Согласно официальным данным Росстата, доля занятых в неформальном секторе в 2000-е годы увеличилась примерно в полтора раза - с 12,4 до 16,5% (без учета работников, занятых в нем на условиях вторичной занятости). (Если в дополнение к первичной учитывать также вторичную неформальную занятость, то рост оказывается намного скромнее: с 17,1% в 1999 г. до 18,5% в 2011 г.) Практически весь этот прирост обеспечила одна группа - работающие по найму у физических лиц, доля которых в общей численности занятых выросла с 3,8% в 1999 г. до 9,7% в 2011 г. (подробнее об этом см. главу 3).

Определение неформального сектора, используемое в рамках ОНПЗ, можно было бы назвать «расширенным производственным», поскольку дополнительные ограничения, о которых говорится в документах МОТ (число наемных работников или официальная регистрация бизнеса), в нем не используются**. Подобное решение может иметь вполне разумные основания - известно, что вопрос о том, сколько человек числится на предприятиях, где трудятся респонденты, оказывается, как правило, сопряжен с большим процентом неответов и что информированность респондентов о наличии официальной регистрации у бизнес- единиц, где они заняты, также оставляет желать много лучшего. Однако использование подобного подхода делает официальные оценки занятости в неформальном секторе для России, строго говоря, несопоставимыми с аналогичными оценками для большинства других стран.

Впрочем, даже при такой расширенной трактовке уровень занятости в неформальном секторе среди городского населения России оказывается достаточно умеренным - 13,5% (2011 г.). Об этом стоит упомянуть, поскольку по традиции, унаследованной от самых первых исследований на данную тему, многими аналитиками (включая экспертов МОТ) занятость в неформальном секторе рассматривается как преимущественно городской феномен и ее оценки, как мы уже отмечали, часто рассчитываются только для городского населения или только для населения, занимающегося несельскохозяйственной деятельностью.

В принципе, данные ОНПЗ позволяют дополнительно оценивать также масштабы неформальной занятости, существующей внутри формального сектора. В разработках Росстата в состав занятых на неформальной основе среди работающих на предприятиях (т.е. в формальном секторе) включаются три группы: 1) помогающие работники семейных предприятий; 2) работающие по найму на основе устной договоренности; 3) работающие по найму на основе договоров гражданско-правового характера. Отнесение к «неформалам» последней, третьей, группы представляется не вполне очевидным. Неявно оно предполагает, что все работники, принадлежащие к этой категории, являются «фиктивными контрактниками», т.е. что работодатели оформляют их наем по нормам гражданского права исключительно в целях уклонения от налогов, а не потому, что это отражает реальный характер складывающихся в таких случаях экономических отношений. На наш взгляд, каким бы ни был официальный документ, оформляющий отношения между участниками договора, сам факт его наличия дает основания для квалификации работников, у которых он есть, в качестве занятых на формальной основе (во всяком случае, в рамках «контрактного» подхода).

Стр. 103-104.

Характеристики неформально занятых в России (стр. 275)

Динамика формальной и неформальной занятости на основной работе, в % от общей численности занятых (стр. 388)

При делении всех занятых на две основные группы - самозанятых и работающих по найму - главными критериями, определяющими статус занятости, являются отношение к владению средствами производства, степень экономического риска и самостоятельность при принятии управленческих решений. Наемные работники получают вознаграждение, размер которого (по крайней мере, в теории) непосредственно не связан с результатами работы предприятия, а при выполнении трудовых обязанностей следуют установкам владельца или его представителя. Самозанятые сами отвечают за организацию производства и экономические итоги своей работы, самостоятельно принимают производственные решения и, соответственно, несут все риски, связанные с этим. Одной из характерных черт самозанятых является то, что размер их вознаграждения непосредственно определяется экономическими итогами их работы.

В статистической практике к самозанятым относят четыре основные группы:

• индивидуальные предприниматели, не использующие наемный труд (в английской терминологии own-account workers). Именно их часто называют самозанятыми, хотя они представляют собой лишь одну из подгрупп этой категории рабочей силы;
• предприниматели некорпоративного бизнеса, привлекающие наемный труд (employers)',
• члены производственных кооперативов;
• неоплачиваемые работники семейных предприятий.

С формальной точки зрения различия между предпринимателями некорпоративного бизнеса (ПНБ) и индивидуальными предпринимателями (ИП) определяются фактом использования наемного труда. Если вторые не имеют наемных работников, по крайней мере, на постоянной основе (хотя и могут привлекать членов своей семьи), то у ПНБ есть штат работников по найму.

Стр. 474-475.

Неформальная занятость: сколько и где? Наш обзор оценок уровня неформальной занятости в России показывает, что они варьируются в достаточно широком диапазоне (от 5 до 30%). Эта вариация связана не столько с различиями в источниках данных, сколько с различиями в методологических установках. Однако в специфических российских условиях такое многообразие измерительных практик следует считать скорее достоинством, чем недостатком. С одной стороны, более узкие («однокритериальные») определения позволяют получать оценки, сопоставимые с оценками по другим странам. Но, с другой стороны, более широкие («многокритериальные») определения лучше охватывают «нестандартные» зоны российского рынка труда, в которых границы между формальностью и неформальностью оказываются размытыми. Занятость в этих зонах полностью или частично находится в тени регулирования: если не налогового, то трудового. Такие гибридные определения выводят на оценки уровня неформальной занятости для России порядка 18-25%. Конечно, полученные таким образом показатели должны использоваться для международных сопоставлений с известной осторожностью.

При использовании более узких определений, более точно стыкующихся с инструментальными МОТовскими рекомендациями, оценки неформальной занятости для России снижаются до 10-15%. Это означает, что по международным меркам они не являются высокими, практически совпадая с аналогичными показателями для развитых стран либо не намного их превышая. Они иногда оказываются ниже даже, чем в странах Южной Европы (для которых типичны показатели масштаба порядка 20-25%), не говоря уже о странах Латинской Америки, Юго-Восточной Азии или Африки (для которых не редкость показатели порядка 50-60%).

В то же время наш анализ выявляет существенные отличия неформальной занятости в постсоциалистических странах (таких как Россия) от неформальной занятости в развивающихся странах. Во-первых, если в развивающихся странах ее преобладающей формой выступает самозанятость, то в России - наемная занятость. В российском случае неформальная самозанятость всегда была и продолжает оставаться очень невысокой - 5-7% или даже ниже. Отсюда следует, что весь прирост неформальной занятости в 2000-е годы был обеспечен расширением именно неформальной работы по найму. Во-вторых, сама природа «неформальности» в постсоциалистических странах имеет свою специфику. Если в развивающихся странах формальный и неформальный секторы достаточно четко разграничены, то в переходных экономиках огромное распространение получили промежуточные формы «полуформальной» занятости, не поддающиеся однозначной классификации. «Формальные» по одним признакам (например, с точки зрения наличия официальных трудовых контрактов), они могут представать как вполне неформальные по другим признакам (например, с точки зрения использования «конвертных» выплат при плате за труд). Конечно, МОТовские рекомендации по измерению здесь бессильны.

Стр. 522-523.