по-вашему, заключается в формировании глобального плана. Вы считаете, что с кризисом получится справиться лишь при помощи международной солидарности. Что вы ответите тем, кто считают нынешнюю пандемию продуктом глобализации? Можем ли мы и дальше зависеть от Китая? Можно ли сотрудничать с Россией Путина и Америкой Трампа?
— Некоторые утверждают, что решение заключается в отходе от глобализации. Я считаю, что это в корне неверно. Напомню, что эпидемии существовали задолго до современной глобализации. Отличие в том, что в Средневековье вирус распространялся со скоростью упряжной лошади. По большей части заражались лишь небольшие города и деревни, но эпидемии вроде черной смерти были куда более страшными, чем нынешний вирус. Если мы хотим защититься от эпидемий путем изоляции, придется вернуться даже не в Средние века, а в Каменный век. Насколько нам известно, это последняя эпоха, когда люди были защищены от эпидемий. Просто потому, что их было мало, а контакты между ними были редки.
Средство от эпидемий — это не изоляционизм и сегрегация, а информация и сотрудничество. Большое преимущество людей перед вирусом заключается в их способности эффективно сотрудничать. Коронавирус в Китае не может обмениваться с коронавирусом в США информацией о том, как заражать людей. Тем не менее Китай может предоставить США множество сведений о вирусе и способах его лечения, отправить экспертов и оборудование. Вирус на это не способен. К сожалению, в связи с нехваткой глобального лидерства мы не можем извлечь всю выгоду из такого сотрудничества.
Политики, которые подорвали доверие населения к институтам, намеренно подорвали веру в международное сотрудничество, и сегодня нам приходится за это расплачиваться. Разве лидеры со всего мира не должны были еще недели назад выработать общий глобальный ответ на санитарный и экономический кризис, который бушует по всему миру? Этого до сих пор не произошло. Можно ли доверять Трампу и Путину? Тоже нет. В этом вся проблема. Мы вступили в кризис с руководством, которое явно не соответствует масштабам стоящих задач. Остается надеяться на формирование международного лидерства с опорой на другие страны или неправительственные ассоциации. Остается надеяться, что избиратели в демократических странах вспомнят о случившемся и осознают опасность избрания ксенофобских лидеров, которые не могут обеспечить нам столь необходимое глобальное сотрудничество.
— Будь-то китайская (коммунистическая дисциплина представляет собой лучший щит от кризиса и должна быть принята всем миром как альтернатива глобальному либерализму) или националистическо-изоляционистская версия возникшего из текущего кризиса нарратива, утверждается, что пандемия выявила повсюду структурную слабость государств и заставит всех нас так или иначе вернуться к более сильному государству. Согласны ли вы с этим выводом?
— Все зависит от того, что иметь в виду под «сильным государством». Если речь идет о националистическом полицейском государстве, то нет. Нам нужна более прочная система здравоохранения, сильные научные институты, информированное общество и глобальная солидарность. Такие ключевые ингредиенты позволят победить эту и следующие эпидемии. Когда их не хватает, люди начинают мечтать о диктаторах и способных защитить их лидерах.
— «Человек мыслит, скорее, рассказами, чем фактами» — это одна из ключевых идей ваших книг «Sapiens» и «Homo deus». Терроризм, масштабные и неожиданные пандемии, потепление климата — мы живем в неспокойное время, когда непредсказуемое и неожиданное представляется единственным правилом, единственным горизонтом. Какой коллективный рассказ можно построить, чтобы сформировать ответ на такую постоянную экстренную глобальную обстановку?
— Прежде всего, не стоит верить в существование постоянной экстренной глобальной обстановки. Ее не существует. В начале XXI века человечеству действительно приходится иметь дело с экзистенциональными угрозами (ядерная война, экологический кризис, технологические потрясения…), но истерия не поможет нам справиться с ними.
Гораздо лучшей базой для формирования коллективного нарратива является в первую очередь правильная оценка наших прошлых достижений, благодарность за все достигнутое прошлыми поколениями в плане больниц, образования, переработки мусора, развития информации. Далее, нужно честно рассмотреть стоящие перед нами угрозы и нашу роль в них. Именно нашим поколениям предстоит иметь дело не только с коронавирусом, но и экологическим кризисом. Нам не следует избегать этой ответственности. Наконец, нужно верить в глобальную солидарность. Ни одна из глобальных проблем, с которыми мы сегодня столкнулись, не может быть решена единственной страной. Глобальные проблемы требуют глобальных решений.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Читайте нас ВКонтакте и будьте в курсе происходящих в мире событий.
Оригинал публикации: Yuval Noah Harari: " Nous sommes dans un vortex historique "Опубликовано 01/04/2020

Марк ВЕЙЦМАН (Marc WEITZMANN). Le Point, Франция
ИноСМИ.RU. 2 апреля 2020 года

Большинство стран борются с коронавирусом карантином, невзирая на колоссальный ущерб для экономики. Другие не спешат вводить бизнес в искусственную кому - боятся, что лекарство окажется опаснее болезни.

