… о трудовой миграции и экономике

В России приезжих ненавидят, а жить без них не могут. О нездоровых отношениях между мигрантами и остальным обществом рассуждают Ростислав Капелюшников, Алексей Левинсон и Владимир Милов. Сегодня депутаты Госдумы выступили с инициативой сделать для каждого трудового мигранта обязательной покупку миграционного векселя стоимостью 30 тысяч рублей. По их мнению, это будет способствовать сохранению национальной целостности страны, уменьшит преступность и даст дополнительный доход бюджету. В мае фонд Егора Гайдара проводил дискуссию «Нужны ли российской экономике трудовые мигранты?», в ходе которой эксперты делились своими соображениями по всем аспектам проблемы: экономическому, политическому, нравственному и психологическому. Slon приводит ее основные моменты.

Ростислав Капелюшников, экономист, заместитель директора Центра трудовых исследований Высшей школы экономики
Я начну свою речь, возможно, немножко парадоксально, сказав, что я не являюсь специалистом в трудовой миграции. Я смотрю на это с позиции заинтересованного наблюдателя. Меня во многом удивляет, что обсуждение вопросов миграции (в частности, трудовой) ведется с огромным количеством мифов, цифр, взятых с потолка, фобий. Отсутствие рациональности меня удручает.
Так попытаемся же это исправить! Первый шаг – два слова о том, в какой ситуации находится рынок труда сейчас и в какой ситуации он будет находиться в ближайшем будущем. Российская экономика вступает в полосу быстро сокращающегося предложения труда. Такого в истории еще не было. Россия не единственная страна, которая столкнется с этой проблемой, но она станет одной из первых.
Как будет развиваться экономика, какую динамику покажет экономический рост, сказать невозможно: именно из-за отсутствия исторического опыта в этой сфере. Росстат прогнозирует, что численность трудоспособного населения каждый год будет сокращаться примерно на 1 миллион человек. Устранение или хотя бы частичное микширование проблемы – трудовая миграция. Она неизбежна, потому что мы видим разницу демографического потенциала между Россией и Азией, а также разницу доходов в этих регионах. Приток мигрантов все равно будет, и все, что мы можем обсуждать, – как структурировать и регулировать его.
На сей счет гуляет огромное количество абсолютно иррациональных цифр. Статистика регистрирует только официальных мигрантов, естественно. Если посмотреть на баланс трудовых ресурсов, которые тоже готовит Росстат, то там фигурирует цифра 2 миллиона человек, и на одного легального мигранта приходится один нелегальный. Специалисты считают, что цифра преуменьшена (по их подсчетам, эта пропорция выглядит как 1:2). И вот так мы выходим на цифру 3,5–4 миллиона трудовых мигрантов, а это 5% от общего числа работающих в России. Чтобы компенсировать убыль трудоспособного населения в стране, нужно по миллиону новых мигрантов каждый год. Это нереально. Но численность их будет расти, хотя полностью покрыть дефицит не получится: сокращение предложения на рынке труда неизбежно. Это главный структурный вызов.

