… о реформе здравоохранения

Реорганизовывать медучреждения предлагают только по решению комиссии

В профильном комитете Госдумы отреагировали на проводимую Минздравом оптимизацию системы медицинских учреждений и сокращение врачей. Депутаты предлагают ликвидировать или реорганизовывать медучреждения только решением специальной комиссии. А в сельской местности — только с учетом мнения жителей.
Глава комитета Госдумы по охране здоровья Сергей Калашников и его заместитель Олег Куликов 28 октября внесли в Госдуму законопроект, который, по мнению депутатов, должен остановить проводимую сейчас оптимизацию системы медицинских учреждений и сокращение врачей.
«Ситуация настолько накалилась, что необходимо принимать меры. Невозможно представить ситуацию, когда роженицу везут за 300 км, но это уже реальность»,— заявил “Ъ” господин Калашников.
Документ дополняет закон «Об основах охраны здоровья граждан в РФ» нормой, согласно которой все решения на федеральном и муниципальных уровнях о реорганизации или ликвидации государственной или муниципальной медицинской организации допускаются «на основании положительного заключения комиссии по оценке последствий такого решения». Кроме того, законопроект запрещает закрывать или реорганизовывать медучреждение, расположенное в сельском поселении, без учета мнения его жителей.
Порядок проведения оценки последствий и принятия решений, а также порядок создания комиссии и порядок подготовки ею заключений, согласно законопроекту, должно устанавливать правительство. Как заявил “Ъ” Сергей Калашников, он не боится того, что принятие документа может привести к новым бюрократическим процедурам. «Это лучше, чем сделать медицинскую помощь недоступной»,— полагает он. Тем более что, по мнению депутата, механизм работы комиссии вполне работоспособный — он был взят с закона об образовании при закрытии учебных заведений.
Как отмечают депутаты в пояснительной записке к законопроекту, в ходе проводимых сейчас Минздравом реорганизации системы оказания медпомощи и реструктуризации сети медучреждений общее их количество продолжает сокращаться, «вызывая тревогу и сомнения в улучшении условий для обеспечения качества и доступности медпомощи населению». Так, число больниц сократилось за три года с 10 704 в 2000 году до 4398 в 2013 году.
«Тревожная ситуация», отмечают депутаты, складывается и с продолжающимся сокращением количества специализированных диспансеров. Количество противотуберкулезных диспансеров за три года сократилось с 493 до 235, кожно-венерологических — с 341 до 145, онкологических — с 116 до 101, психоневрологических — с 164 до 99, наркологических — с 203 до 96, врачебно-физкультурных — с 156 до 81. Количество станций (отделений) скорой медицинской помощи за три года уменьшилось с 3172 до 2704.
Депутаты ссылаются в пояснительной записке на граждан и медицинских работников, которые все чаще в последнее время жалуются на снижение доступности и ухудшение качества медпомощи и связывают это напрямую с сокращением численности медорганизаций и персонала.
Московский департамент здравоохранения для реформирования сети медучреждений составил их рейтинг, и, согласно проекту реформы столичного здравоохранения, будет реорганизовано и высвобождено имущество 28 неэффективных медучреждений, в том числе 18 больниц. Ранее в интервью “Ъ”глава социального блока правительства Москвы вице-мэр Леонид Печатников отмечал, что «доступность медпомощи сегодня существенно выросла» и Москва пошла по пути создания крупных амбулаторных поликлинических объединений.
В Москве 2 ноября планируется проведение недовольными реформой медиками митинга за сохранение бесплатной медицины.

Дарья НИКОЛАЕВА. «Коммерсантъ», 29 октября 2014 года

Леонид Печатников о реформах социальной сферы в столице

Реформы столичного здравоохранения и образования вызвали протесты со стороны общественности. О сути преобразований и, в частности, о том, почему на треть сокращено число больничных коек и зачем сливаются московские школы, корреспондентам "Ъ" АЛЕКСАНДРУ ВОРОНОВУ и ДАРЬЕ НИКОЛАЕВОЙ рассказал глава социального блока правительства Москвы вице-мэр ЛЕОНИД ПЕЧАТНИКОВ.