И даже там, где население послушно разошлось по домам, а магазины и офисы позакрывались, все громче звучат голоса недовольных: мол, нельзя же вечно сидеть взаперти в ожидании вакцины, так мы все пойдем по миру.
Кто прав? Кого спасать в первую очередь: людей или бизнес?
В поиске ответа на этот вопрос американские ученые обратились к событиям столетней давности, до боли напоминающим сегодняшние. Большой карантин не новость: мир сидел на нем ровно сто лет назад, когда по планете гулял смертоносный грипп, известный как "испанка". Он унес 50 миллионов жизней; почти каждый третий житель планеты переболел, каждый десятый заразившийся умер.
Как и сейчас, в 1918 году ответом стали самоизоляция, маски, закрытые лавки и заводы. Как и сейчас, кто-то ввел карантин раньше, кто-то выжидал.
Позже выяснилось: выиграли те, кто спасал население, а не экономику. Сначала всем было одинаково плохо, но вот возвращение к норме после гриппа оказалось быстрее в тех местах, где сразу ввели карантин, ограничили физические контакты и подтянули гигиену.
"В городах, где были приняты меры решительные и неотложные, спад деловой активности оказался не глубже, чем в других. Зато по окончании пандемии они росли быстрее", - поделились предварительными итогами своих изысканий экономисты американского центробанка (ФРС) и Массачусетского технологического института (MIT).
"Выяснилось, что карантинные меры не только сокращают смертность. Они также смягчают неблагоприятные экономические последствия пандемии", - говорится в исследовании влияния "испанки" на США, где 100 лет назад от гриппа умерло более полумиллиона человек.

Умирать стоя или жить на коленях?
Та пандемия развивалась по очень похожему сценарию: с востока на запад, волнами. Первая, весенняя, оказалась страшной. Вторая, зимняя - катастрофической.
Города на западе США, включая Сиэтл и Лос-Анджелес, приняли удар последними. С оглядкой на опыт мегаполисов восточного побережья они пошли на упреждающие меры, подобные тем, что мы наблюдаем сейчас, - за исключением разве что удаленной работы, интернет-торговли и цифровой слежки за населением.
Так же, как сейчас, закрывали школы, театры и церкви, запрещали собрания, откладывали похороны, ограничивали торговлю, останавливали общественный транспорт, вводили самоизоляцию и физическое дистанцирование. Продвигали мытье рук и прочую гигиену, заставляли носить маски.
"Те, кто не стал медлить, на следующий год после эпидемии добились более существенного, чем в других городах, роста промышленного производства и банковских активов. Экономический эффект оказался значительным", - говорится в исследовании.
Ученые обнаружили, что разница в 10 дней в сроках введения карантинных мер дала прирост занятости в промышленности примерно на 5% в постэпидемический период. А дополнительные 50 дней ограничений обеспечили прирост рабочих мест на 6,5%.
Подобные уроки "испанки" придадут уверенности политикам на Западе, для которых карантин стал драмой с пока не написанным финалом. Они лишь нащупывают хрупкий баланс, который позволит в условиях пандемии спасти и население, и систему здравоохранения, и экономику. Большинство сделало выбор в пользу сохранения жизней, и экономисты поддерживают его.
"Задачи спасения людей и спасения экономики никак не противоречат друг другу в настоящее время. Принимая меры для обуздания эпидемии и сохранения жизней, мы лишь ускоряем восстановление бурной экономической активности в дальнейшем", - заявила "глубоко озабоченная перспективой продолжительной рецессии" группа американских тяжеловесов, в которую вошли бывшие министры финансов и главы ФРС, бизнесмены и ученые.
В отсутствие вакцины и достаточного количества коек в реанимации почти все пострадавшие страны пошли по пути сглаживания пика - попытались растянуть эпидемию во времени, для чего ввели жесткие ограничения в общественной и деловой жизни. Сначала в Азии, где началась эпидемия, - от Китая до Сингапура. Потом в Европе - Италии, Франции и Испании. Следом - в США.
Другие не спешат с карантином. В числе скептиков и защитников бизнеса был президент США Дональд Трамп. Он быстро передумал и теперь поддерживает ограничения: появляется на телеэкране на фоне устрашающего графика, из которого следует, что без карантина число жертв коронавируса в США может превысить 2 миллиона человек, а с ним есть надежда удержаться в пределах 240 тысяч.