Алексей Левинсон, социолог, заведующий отделом социально-культурных исследований «Левада-центра»
Хочется уточнить, какую рабочую силу получает Россия вследствие миграции и какую теряет вследствие демографического спада. Теряем мы квалифицированных работников, а приток кадров идет за счет мигрантов из Средней Азии – это люди с нулевой квалификацией. Или с высокой, но такой, какую они не могут применить здесь.
Там они учителя, здесь – разнорабочие.
Перед экономикой есть два выхода – ответить взлетом в наукоемких производствах, где нужно не так много людей, как знаний и мозгов, или сползти в сферу, где можно использовать большую массу неквалифицированного труда, например строительно-сервисную.
Теперь об отношении россиян к мигрантам. Важная черта – считается, что последние приезжают и отнимают у россиян работу. Те, кто занимается данным вопросами, знают, что никакой конкуренции в этой сфере нет. Россияне не идут на должности, которые занимают трудовые мигранты. Аргументы такие: «Там мало платят, это мы делать не будем, не пойдем, потому что это работа "для чурок"». Но оставим моральную сторону этого вопроса. Проблема другая – ситуация на рынке труда хуже некуда. Лучше бы у нас просто был острый дефицит рабочей силы, он бы произвел структурную перестройку – постепенно или ликвидировались бы плохие рабочие места, или рабочая сила согласилась бы на худшие условия труда, или выросла бы оплата такого труда. Все это было бы лучше, по-моему, чем то, что мы имеем сейчас.
Я думаю, что Россия сидит на игле не только нефтяной, но и на игле дешевой рабочей силы. Это препятствие для совершенствования основных фондов и модернизации нашей промышленности.
Все это сдобрено невероятным разгулом ксенофобии, антикавказских, антиазиатских настроений, вплоть до применения ужасных форм насилия по отношению к приезжим. Это происходит с молчаливого одобрения практически всех слоев общества. Избирательность закона здесь – ужасная вещь, она поощряет дискриминацию. Общественная мораль предъявляет совершенно разные требования к людям с разным цветом кожи – это делают милиционеры с соседской улицы, это делают учителя в школе, люди, которые этого не делают, являются маргиналами. Мне кажется, это колоссальный ущерб русской культуре.

Владимир Милов, политик, общественный деятель
Трудовые мигранты России нужны, вопрос только в том, какие. Анализ статистики дает однозначный ответ, который не терпит никаких интерпретаций: экономике нужны высококвалифицированные мигранты, так как рост происходит в секторе высоких квалификаций. Проблема дефицита квалифицированного труда всегда в топ-3–4–5 наряду с коррупцией, налогами и так далее. Россия испытывает дефицит, будет ли это продолжаться – вопрос, ответ на него зависит и от системы образования. Дефицит у нас странный. Представителям Европы, Японии, Америки – тем, кто действительно может привезти нам знания и опыт, – очень сложно получить разрешение на работу в России. При этом мы держим открытыми двери для людей из стран, которые в силу своих особенностей не могут поставлять нам никакой высококвалифицированной помощи.
К сожалению, риторика очень многих аналитиков служит оправданием такой миграционной политики. За основу здесь берется очень примитивный аналитический подход, когда мы выделяем один тренд – плохая демография, накладываем другой тренд – существующую динамику на рынке труда, и делаем выводы. При этом не учитываются некоторые фундаментальные вещи.
Одна из особенностей российской экономики – это чрезвычайно низкая производительность труда. Она в два-три раза ниже, чем в развитых странах, чем в США или Германии.
В РЖД, например, более миллиона человек работает. Если подсчитать по производительности труда, выручке и прибыли на одного работника и сравнить эти показатели с западными, мы поймем, что там по всем законам не должно работать более 300–350 тысяч. В торговле 11 миллионов занятых и огромные возможности по увеличению производительности, автоматизации, сокращению персонала. То же самое происходит и в обрабатывающей промышленности. Четвертое-пятое место по занятости занимают транспорт и связь, а также госуправление, которое в последнее время «сильно разбухло», там дополнительный почти миллион занятых.
С такими резервами повышения производительности труда говорить о дефиците трудовых ресурсов смешно. В России избыток трудовых ресурсов, который сохранится довольно длительное время. Резервы по повышению производительности превышают всю демографические убыль. У нас нет этой проблемы. Нам нужны реформы, реструктуризация экономики, освобождение избыточно занятых трудовых ресурсов там, где они есть. Вот вам источник для восполнения убыли трудоспособного населения в результате демографии. Пример у нас перед глазами. Одна из самых успешных и почему-то не очень обсуждаемых реформ – реформа угольной промышленности 1992 года. Это был взлет, производительность выросла в три раза, были проведены преобразования, высвободились ненужные сотрудники, которые пошли работать в другие сферы.