— Реформа здравоохранения, проходящая под вашим руководством, вызвала недовольство общественности. Врачи собрались выходить на митинги, жалуясь, что их сокращают, закрывают больницы и поликлиники.
— Со стационарами чаще всего приводят в пример 11-ю горбольницу. В ней есть центр рассеянного склероза — прогрессивная история для своего времени, с неврологами высочайшей квалификации, стучавшими молоточками и ставившими диагноз дедовскими методами. Сейчас рассеянный склероз — диагноз, скорее, инструментальный, его ставят с помощью компьютерных томографов и аппаратов МРТ. Остается лечение, но препараты могут назначать и в поликлинике — мы же не можем концентрировать всех больных в 11-й больнице. К тому же в ней нет хирургического отделения, а я не представляю себе современный стационар без него.
Что касается поликлиник, то ни одна из них не была закрыта. Они объединились. А когда несколько поликлиник являются одним учреждением, то умный главврач, естественно, проводит маневр со специалистами. Например, переводит психиатра, к которому приходит один человек в день, из маленькой поликлиники в головной офис. Так психиатрическая помощь становится доступной всем прикрепленным к объединению, и при этом психиатр загружен и отрабатывает свою зарплату. Такая практика распространяется на других специалистов — эндокринологов, пульмонологов, гастроэнтерологов.
— Каких еще врачей коснется реорганизация?
— Есть большая проблема — исторический перекос в сторону узкой специализации. У нас, извините, есть специалисты по правому уху, по левому уху, по правой пятке. В частности, сейчас у нас профицит урологов, гинекологов, дерматологов. Зато не хватает реаниматологов, анестезиологов, врачей лучевой диагностики и, главное, терапевтов. Если врачу нет места по профицитной специальности, можно переучиться и занять вакансию.
— А в чем вообще суть реформы здравоохранения и зачем она нужна?
— Вы не представляете, в каком плачевном состоянии находилось московское здравоохранение. Крупные поликлиники чередовались с маленькими участковыми поликлиниками, где не было практически ничего. Такие поликлиники располагались на первых этажах домов, по санитарным нормам в них нельзя было поставить даже рентген. Так что на каждое обследование пациентов посылали в стационары, где тоже было изношено 75-80% техники. Поликлиники работали как бюро по выдаче больничных листов и направлений на госпитализацию. Поэтому вместе с модернизацией оборудования стояла задача институциональных реформ.
Мы пошли по пути создания крупных амбулаторных поликлинических объединений, когда к головному центру, оснащенному по последнему слову техники, присоединялись участковые поликлиники. Это значило, что каждый москвич, прикрепленный даже к маленькой поликлинике, одновременно прикреплялся ко всему комплексу и ответственность за его здоровье сейчас несет главврач объединения. Доступность медпомощи сегодня существенно выросла, нет проблем с высокотехнологичными методами обследования и лечением. Например, в больницах уже нет хирургических отделений, не оснащенных лапароскопической техникой (для проведения эндоскопических операций.— "Ъ"). Еще недавно это было экзотикой, а сейчас так оперируют аппендицит и удаляют желчный пузырь, причем пациента выписывают практически через день.
— И много таких операций сейчас делают?
— Их делают тысячи. Мы каждый раз даже проводим расследование, почему сделана полостная операция, а не лапароскопическая. В целом же мы поняли, что экстенсивный путь развития здравоохранения, когда открывались новые, оснащенные только кроватями больницы, больше не работает. Поэтому мы первым делом отказались от так называемых медико-экономических стандартов. В них говорилось, что с одной болезнью пациенту нужно лежать 10 дней, с другой — 21 день, а иначе больница от страховой компании денег по полису ОМС не получала. Когда отказались от этой практики, оказалось, что койки начали "работать" интенсивнее, среднее пребывание больных уменьшилось втрое, койки даже начали пустовать. Правда, главврачи, чтобы выбивать деньги из страховых компаний, стали класть на них амбулаторных больных. Зазывать их чуть ли не с улицы.
— Ранее вы говорили, что больницы стали даже делать на освободившиеся койки "необоснованные хирургические операции".
— Такое тоже бывало, но в других регионах, а не в Москве. Мы не можем позволить себе, чтобы на койке лежал человек, которому надо месяц подождать, пока члены его семьи вернутся из отпуска. Здравоохранение, конечно, социальная сфера, но больницы не санатории и не дома престарелых. Если у человека нет острых заболеваний или обострений хронических болезней, он не нуждается в госпитализации. А примерно 40% пациентов стационаров — это амбулаторные больные.
— Число коек в больницах в ходе реорганизации здравоохранения сократилось?
— На треть. Но это не сокращения в буквальном смысле слова. Замещаются койки маленьких больниц, где не способны лечить, на койки, разворачиваемые в многопрофильных крупных стационарах. Идет капремонт в Боткинской больнице, Институте гастроэнтерологии, объединенном с ГКБ N60, количество коек там даже увеличат. Заканчиваем строительство нового корпуса Морозовской больницы, спроектирован новый перинатальный центр в ГКБ им. Л. А. Ворохобова.
Много говорят, что в выстраивании модели медицины мы копируем Запад, но на самом деле система так устроена еще с советских времен у Минобороны. Полковой медицинский пункт, затем — медсанбат, потом — гарнизонный госпиталь, а в конце — центральный госпиталь и главный госпиталь. У каждого свой предел компетенции.
— Есть точка зрения, что терапевты в поликлиниках превратились в диспетчеров, которые перенаправляют больных к другим врачам.
— Это как раз моя позиция. И такую "диспетчеризацию" невозможно больше терпеть. Во Франции, где мне довелось поработать, терапевт берет на себя 70% ваших проблем со здоровьем. А у нас даже для диагностирования радикулита терапевт направляет вас к невропатологу, тот переправляет на рентген. В мире на узких специалистов ложится 30% нагрузки, а у нас — 80%. Во Франции, если врач общей практики (или врач квартала, как они его называют) отправляет слишком много пациентов к узким специалистам, у него возникнут проблемы с надзорными органами. Поэтому в Москве сегодня мы ломаем эту систему.
— Какой еще западный опыт пригодился в работе?
— Мы каждый месяц отправляем врачей стажироваться за границу. Уже больше 1 тыс. человек прошло через эту программу — в Германии, Швейцарии, Израиле, Франции. Отправляем, чтобы в том числе посмотрели, что такое больной, привезенный на скорой помощи: его не кладут на кушетку в приемном покое на два часа, а сразу начинают процесс с рентгенами, томографией и диагнозом, который необходимо определить в течение суток.
Кстати, наших врачей я отправлял учиться за границу и в своей клинике (Леонид Печатников пришел в мэрию из "Европейского медицинского центра".— "Ъ"). Костяком там были французские специалисты. Причем французов учили, как они сами говорили, что русская медицина — одна из лучших в мире. Однако, приехав в Россию, они увидели вот такое. Такое, что надо срочно исправлять, иначе ваших детей и моих внуков некому будет лечить. Медицинский диплом сейчас же стало получить легко — только в Москве шесть медицинских вузов. В этой ситуации мы хотим открыть свой медицинский кластер, такое профильное "Сколково", с привлечением иностранных специалистов. Мы уже направили соответствующий законопроект в Госдуму. Не знаю, насколько удастся это реализовать: политическая ситуация сложилась не в нашу пользу, но мы надеемся.
— Не приведут ли преобразования к тому, что медучреждения будут заинтересованы в оказании лишь платных услуг?
— У нас есть территориальная программа госгарантий. Все, что входит в нее, не может быть платным по определению. Но в программе госгарантий есть условие — исследования проводятся по медицинским показаниям. Если вы пришли к неврологу с радикулитом и он вас направляет на рентген, а вы хотите на компьютерную томографию — пожалуйста, но за ваш счет. Если вам назначают томографию, очередь три дня, но вы хотите сейчас — пожалуйста, но за деньги. Вот что такое платные услуги в поликлинике.
— А что вы скажете о лекарственном обеспечении в новой системе? Ведь лекарства бесплатно получали только пациенты стационаров, а амбулаторные больные должны теперь покупать их, не так ли?