Убеждены пока не все.
Президент Бразилии Жаир Болсонару настолько активно выступает против рекомендаций Всемирной организации здравоохранения, что его банят Twitter и Instagram. Президент Ирана Хасан Роухани называет вирус "вражеским заговором" с целью запугать иранцев и остановить жизнь в стране. Он призывает население ходить на работу.
А белорусский руководитель Александр Лукашенко не вводил и сам не соблюдает никаких мер дистанцирования. Он сказал, что "лучше умереть стоя, чем жить на коленях", и прописал населению свой антивирусный коктейль: водка, баня, спорт и полевые работы.

Как карантин вредит и помогает экономике
Полная остановка жизни в стране имеет серьезные последствия для экономики. Негативные проявляются сразу, но есть и благоприятные.
Для начала о плохом.
Активная социальная жизнь лежит в основе потребления в современной экономике. Люди ходят в рестораны и спортзалы, собираются в клубах и в гостях, покупают внедорожники и одеваются броско с одной целью - пообщаться, себя показать и на других посмотреть.
Вводя карантин и самоизоляцию, власти, таким образом, подавляют спрос. И тем же выстрелом убивают второго зайца - предложение. Поскольку сокращается как рабочая сила (люди сидят дома, чаще болеют и, к сожалению, больше умирают), так и выпуск товаров и услуг (ограничены собрания, торговля, спорт и транспорт).
В результате бизнес перестает вкладывать деньги в развитие, что подрывает создание богатства в будущем. Кроме того, растет число банкротств, разоряются не только компании, но и люди.
Это угрожает уже банковской системе: массовые неплатежи чреваты финансовым кризисом, убытками банков, сокращением ликвидности и доступности кредитов.
Но есть у карантина и свои прелести.
Во-первых, он уменьшает масштаб эпидемии, а соответственно, и ее последствий. Жесткие упреждающие меры дают возможность скорее ослабить карантин и сократить его продолжительность.
Во-вторых, карантин по принуждению позволяет избежать более серьезных экономических проблем в будущем еще и потому, что сглаживает пики смертности. Если система здравоохранения не справится, страшные картины переполненных больниц и моргов так перепугают население, что оно рассядется по домам уже не по принуждению, а по доброй воле.
В таком случае вытащить людей в ресторан, на концерт или в офис будет очень трудно; деньги будут копить, а не тратить. Рухнет спрос на товары и услуги не первой необходимости - от мебели и машин до туров на пляж и уроков музыки. Потребление окажется подавленным на долгое время, экономика войдет в пике.
Глубину предстоящего падения сейчас не возьмется предсказать никто. Эпидемия "испанки" 1918 года сократила промышленное производство в США в среднем на 18%. Но если бы не карантин тогда, все было бы намного хуже, пришли к выводу американские ученые.
"Пандемии крайне вредоносны для экономики, - пишут они. - Однако своевременные меры способны уменьшить их масштаб и тем самым смягчить последующий экономический кризис. Таким образом, карантинные меры не только сокращают смертность, но и приносят экономическую выгоду".
Они признают разницу между Covid-19 и "испанкой", косившей молодое и здоровое трудоспособное население. И разницу между архаичным хозяйством вековой давности и современной высокотехнологичной экономикой. Однако видят больше параллелей, чем отличий.
"Страны, которые без промедления сели на карантин, в частности, Тайвань и Сингапур, не только ограничили распространение инфекции. Похоже, им удалось сгладить и самые неприятные экономические последствия пандемии. Таким образом, карантинные меры нельзя рассматривать как источник серьезного экономического ущерба при пандемии", - заключают исследователи.

Алексей КАЛМЫКОВ. Русская служба BBC. 2 апреля 2020 года

Мир страшится экономических последствий пандемии коронавируса. Но история показывает, что эпидемии не всегда разрушительны для экономики в долгосрочной перспективе. Как чума подтолкнула мир к Возрождению, улучшила средний уровень жизни и заложила основы капитализма, рассказывает немецкая газета.