— Отнюдь не все. Вы удивитесь, посмотрев на количество льготников, получающих лекарства бесплатно. На льготное лекарственное обеспечение для амбулаторных больных в Москве тратится около 20 млрд руб. в год. Бронхиальная астма, целый ряд сердечно-сосудистых заболеваний — все они автоматически относят человека к получателям льготных, по сути бесплатных, лекарств, независимо от материального положения. А вот лечение всех больных бесплатными лекарствами — вопрос будущего, вопрос лекарственного страхования. Такая практика распространена в некоторых странах, это хороший маяк, к которому надо стремиться.
— Москва не входит в пилотный регион Минздрава по введению лекарственного страхования?
— Нет, не входит.
— А как в столице происходит закупка лекарств? Есть жалобы, что покупается самое дешевое, но не лучшее.
— Мы закупаем лекарства на аукционах по международным непатентованным названиям, то есть мы закладываем в техническое задание химическую формулу. Аукцион выигрывает тот, кто эту формулу продаст нам дешевле. Мы не имеем права заложить в техническое задание коммерческое название лекарства.
— В сферу вашей ответственности входит и образование, поэтому хотелось бы поговорить о процессе объединения школ, который также вызвал много критики общественности. Большие образовательные комплексы удобнее, но нельзя ли сделать исключения, например, для школ для одаренных детей? Их учителя выходят на митинги.
— Да, школа "Интеллектуал" у нас сейчас главный инициатор митингов и протестов. Она создавалась как школа для одаренных детей из малообеспеченных семей и финансировалась как интернат, где дети живут и питаются пять раз в день. В образовании сейчас действует подушевое финансирование: на каждого ученика младших классов выделяется 63 тыс. руб. в год, на старшеклассника — 123 тыс. руб. в год. При этом у школ есть возможность получать гранты мэра по результатам ЕГЭ и олимпиад — это 1 млрд руб. с 2015 года. В школе "Интеллектуал" на одного ученика приходилось по 378 тыс. руб., причем на двух учеников был один учитель. Исаак Калина (глава департамента образования Москвы.— "Ъ") предлагал родителям учеников взять на себя расходы на интернат или вообще отменить систему интерната, на что одна "малообеспеченная" мама сказала: "Вы хотите, чтобы я своего ребенка каждый день из коттеджа возила в школу?" Так дело не пойдет. Мы не можем себе позволить выделять 378 тыс. руб. на одного ученика, а два ученика на учителя — это, по сути, система репетиторства. У нас есть закон о всеобщем среднем образовании, но у нас нет закона о всеобщем репетиторстве.
— Но в этой школе, да и не только в ней, возмущаются принуждением к объединению с другими учебными заведениями.
— Гоним ли мы их в объединения? Я приведу в пример школу с азербайджанским этническим компонентом, сохранить которую меня просил посол Азербайджана в России Полад Бюль-Бюль оглы. Я ответил: "Полад, нет проблем, не будем сливать, но вы должны обеспечить зарплату педагогов на уровне, которого требует указ президента РФ (вдвое выше средней по региону к 2018 году.— "Ъ")". Собралась диаспора, создала фонд. Город дает школе положенную субсидию, а разница в зарплате компенсируется легальным способом — через фонд. Есть другой пример: знаменитая 57-я школа, где никогда нет мест и за право попасть в которую нередко начинался конкурс не одаренных учеников, а одаренных родителей. В соседней с ней школе был недобор — по десять учеников в классе. Мы дали 57-й школе соседнее здание, сказав директору: выгони учителей, которые не умеют, возьми тех, которые умеют, распространи свои гениальные педагогические способности еще на одну школу, а финансирование удвоим. И директор заиграл по этим правилам.
Что же касается одаренных детей, то каждый директор школы мечтает иметь у себя таких даже в силу чистых финансов. Одаренные дети обеспечат ему результаты по ЕГЭ и олимпиадам, мэр наверняка выделит на них гранты, для таких ребят создадут самые лучшие условия и сохранят все льготы. Но наши учителя, как и врачи, должны понять простую вещь: деньги не падают с неба, их надо зарабатывать — квалификацией, рабочим временем, своей усталостью.
— Может, кстати, учителей зарплаты не устраивают?
— Зарплата всегда всех не устраивает. Но в образовательных учреждениях Москвы сегодня вакантных ставок нет. У нас стоит очередь из преподавателей вузов, чтобы устроиться работать в школы. У них средняя зарплата — 70 тыс. руб. Кстати, и средние зарплаты врачей сейчас примерно такие же.
Правда, в вопросах учета средних зарплат важны сигналы с мест. Вот я получил сигнал от своей одноклассницы-врача, которой я рассказывал, что ее средняя зарплата в тот момент была 40 тыс. руб., а у нее на деле больше 25 тыс. не выходило. Оказалось, что главврач этой больницы получал 70 тыс. руб., но нанял десять замов с зарплатой 500 тыс. руб. Получалась изумительная статистика: 5 млн руб. десяти замов распределяются между остальными, вот и выходит высокая средняя зарплата.
— А из этого случая с десятью заместителями какие-то оргвыводы были сделаны?
— Главврач был уволен, а статистику мы проверяем. Сверяем списки, но это непростая история. Только в московском здравоохранении работают 210 тыс. человек. В том числе для этого мэр сделал портал "Наш город" и проект "Активный гражданин". Чтобы через них получать конкретные сигналы: вот в этой поликлинике или школе, скажем, вымогают деньги.
— Еще один обсуждаемый вопрос — платные продленки. Группа экспертов "Единой России" выяснила, что в Москве они самые дорогие в России — до 17 тыс. руб. в месяц.
— В законе об образовании нет ни слова о группах продленного дня. Значит, мы не обязаны их создавать, хотя субвенции школам не уменьшились ни на копейку. В этом случае возникает вопрос, что эта услуга должна стать дополнительной, а значит, платной. Кстати, и в советское время продленка была платной — в Москве 1 рубль 20 копеек в неделю. Другое дело, плату надо согласовать с учредителем — департаментом образования Москвы. Мы просчитывали, что дороже 3-4 тыс. руб. в месяц это стоить не должно, а для льготных категорий учеников — бесплатно.
— Верхний потолок платы можно ограничить?
— Безусловно. 17 тыс. руб.— самодеятельность. 4 тыс. руб. не с потолка же взяты, а просчитаны. Департамент просто не утвердит школам расценки выше рассчитанных.
— То есть за продленку платить придется?
— При средней зарплате по региону 60 тыс. руб. работающие люди, я считаю, в состоянии заплатить 4 тыс. руб. за продленку для ребенка. Они могут доплачивать за дополнительные услуги и в образовании, и в здравоохранении, и в социальной сфере. В этом смысле я абсолютный марксист. "Политика есть концентрированное выражение экономики", "кто не работает, тот не ест" и "от каждого по способностям — каждому по труду". Но уравниловки быть не может. Государство должно на себя взять обязанность опекать реально неимущих, реально больных, которые не работают, потому что не могут.
— Западные санкции как-то повлияли на здравоохранение и вообще социальную сферу?
— Мы пока не почувствовали их. Но на нас будут оказывать влияние не санкции, а девальвация рубля. Поскольку и запчасти для техники, и медикаменты — импортные, в рублях расходы, конечно, возрастут.
— Была ли неожиданностью для вас недавняя отставка главы департамента здравоохранения Георгия Голухова? Вы ранее говорили, что знали о его недвижимости в Швейцарии?
— Я был в курсе. Но в момент, когда он поступал на работу, это не было препятствием. Голухов свою недвижимость и вид на жительство задекларировал, как и положено. Судя по декларациям, все блага в Швейцарии он приобрел до того, как стал чиновником. И если это куплено на заработки, не связанные с чиновничьей работой, я не вижу ничего страшного в недвижимости за границей. Поэтому Георгий Голухов поступил, на мой взгляд, абсолютно честно. Подобные законы есть и в ЕС, и в США. Меня удивляет столь бурная реакция прессы на то, что человек просто исполнил закон. Пока непривычно, правда?
— Кроме Георгия Голухова, есть ли заграничная недвижимость у других ваших подчиненных?
— Таких случаев в мэрии я не знаю.
— Вам предложения о продолжении карьеры делали? Например, о посте министра здравоохранения РФ?
— Мне делали разные предложения. Но в тот момент я искренне считал, что Вероника Скворцова (глава Минздрава РФ.— "Ъ") гораздо лучше подготовлена к роли министра, чем я. Она проработала замминистра четыре года и хорошо знает здравоохранение за пределами Москвы, в отличие от меня. Кроме того, она прекрасный врач, и коллеги ее любят.

«Коммерсантъ», 23 октября 2014 года

Закрытие больниц по всей России неизбежно — у государства не хватает денег, чтобы финансировать медицину в ее нынешнем виде, а те, что есть, расходуются неэффективно. Сначала надо реформировать, а потом закрывать, говорят на это критики реформы
«Нам сообщили, что мы не нужны», «на месте больницы, похоже, будут строить жилой комплекс» — подобными историями в последний месяц полны социальные сети и блоги московских врачей и их родственников. Инициативная группа медиков согласовывает проведение в столице 2 ноября митинга за сохранение бесплатной медицины. В Москве с 2013 г. идет реорганизация медучреждений путем их объединения, а осенью 2014 г. в сети появился план-график преобразований московской сети больниц «в части высвобождения имущества», в котором речь идет о закрытии 28 стационаров, в том числе двух в Подмосковье. Правда, заместитель мэра по вопросам социального развития Леонид Печатников уже сказал, что план этот предварительный, не самый жесткий из возможных. Но так или иначе больницы в Москве закрываться будут, как они закрываются по всей России. В 2013 г. в стране было сокращено 76 поликлиник и 302 больницы, число коек уменьшилось на 49 000, или на 4,5% от общего количества, сообщала Счетная палата. Проводимые реформы разумны, стране не по карману существующая ныне система здравоохранения, уверен гендиректор «РЕСО-мед» Анатолий Сандимиров. Основные сокращения еще впереди.

Денег всегда не хватает
С бюджетом на бесплатную медицину всегда были проблемы, а сейчас ситуация такая же, как с пенсиями: из-за демографической ситуации число потребителей медицинской помощи растет, а количество тех, кто эту помощь оплачивает, падает, объясняет председатель совета директоров крупного поставщика медоборудования «МСМ-медимпэкс», а в 1993-1998 гг. первый исполнительный директор Фонда обязательного медицинского страхования (ФОМС) и один из создателей системы ОМС в России Владимир Гришин. Около 80-85% общего объема бесплатных медицинских услуг приходится на пенсионеров и детей, а не на работающих россиян, за которых работодатели платят взносы в ФОМС, напоминает Сандимиров. За неработающее население взносы в ФОМС делают региональные бюджеты, поэтому соотношение работающих и неработающих граждан не имеет привязки к наполнению фонда и не оказывает на него влияния, говорит на это представитель Минздрава. Но хватает ли в бюджете денег?
Доля ОМС в оплате медицинских услуг постепенно росла и к 2013 г. достигла почти 60% от 1,98 трлн руб., потраченных на бесплатную медпомощь населению. А с 2015 г. Россия должна полностью перейти на финансирование медицинского обслуживания за счет ОМС, включая затраты на 450 высокотехнологичных услуг и «Скорую помощь». Исключение составляют только расходы на новое строительство, капитальный ремонт и закупку дорогостоящего оборудования для медучреждений и так называемые социальные заболевания (туберкулез, психические болезни и т. д.) — на это по-прежнему тратятся бюджеты.
Минфин наконец признал, что система медицинского страхования дефицитна, и задумался о том, где взять деньги, продолжает Гришин. В 2014 г. дефицит ОМС, по данным Счетной палаты, превысил 55 млрд руб., а к 2017 г. он может вырасти до 400 млрд руб., говорил этим летом министр финансов России Антон Силуанов. Чтобы наполнить фонд деньгами, власти отменили регрессивную шкалу для взносов в ФОМС, и если раньше они взимались только с зарплат до 624 000 руб. в год, то с 2015 г. — с любых зарплат. Более радикальное предложение Минздрава — обязать всех неработающих граждан, кроме детей, пенсионеров и зарегистрированных безработных, платить за медицинское обслуживание из расчета 18% от тарифа страхового взноса для неработающего населения (а это 395,6 руб. в 2015 г.) — поддержки пока не нашло.
После отмены регрессивной шкалы в систему ОМС должно прийти не менее 40 млрд руб., говорит Гришин. Проект бюджета предусматривает, что дополнительные средства поступят в бюджет, а уже он в виде трансфертов будет распределять деньги. «Неудивительно, что медики по всей стране обеспокоены, хватит ли средств на оплату, вернутся ли в систему собранные ею деньги», — говорит Гришин.
Проблема не в том, сколько каналов, а в том, сколько денег, продолжает председатель правления Ассоциации медицинских обществ по качеству медпомощи и медицинского образования (АСМОК) Гузель Улумбекова. Пресс-служба Минздрава сообщает, что с каждым годом растет как общий объем средств, выделенных на программу бесплатного оказания медпомощи (в 2013 г. он на 15% больше, чем в 2012 г.), так и нормативы расходов на человека в системе ОМС. Но в постоянных ценах финансирование здравоохранения не растет в отличие от расходов на него, возражает Улумбекова. Более того, в 2015 г. бюджеты регионов должны увеличить взносы в ФОМС за неработающих россиян на 30%, но расходная часть самих этих бюджетов увеличится менее чем на 7%, а дефицит достигнет 548 млрд руб.
«В текущей экономической ситуации мы видим, как за 1 условный рубль государство может купить меньшее количество часов работы врачей, меньшее количество лекарств. В таких условиях хочешь не хочешь придется принимать тактику сокращения государственной инфраструктуры», — считает директор Центра социальной экономики Давид Мелик-Гусейнов.
Даже Москве, самому богатому городу России, денег на бесплатную медицину не хватало. Средства в системе ОМС выделялись на 10-11 млн человек, прописанных в столице, а лечилось в городе гораздо больше людей: он был медицинской Меккой для многих регионов страны, считает Мелик-Гусейнов. Действительно, расчеты обеспеченности койками в столице надо делать не менее чем на 13 млн человек, согласна Улумбекова. При этом за помощь, оказанную иногородним, их территориальные фонды ОМС платили по своим тарифам, более низким, чем в Москве, отмечает Мелик-Гусейнов. Город долгое время компенсировал недостающее, но дефицит бюджета год от года увеличивается, и с этим надо что-то делать.
Чиновники это понимают. «Из бюджета Москвы в 2015 г. 1 трлн руб. будет выделен на здравоохранение, образование и соцзащиту — не такая уж большая сумма, если перевести в доллары или евро, а зависимость от импорта очень большая. Я теперь смотрю за ценами на нефть как нефтяник», — говорит «Ведомостям» вице-мэр Печатников. Единственный путь — повысить эффективность медицины, над оценкой которой пока можно только плакать, уверен он. Есть больницы, в которых оборачиваемость коек — 9 человек в год, а хирургическая активность — 29%, т.е. из 100 человек, поступивших в хирургическое отделение, прооперировано меньше трети, и это потому, что 40% пациентов в московских стационарах, по сути, должны были лечиться в поликлиниках, приводил он примеры. Действительно, по сравнению с западными странами в России очень большой объем стационарной помощи, потому что часть коек выполняют на самом деле социальную функцию — в больницу кладут пожилых родственников, за которыми некому присматривать, бомжей, бездомных, отказных детей, считает советник гендиректора СК «Согаз-мед» Людмила Романенко. Функции лечения и социальной помощи надо разделить, согласен Печатников. Как именно это будет происходить в Москве?