Эпидемия чумы стала одной из крупнейших катастроф в истории человечества. Тем не менее в долгосрочной перспективе она пошла на пользу экономическому развитию. Вот какие парадоксальные последствия имеют эпидемии
Вероятно, все началось в Китае. Там в 1332 году случилась вспышка чумы, и болезнь оказалась чрезвычайно заразной. Причин люди тогда не знали и бороться с болезнью не умели. Из Китая зараза стала распространяться на Запад и в итоге добралась до Европы — на борту торгового судна, отправившегося в конце 1347 года из генуэзской торговой колонии Кефе в Крыму (или Кафа, современное название — Феодосия) в Мессину на Сицилии. Заболевшие члены экипажа заразили итальянцев, которые встретили их весьма приветливо.
Из Мессины чума распространилась по всему континенту. Пандемия «черной смерти», как ее назвали позже, стала крупнейшей катастрофой в истории. Предположительно, от нее умерло до 30% населения Европы — по меньшей мере 25 миллионов человек. Некоторые страны, например, Франция и Италия, потеряли до половины своих жителей.
Причиной эпидемии стала бактерия Yersinia pestis, переносимая крысами, а также среди людей так называемыми крысиными блохами. У заболевшего чумой человека на теле появлялись черные гнойники, и уже через несколько часов после заражения он умирал.
После чумы начался «золотой век» работы
Нынешней эпидемии коронавируса, который по данным на пятницу, 10 апреля, унес жизни 96 тысяч человек, определенно, далеко до масштабов средневековой вспышки чумы. Вместе с тем, сравнение вполне уместно. Эпидемии часто влекли за собой долгосрочные и подчас удивительные экономические последствия. И чума — подходящий пример.
Сразу после эпидемии последствия были ужасающими. Поэт Франческо Петрарка, посетив Рим в 1350 году написал: «Дома лежали в руинах, стены обвалились, храмы рушились, святыни пропадали, законы были растоптаны». В отличие от коронавируса, чума поражала в первую очередь молодых людей, и из-за этого экономический ущерб от нее был еще больше.
Однако, как ни парадоксально, в долгосрочной перспективе катастрофа привела к тому, что выжившим жить стало существенно легче, и в европейской экономике начался стремительный подъем. В Средние века, когда промышленности еще, по сути, не было, благополучие людей зависело от того, насколько много земли (и какой) у них было для сельского хозяйства. Раз людей стало намного меньше, в их распоряжении оказалось больше подходящей для сельскохозяйственных целей земли, а это означало меньше голода и более высокие реальные доходы.
Эксперт по истории экономики Ганс-Йоахим Фот (Hans-Joachim Voth) из Цюрихского университета сказал: «Эпидемия чумы стала одним из факторов Великой дивергенции между Европой и остальным миром». Под «Великой дивергенцией» он подразумевает тот факт, что европейская экономика, по крайней мере после 1700 года, стала намного более производительной, чем экономика других регионов, в частности Китая и арабских стран. Совместно с коллегой Нико Фойгтлендером (Nico Voigtländer) из Йельского университета Фот опубликовал результаты исследования, согласно которым численность населения из-за чумы настолько сократилась, что уже не могла быстро восстановиться благодаря высокой рождаемости. Поэтому работы стало мало, а она сама теперь стоила дорого: «На время жизни нескольких поколений в Старом Свете наступил „золотой век" работы», — говорится в докладе.