Рецепт для Москвы
Составленный рейтинг больниц показал, что самые неэффективные — это маленькие специализированные стационары, поэтому первая задача города — вывести их из системы ОМС, рассказал Печатников. По предварительным планам в городе останется 35 многопрофильных стационаров, в каждом из которых будет не менее 1000 коек. Это даже больше, чем нужно городу, считает он. Бюджетными в Москве, как и по всей России, останутся психиатрические, туберкулезные, наркологические и венерологические клиники. Кроме того, город собирается создавать социальные койки — дома престарелых, клиники паллиативной помощи и т.д., рассказал Печатников. Возможно, под эти цели будут переданы какие-то из закрытых стационаров.
Главную роль в лечении москвичей будут играть поликлинические комплексы, состоящие из крупного диагностического центра и поликлиник в жилых районах. Врачи-терапевты в этих комплексах будут уделять много времени профилактике болезней и диагностике. При необходимости в таких комплексах можно пройти все виды обследования, не отправляясь в другие медучреждения, говорит Печатников. Город закупил достаточно высокотехнологичного диагностического оборудования, в результате очередь на плановую КТ в Москве не должна сейчас превышать 20 дней, тогда как во многих странах Западной Европы такого исследования придется ждать 2-3 месяца, гордится вице-мэр.
В случае острого заболевания пациенты будут направлены в больницу, где получат высококвалифицированную помощь по самым современным стандартам, и поэтому смогут быстро выписаться. Дальнейший контроль за пациентом будут вести поликлиники, в которых развиваются службы реабилитации. Из-за повышения роли поликлиник и финансироваться они должны значительно лучше, говорит Печатников.
Оплачивает лечение страховая компания, получившая деньги из территориального ФОМС. Сначала предполагалось платить по утвержденным медико-экономическим стандартам, в которых расписано, сколько времени врач должен тратить на больного с определенным диагнозом, какие медицинские манипуляции проводить и с какой кратностью применять те или иные медпрепараты, но оказалось, что такая система все слишком уравнивала, признал Печатников. Одну и ту же программу лечения нужно было предлагать и легкому больному, и тяжелому, и, если бы первый мог обойтись государству в 1000 руб., а второй в 100 000 руб., одному приходилось делать лишние назначения, тогда как второму — отказывать в лечении: государству не хватало денег, чтобы всем оплатить единый стандарт, рассуждает Мелик-Гусейнов. Поэтому сейчас в Москве переходят на оплату по клиническим группам, когда на каждого заболевшего выделяется установленная средняя сумма, зависящая от его диагноза, а медучреждение само распределяет затраты на каждого пациента внутри одной нозологии, исходя из его состояния, продолжает Печатников.
Качество медицинской помощи улучшится, надеется Сергей Плехов, заместитель гендиректора страховой компании «Согаз-мед», входящей в тройку крупнейших компаний в системе ОМС вместе с МАКС и «Росно». Полученные из бюджета деньги медицинские учреждения тратили достаточно свободно, тогда как качество услуг, оказанных на деньги ФОМС, строго контролирует страховая компания, объясняет он.
Эта система не идеальна, но пока это лучшее, что смогли разработать, признается Печатников.
Действительно, обеспеченность койками населения в России в целом и в Москве больше, чем у жителей в странах ЕС, но надо учитывать, что число серьезно больных на 1000 жителей в России на 43% больше, чем в этих странах, обращает внимание Улумбекова.
Для московских врачей реформа стала шоком потому, что сначала надо было подготовиться к переходу на новую систему работы, а потом уже рушить старую, уверен Гришин. Кроме того, из-за стандартизированного подхода возникли проблемы — город закрывает все узкоспециализированные стационары. Но среди них, например, единственный на всю Москву Центр рассеянного склероза — и его можно было бы оставить, рассуждает Гришин. Стоило бы сначала сказать коллективам «неэффективных» больниц, какие у них есть возможности по трудоустройству, а потом уже сообщать им о скором закрытии и увольнении, продолжает он.
Сначала надо ликвидировать дефицит врачей, потом заниматься повышением квалификации, а потом уже заниматься реформой, считает Улумбекова. Предварительный план закрытия московских стационаров предполагает увольнение более чем 7000 врачей.
Москве не хватает в общей сложности более чем 13 000 врачей, в том числе 5000 врачей общей практики, говорит Печатников, тогда как есть переизбыток врачей узкой специализации, поэтому врачам будут предлагать пройти переобучение. На эти цели город выделит 1,5 млрд руб.
Изменения будут болезненными, переучиваться врачам тяжело, а в стационаре интереснее работать, чем на участке, но это неизбежность, говорит на это Романенко.

Инвесторы не спешат
Точного ответа на вопрос, что будет с освободившейся недвижимостью, пока нет. Учитывая, что многие закрывающиеся клиники расположены в центре, кто-то вполне может совместить оптимизацию здравоохранения с коммерческими интересами, рассуждает Гришин. Действительно, в плане-графике есть, например, ГКБ №59, которая занимает участок в 1,2 га на ул. Достоевского, или филиал больницы Боткина в Мамоновском переулке — здание в 9000 кв. м на участке в 0,9 га.
Печатников подобные предположения категорически опровергает: все освобожденные во время оптимизации здания будут переданы под социальные учреждения, возможно те же дома престарелых, утверждает он.
«Ведомостям» не удалось найти подтверждения тому, что недвижимостью предназначенных к закрытию больниц интересуются девелоперы.
Чиновники же рассчитывают не на застройщиков, а на инвесторов, готовых вкладывать в медицинский бизнес. Например, имеющийся сейчас недостаток врачей могут восполнить коммерческие медицинские центры, которые теперь оказывают услуги застрахованным по ОМС, убежден чиновник из департамента здравоохранения Москвы. Таких клиник действительно становится больше, но они не на все готовы.
По данным Минздрава, в 2013 г. услуги по ОМС оказывали 1085 частных организаций, или 12,5% от общего количества клиник, работающих в этой системе, тогда как в 2010 г. доля негосударственных организаций составляла 5,5%. Крупнейшие страховые компании — «Росгосстрах», «Ингосстрах» и «Альфастрахование» — вложили деньги в клиники. Клиника «Согаза» в Санкт-Петербурге работает по системе ОМС и компания собирается в 2015 г. продолжать этот опыт, рассказывает Плехов.
Частные клиники готовы работать с ОМС по государственным тарифам, чтобы загрузить свои мощности, но не готовы инвестировать в расширение мощностей, потому что большие инвестиции за счет ОМС не окупить, предупреждает Улумбекова.
Работа только по системе ОМС для частной клиники нерентабельна. Прибыль обеспечивает комбинирование ОМС и платных услуг, подтверждает председатель совета директоров ООО «Доктор рядом» Владимир Гурдус. Из-за того что тарифы ОМС почти в 10 раз ниже, чем цены на платные услуги, их доля в выручке сети клиник незначительна — около 8%, продолжает он и добавляет: «Мы хотим, чтобы тарифы были приведены в соответствие с экономической реальностью».
До конца 2014 г. его компания планирует открыть 10 клиник, а если ситуация будет развиваться в соответствии с прогнозом, за два года добавить к ним еще 20 клиник.
Например, АО «Медицина» готово проводить по ОМС лучевую терапию со скидкой примерно в 30% от коммерческого тарифа (составляет до 350 000 руб.) — для нее такой дисконт оправдан, если позволит загрузить мощности, говорит сотрудник страховой компании, работающей с медцентром. В самом АО «Медицина» это не прокомментировали.
Сравнивать ОМС и ДМС невозможно, потому что первое — это скорее административно-сервисный бизнес, чем страховой, хоть и завязан на те же информационные потоки, что и ДМС. Среднюю рентабельность ДМС сложно подсчитать — она, как и в автостраховании, разная в разных городах и у разных групп клиентов, объясняет Сандимиров из «РЕСО-мед». В ОМС за не очень большие деньги страховщик должен выполнять большой объем работы: проводить экспертизу качества, выдавать полисы и т. д., но этот бизнес интересен своими объемами. За ведение дела застрахованного по ОМС страховые компании получают 1-2% от выделенной на него суммы. Поэтому частные клиники заинтересованы в работе с ОМС, но объем услуг, которые они могут оказать, лимитирован, говорит Сандимиров. Фактически они финансируются сейчас по остаточному принципу: территориальный ФОМС может посчитать, что, например, за год районная поликлиника обслужит 100 000 человек, а частная клиника рядом — 100 человек, и выделит ей соответствующий лимит, объясняет он.
О том, что немногие инвесторы готовы работать на условиях города, можно судить по тому, что за четыре года московские власти сдали в концессию только одну муниципальную больницу — № 63, ее получил Европейский медицинский центр, который долгое время возглавлял Печатников, считает генеральный директор консалтинговой компании DMG Владимир Гераскин. Инвестор заплатил 1 млрд руб. за право концессии, взял на себя обязательства по реконструкции больницы и по ее завершении принимать 40% пациентов по ОМС. Помимо этого город намерен получить несколько мест в совете директоров компании, которая будет управлять клиникой. «То есть власти хотят и бюджетное финансирование сократить, и поучаствовать в управлении, вот инвесторов и нет», — заключает он.
Рынок платных медицинских услуг, по данным Счетной палаты, с 2010 по 2013 г. в России вырос почти в 2 раза — с 45,9 млрд до 86,1 млрд руб. Но аудиторы считают это одним из подтверждений снижения доступности медицинской помощи: россияне вынуждены лечиться за деньги, потому что в бесплатном лечении им отказывают.
«Посмотрим, что будет, когда закон заработает. Попытаемся с минимальными потерями для пациента вырулить в системе одноканального финансирования», — обещает Печатников.

Полина ТЕМЕРИНА, Елена ВИНОГРАДОВА. «Ведомости», 27 октября 2014 года

Реакция на интервью вице-мэра Москвы Леонида Печатникова

«Наше отделение не нужно и будет сокращено».
«Наша больница закрывается».
«В диагностическом центре будут сокращения».
Такими признаниями полон интернет. Врачей увольняют. Предлагают должности санитаров и кастелянш. Леонид Печатников объяснил: так положено по закону — при сокращении отделения предлагаются те вакансии, которые есть в учреждении. А вообще-то в городе много свободных рабочих мест для врачей, только они в основном в поликлиниках.
Но почему же тогда тем, кому вручают уведомление об увольнении, не дать сразу в руки список достойных вакансий? Почему реформа проходит так унизительно для тех, кто реально трудится в здравоохранении?
«Почему не созвали съезд врачей Москвы? Не объяснили все?» — пишет «доктору с тридцатилетним стажем Печатникову доктор со стажем поболе тридцати лет Ханин». В ужасе и пациенты. И так, чтобы добиться бесплатной медицинской помощи, нужно было иметь очень хорошее здоровье. А теперь совсем беда.
Мы публикуем отклики на интервью Леонида ПЕЧАТНИКОВА (см. «Новую» от 22 октября 2014). И мнения специалистов с профессиональных медицинских форумов.
Не самых злых.

Эмоции
Татьяна Чуданова: «Интересно, каким образом планируется переобучение врачей «профицитных» специальностей? Как можно из гинеколога сделать педиатра? Из уролога — терапевта? Далекий от медицины читатель и даже берущий интервью журналист подумают: как хорошо, людей переучат. А если реально, то акушеру-гинекологу, чтобы стать кем-то другим, нужно будет пройти интернатуру по терапии или хирургии, потом первичку, а затем с новеньким сертификатом начать работу. Глядишь, через три года получишь вторую категорию, и жизнь наладится!»

Konst. Omarov: «Сын-инвалид не может просто записаться к эндокринологу за льготным рецептом, инсулин покупаем сами. А МРТ в Москве действительно много, но все — платные. При этом стоимость запредельная».

Виктор Алексеев: «Надо честно сказать людям, что все три этапа реформы в здравоохранении провалились, выделенные на это дело средства налогоплательщиков потрачены впустую. Основным результатом «преобразований» явилось то, что сегодня каждый уважающий себя начальник (от главврача и выше) имеет собственную платную медклинику и туда, пользуясь своим положением, перетаскивает квалифицированных специалистов из подведомственного ему государственного медучреждения. В медицине произошло разделение на очень богатых — это те, кто руководит, и очень бедных — это те, кто непосредственно помогает людям. Медицина при этом превратилась в коммерческую организацию по выкачиванию денег из карманов самой несчастной категории граждан».