25 миллионов человек — или даже больше
Столько умерло в 1347-1353 годах от чумы. Это составляло до трети тогдашнего населения Европы. Во Франции, Италии в других странах погибло до половины населения. Но для тех, кто выжил, сокращение численности населения континента стало плюсом. Много земли при относительно небольшом количестве жителей означало, что у людей будет больше еды. Те, у кого уровень благосостояния был выше, могли позволить себе больше товаров класса «люкс», что способствовало экономическому развитию. Показательным для времен чумы стал подъем семейства Фуггеров (один из крупнейших купеческих и банкирских домов Германии — прим. перев.) в Аугсбурге.
Плата за работу стала выше, и денег теперь хватало не только для выживания. Многие люди смогли позволить себе товары класса «люкс». Их производили в городах, число которых стало расти. Ускорился оборот денег, а вместе с ним — и объем взимаемых налогов. Показательным стал подъем семейства Фуггеров, начавшийся вскоре после окончания чумы, когда Ганс Фуггер, отец которого был простым крестьянином, в 1367 году перебрался в Свободный имперский город Аугсбург и занялся производством льняных изделий. Он сплетал льняные нити с импортным хлопком и производил дорогую бумазею. В итоге он стал основателем семейной промышленной империи, просуществовавшей несколько столетий.
Кроме того, в Европе снизилась инфляция, на что указывает историк Пауль Шмельцинг (Paul Schmelzing) в новом исследовании по заказу Банка Англии: с 1360 по 1460 год снижение составило с 1,58% до всего 0,65% в год. Таким образом, прекратился рост цен, которого люди так боялись раньше. Чума, среди прочего, изменила саму природу потребления. Люди вдруг осознали, что их жизнь может в любой момент оборваться, и это, по словам Шмельцинга, привело к тому, что они стали стремиться прожить ее с удовольствием. Соответственно, с 1350 по 1450 год существенно выросло потребление. Это, по сути, подтверждают законы, изданные во многих итальянских городах и направленные против чрезмерной склонности людей к излишней роскоши. Так, в Венеции в 1430 году была ограничена высота каблуков женской обуви.
По мнению некоторых исследователей, потребление предметов роскоши стало предпосылкой к началу эпохи Возрождения и, соответственно, к окончанию Средневековья. Впрочем, более высокие зарплаты не обязательно означали, что людям в те времена жилось хорошо. Князья и короли использовали высокие налоговые поступления для ведения все новых и новых войн. Города росли в размерах, но жизнь в этих городах была очень нездоровой: люди и животные жили практически бок о бок, содержимое ночных ваз просто выливалось на улицу, а крепостные стены ограничивали рост пространства для жизни. Прогресс Европы сопровождался войнами, ростом городов и вспышками завозимых издалека инфекций — тремя «всадниками Апокалипсиса», как их назвали историки Фот и Фойгтлендер.
Убийственные эпидемии поражали человечество как до, так и после «черной смерти». Их экономические и политические последствия бывали непредсказуемы. В 542 году в Константинополе вспыхнула бубонная чума, которую назвали «юстиниановой» по имени императора Юстиниана. Она опустошила все Средиземноморье и, вероятно, частично способствовала началу арабских завоеваний сто лет спустя.
Особый след в коллективной памяти европейцев и американцев оставил «испанский грипп», вспышка которого произошла в самом конце Первой мировой войны. По абсолютным числам он оказался еще страшнее «черной смерти»: им заразились по меньшей мере 500 миллионов человек — четверть тогдашнего населения Земли. Более 50 миллионов умерли — больше, чем во время войны. Что касается экономических последствий, то, по подсчетам министерства финансов Канады, грипп обошелся в 0,1% экономического роста. Предположительно, это отчасти было связано с тем, что после окончания войны и демобилизации солдат в любом случае началась рецессия.
Однако в промышленных странах не проявился и долгосрочный эффект роста, связанный с падением численности населения, как это было после средневековой эпидемии чумы. Когда большинство товаров производится на фабриках, количество земли для производства продуктов питания уже не так важно для доходов населения.
Важность так называемой «социальной дистанции» можно заметить на примере «испанки». По данным Wall Street Journal, власти Филадельфии выжидали 16 дней, прежде чем ограничили свободу перемещения жителей города. Сперва они даже разрешили проведение парада. В итоге им пришлось заплатить за это высокую цену: на пике эпидемии смертность в Филадельфии впятеро превышала смертность в Сент-Луисе, где «социальная дистанция» была объявлена уже на второй день.
Такого еще не было: весь мир рискует погрузиться в рецессию, чтобы победить пандемию
Сейчас уже ясно, что при пандемии есть очевидный выбор: либо общество на некоторое время смирится с экономическими потерями, чтобы победить эпидемию, либо ему придется расплачиваться многочисленными людскими жертвами. Но у нынешней пандемии есть одно важное отличие от предыдущих: большая часть мира согласна на экономический спад, чтобы предотвратить коллапс системы здравоохранения и спасти человеческие жизни.
В некоторых странах, в первую очередь в США, реакция последовала с опозданием, но лучше поздно, чем никогда. При этом политические круги и центральные банки выделяют триллионы долларов и евро на программы, которые еще несколько недель назад казались просто немыслимыми.
Такого не было еще никогда. Даже когда эпидемию удастся преодолеть и появится вакцина, политикам придется столкнуться с отдаленными последствиями программ спасения. По поводу их отдельных моментов пока можно лишь гадать. Угрожает ли миру инфляция из-за большого количества дополнительно выпущенных денег? Не приведут ли нынешние проблемы с поставками защитных масок и аппаратов ИВЛ к тому, что многие страны начнут стремиться к автаркии? Не захотят ли они поэкспериментировать с введением безусловного базового дохода для своих граждан? Выдержит ли все эти испытания Европейский союз?
Но ясно одно: после эпидемии коронавируса мир станет другим.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Николаус ПИПЕР (Nikolaus PIPER). Süddeutsche Zeitung, Германия. 10 апреля 2020 года
ИноСМИ.RU. 14 апреля 2020 года