Дмитрий Виноградов, доцент Первого МГМУ им. И.М. Сеченова: «Двойственное чувство от борьбы с реформаторами. Те, кто встал у руля реформ, хорошо известны нам как высокие профессионалы и отличные врачи. Практически всех я знал лично по работе. Мы все мечтали о здравоохранении, как на Западе. Что изменилось? Печатников, Хрипун, Голухов, Потекаев, Свет, Мясников сами никогда не смогут сесть на поликлинический прием по 10 минут на пациента. Именно профессионализм не даст им этого сделать. Только на сбор анамнеза уйдет в два раза больше времени.
Все говорят о плохом образовании врачей, но начали с сокращения коек. Если сделать, как на Западе, то койки надо сокращать, а персонал увеличивать, чтобы была нормальная обеспеченность койки и ее быстрая оборачиваемость. Кафедры приблизить к амбулаторной службе. Растить поликлинических врачей. Систему надо копировать полностью, иначе из «Фиата» опять получатся «Жигули». Копировать, начиная с финансирования, образования, соотношения врачей, медсестер, санитарок, буфетчиц, технического персонала. Сейчас страдают и врачи, и пациенты. Больные не могут получить адекватной помощи уже сейчас. Это конкретные люди с конкретными судьбами».

Цифры
— В московском здравоохранении сложилась критическая ситуация из-за реформ, проводимых с 2011 года. Произошло резкое снижение доступности и качества бесплатной медицинской помощи, — считает председатель правления Ассоциации медицинских обществ по качеству медицинской помощи и медицинского образования (АСМОК) Гузель Улумбекова, доктор медицинских наук.
АСМОК предоставила «Новой» данные о состоянии московского здравоохранения.

«Врачей участковой службы в Москве в 1,6 раза меньше по сравнению с минимальным расчетным нормативом. Сам Леонид Печатников в интервью утверждает: «В поликлиниках не хватает 5300 участковых врачей (терапевтов) и 7515 врачей-участковых педиатров». Из материалов, предоставленных вице-мэром «Новой», видно, что кроме них поликлиникам не хватает 2041 хирурга, 650 отоларингологов, 961 невролога, 387 гинекологов и т.д. А это значит, что поликлиники не могут взять на себя дополнительную нагрузку, которую им вменяет вице-мэр: с пациентами, не попавшими в стационар или выписанными из него преждевременно; с вызовами по неотложной медицинской помощи; с койками дневного стационара.
Леонид Печатников говорит, что «при советской власти… гордиться было нечем. Смертность — самая высокая». Но это не так. В советское время смертность и в Москве, и в РФ была ниже, чем в «новых» и «старых» странах ЕС. А затем, с 1990 вплоть до 2008 года она была выше, чем в этих странах. И только в 2009 году в Москве этот показатель достиг уровня «новых» стран ЕС.
А что касается врачей, то их число было как раз такое, чтобы каждый пациент мог попасть на прием к врачу в день обращения. А сегодня в Москве к участковому врачу можно попасть в лучшем случае на 4-й день.

Коечный фонд в Москве в 1,5 раза меньше, чем это необходимо для выполнения нормативов объемов стационарной помощи по территориальной программе государственных гарантий (соответственно, 62 и 95 тыс. коек), утвержденной постановлением правительства Москвы. (Эта программа утверждена мэром Москвы С. Собяниным, а контроль за ее реализацией возложен на Л. Печатникова.) Как следствие, невозможно обеспечить сроки проведения плановых операций — 14 дней, установленные в госпрограмме «Развитие здравоохранения Москвы». При этом кивать на то, что в «старых» странах ЕС она еще меньше, неверно. Во-первых, в Москве обеспеченность койками в 2014 году уже на их уровне (соответственно, 5,1 и 5,0 на 1 тыс. населения), во-вторых, здоровье населения в Москве хуже. Число заболевших как минимум на 43% выше, чем в этих странах (стандартизованный коэффициент смертности от всех причин в Москве на 43% выше, чем у них, соответственно, 751 и 523 случаев на 100 тыс. населения).
Так, смертность от болезней системы кровообращения (стандартизованный показатель), которая составляет более половины, в 2,4 раза выше, чем в этих странах. Соответственно, и врачей, и коек нам нужно больше.

Недостаточны объемы государственного финансирования здравоохранения в Москве. Они в 3,2 раза ниже, чем в «старых» странах ЕС (2,3% ВРП и 7,4% ВВП соответственно). Причем эти страны имеют сопоставимый с Москвой ВВП на душу населения в год (соответственно, 50,6 и 42 тыс. долларов по паритету покупательной способности в 2013 г.).
В Москве в 2013–2014 гг. по сравнению с 2010 годом резко сократилась доступность бесплатной медицинской помощи. Обеспеченность врачами первичного контакта сократилась на 11% (с 0,44 до 0,39 на 1 тыс. населения), обеспеченность коечным фондом — на 30% (с 7,2 до 5,1 на 1 тыс. населения), число зданий стационарных сооружений — на 10% (с 232 до 210). На этом фоне в Москве объем платных медицинских услуг вырос почти в два раза (с 45,9 до 86,1 млрд руб.).
В интервью Печатникова есть тезис: «Москва всегда добавляла медицине из своего городского бюджета, но сегодня это противоречит закону». Этот тезис ошибочен, а незнание российских законов не освобождает от их исполнения! В соответствии со статьей 83 закона «Об основах охраны здоровья граждан в РФ» источником финансирования территориальной программы государственных гарантий являются в том числе и консолидированные бюджеты субъектов РФ. А в постановлении Правительства РФ «О программе государственных гарантий на 2014 и плановый период 2015–2016 гг.». (раздел IV) написано, что именно должно финансироваться из бюджетов субъектов. Например, паллиативная и скорая специализированная медицинская помощь, помощь при социально значимых заболеваниях и т.д. Так что деньги бюджета Москвы на бесплатную медицинскую помощь можно тратить.
В результате в Москве в последние три года (с 2011 по 2013 г.) показатели здоровья населения не улучшаются. Общий коэффициент смертности стагнирует на уровне 9,7 случая на 1 тыс. населения, а ожидаемая продолжительность жизни сохраняется на уровне 75,8 года (в «старых» странах ЕС — 81 год).

Ресурсы московского здравоохранения расходуются неэффективно. В результате несвоевременной установки медицинского оборудования, закупленного по программе модернизации, потеряно безвозвратно минимум 15 млрд руб. государственных средств.
Печатников утверждает, что указы президента ускорили эту реформу. «Если бы не они, мы бы еще раскачивались и ждали, когда все это лопнет». Но Указы Президента РФ от 7 мая 2012 г. направлены на повышение доступности и качества бесплатной медицинской помощи населению. Однако за три года реформ московского здравоохранения объем платной медицинской помощи увеличился в два раза, а доступность существенно сократилась, потому что сократилась обеспеченность койками и врачами.
В дальнейшем ситуация в московском здравоохранении будет только ухудшаться. В 2014–2015 гг. планируется сокращение коечного фонда еще на 11% от существующего уровня и отчуждение 26 зданий лечебных учреждений. Все это приведет к параличу государственной системы здравоохранения и к еще большему снижению доступности медицинской помощи».

История врача
Накануне выхода номера позвонила врач из консультативно-диагностического центра (КДЦ) №1 со словами, которые за эти дни пришлось слышать от докторов много раз: наш центр закрывают.
— Документов пока не видели. Но объявили, что до Нового года в нашем отделении ультразвуковой диагностики из 25 врачей останется 7. Пока уведомления об увольнении вручили пятерым врачам. Сократили инженерную группу. Остался один инженер на три корпуса.
Людмила — москвичка. Последние 8 лет работает в КДЦ №1. Этот консультативно-диагностический центр на юго-западе столицы обслуживал раньше весь округ. В последние годы он только рос и развивался: к старой поликлинике пристроили корпус, недавно достроили еще один. Поставили МРТ, сделали водолечебницу. А теперь сказали, что две трети сотрудников будут сокращать.
— Сидим плачем, — говорит Людмила.
Накануне уведомление об увольнении получил муж Людмилы, тоже врач, «в связи с сокращением численности и штата работников» «в целях оптимизации лечебно-диагностического процесса, рационального использования материальных и трудовых ресурсов». Он работает в консультативно-диагностическом центре при 15-й больнице в отделении ультразвуковой и функциональной диагностики.
У них двое детей-студентов.
Почему сокращают КДЦ, которые всегда расширяли возможности поликлиник (именно туда посылали на более глубокое обследование, на прием к узким специалистам, которых нет в каждой поликлинике)? Здесь делают мини-операции, берут биопсии, пункции, есть операционные в лор-отделении, в урологии. Штат анестезиологов.
Леонид Печатников объясняет, что амбулаторное звено будут укреплять. Сокращать — именно больницы, при этом поликлиники должны взять на себя часть функций, которые выполняют больницы. Странно, что сформированный и работающий диагностический центр, на оборудование и укрепление которого потрачены немалые средства, оказывается ненужным. Поликлиникам, которые с ним раньше сотрудничали, запретили посылать туда больных.
Как рассказывает Людмила, в центре работают такие специалисты, которых в поликлиниках просто нет. Нефрологи, пульмонологи, аллергологи. Многие врачи с высшими категориями: в центр брали лучших.
— Жалко не только себя и коллег, но и пациентов, — говорит Людмила. — Поликлиники не справятся.
При сокращении штата у оставшихся врачей уплотняется сетка приема. Гинекологу отвели на прием 10 минут. У врачей-специалистов — 12, у терапевтов вообще — 8. У врача УЗИ время тоже сокращено. А эта процедура требует времени. Людмила разъясняет: можно просто посмотреть орган — это одно время. Но если там есть что-то подозрительное, надо расширить зону, посмотреть, например, соседние лимфоузлы. Современное оборудование дает большие возможности для диагностики. Но на это нужно дополнительное время. А если время на одного пациента сокращается, то смотреть глубже никто и не будет. Неизбежно будем что-то пропускать.
— Нам объясняют: меньше врачей, больше зарплата, но и пациентов будет больше. Только ведь за такое время на пациента не успеешь даже посмотреть. Понятно, что качество обслуживания страдает при уплотнении графика. Но самая большая беда в том, что коллектив не собирали, положение и перспективы не комментировали. Все разговоры ведутся в кулуарах, дело обрастает слухами и догадками.

История болезни
— В сентябре сделали мне операцию на ноге, и по прошествии положенных пяти дней по показаниям я был отправлен домой на долечивание с временным гипсом. Через две недели я было собрался приехать в больницу для снятия швов, но неожиданно заболел. Живу я один. Температура сразу поднялась высокая — 39,6. Ломило в груди, было тяжело дышать. Сын вызвал мне врача из «Добромеда», дозвониться до поликлиники ему не удалось. Врач послушал меня и поставил диагноз — острый хронический бронхит. Я — курильщик со стажем 43 года, так что такой диагноз меня не удивил. Был прописан и антибиотик, который я начал принимать с вечера первого дня болезни.
Антибиотик не помог — температура поднималась до 39,6. На следующий день я вызвал скорую, чувствовал я себя скверно и понимал, что нуждаюсь в срочной госпитализации. Но ко мне пришла врач неотложки, которые недавно ввели в дополнение к скорым, чем, уважаемый Леонид Михайлович, вы гордитесь в прочитанном мной интервью. Врач подтвердила диагноз. На мою просьбу отвезти меня в больницу сказала, что неотложка таким правом не располагает в моем случае — госпитализировать с высокой температурой они не могут!
Следующая ночь — состояние, близкое к бреду. Температура скачет от жаропонижающих, но не спадает. Дышать все труднее.
Утром звоню 112, получаю ответ: с высокой температурой не госпитализируем! К вам направлен врач неотложки. Все повторяется — врач слушает мои хрипы в легких, подтверждает диагноз, скептически качает головой: «Воспаление легких за такой срок, пожалуй, развиться не успело, это сильный бронхит». Врач осматривает прооперированную ногу. «Тут все в норме, нет, это точно бронхит». Прописывает антибиотик посильнее.
Еще одна ночь. Понимаю, что попросту умираю, ни на секунду не драматизируя ситуацию. И тогда я набираю телефон знакомого главного врача больницы. Очень не хотелось так поступать, очень надеялся попасть в любую больницу, КАК ВСЕ. Не получилось. Друг отвез меня в больницу. И началось… анализы — все, какие возможны, дважды сделали КТ грудной клетки (никакого бронхита, никакого воспаления легких). Хирурги больницы обследовали прооперированную ногу и, как и врач неотложки, не нашли ничего подозрительного — процесс заживления шел, как полагалось.
После консультаций специалистов решено было ставить капельницы с очень мощным антибиотиком «Зивокс» (из самых мощных, резервных, такой прописывают в редких случаях при острых стафилококковых инфекциях, например). Лишь на третий день, когда к первому антибиотику добавили второй, температура пошла на спад, а показатели крови стали приходить в норму.
4,5 дня дома (когда болезнь только набирала силу) и 8 дней в больнице, мощнейшие антибиотики и горы других лекарств победили болезнь. Врачи больницы буквально спасли мне жизнь.
Скажите, Леонид Михайлович, кто принял такое решение о запрете на госпитализацию с высокой температурой? Как вы думаете, осталась бы в живых законопослушная бабушка, поверь она врачам из неотложки? Да и не бабушка, а любой другой гражданин, которому недоступен звонок знакомому врачу?
Так, к сожалению, работает принятый закон об оптимизации. Надеюсь, что частный случай позволит вам задуматься о несовершенстве системы. На бумаге принимаемые меры выглядят очень убедительно, на деле — возможны вот такие эксцессы. И говорю я об одном случае, об одной спасенной жизни. Вопреки принятым постановлениям.
Петр АЛЕШКОВСКИЙ, писатель

Людмила РЫБИНА. «Новая газета», 31 октября 2014 года