Ростислав Капелюшников
Каждый третий российский работник имеет высшее образование. Без среднего образования – только 3% трудоспособного населения. К середине века в России порядка 70% жителей будут иметь высшее образование. В реальности у нас происходит наложение друг на друга двух трендов, это структурный сдвиг и увеличение числа людей с высшим образованием. Приток трудовых мигрантов позволяет россиянам переходить из кластера неквалифицированной рабочей силы на лучшие должности. А у нас почти у всех есть среднее образование, несмотря на это люди часто работают на «низких» позициях.
Следующей проблемой России будет трудность в нахождении работников физического труда, имеющих хоть какую-то приличную квалификацию.
Выход – контролировать подготовку в ПТУ и техникумах в Средней Азии или заниматься ввозом трудовых мигрантов и обучать их на месте.
Без этого российская обрабатывающая промышленность обречена.
Аналитики считают, что нынешний тип научно-технического прогресса приводит к росту спроса на высококвалифицированную силу, а рабочие места для людей средней квалификации вымываются. Это нужно иметь в виду и не стенать, что в Россию едет неквалифицированная рабочая сила.

Алексей Левинсон
Под иммигрантами москвичи понимают даже граждан России, приехавших с Северного Кавказа. Такие люди ассимилируются, их дети идут в школу, и ситуация такая же, как с русскими в США. Необходимость в трудовых мигрантах есть, но наше общество отвергает всех мигрантов, не деля их на группы. Они их не любят и не собираются любить, считая, что это измена родине.

Владимир Милов
Дешевизна мигрантов – искусственная, так как работодатель на них не платит социальный налог. Представьте, что вы предприниматель – перед вами стоит вопрос, платить или не платить, нанять русского или таджика. Мигранты живут без соцгарантий. Если бы фактора демпинга не было, рабочая сила не была бы такой дешевой. Давайте поставим всех работников в сопоставимые условия.

Мнения из зала Денис, предприниматель
Это заблуждение, что мигрантам мало платят. Я сам предприниматель, владею строительной фирмой, и у меня действительно работает много трудовых мигрантов. Человек, который действительно умеет работать с лопатой, получает у меня 60–80 тысяч рублей. Я нанимал русских, но решил отказаться от этой практики, когда после двух недель их работы вынес кучу бутылок из-под алкоголя. В то время как мусульмане не пьют: они могут работать в начале января. Но я не могу дать им пневматический пистолет, потому что они просто поубивают друг друга. В этом, да, есть проблема. Я даже не всегда могу убедить их, что заниматься сваркой нужно в защитных очках. Поэтому вместо пистолета они орудуют молотком.

Директор частной школы
Хочу позавидовать Денису – 80 тысяч у нас получает учитель немецкого, а уборщица-киргизка – 20. Я не могу найти москвичей, которые пойдут мыть тысячу квадратных метров за эти деньги. Другая проблема – то, что многие мигранты стали гражданами России и перестали входить в статистику, но они по-прежнему вызывают ксенофобную реакцию. А еще мне вспоминается один случай, когда мои либеральные устои пошатнулись. Я была наблюдателем на выборах, и мне пришлось увидеть, как на участок заводили группы, как мне казалось, мигрантов, а на деле – уже граждан России с паспортами, выстраивали их в одну линию, и они голосовали. За нужного кандидата, естественно. Это меня поразило.

Алексей Левинсон
Электоральное поведение трудовых мигрантов – последний повод для ненависти к ним. А голосование за одного кандидата группой – оно имеет место и в русской действительности, особенно в деревнях, где голосуют из-под палки. Причина ксенофобии – неспособность общества противостоять давлению на него бюрократии. Это давление перешло все границы, отсюда – протестное движение 2012 года, синие ведерки. Протестуя против условных своих, общество испытывает внутреннее напряжение, чтобы снять его, условным чужим приписывают все – и стрельбу, и занятие рабочих мест, и другую сексуальность. И это – прискорбное развитие общественной души: не душевная болезнь, но душа болеет в постыдной форме. 

Татьяна ЩЕРБАКОВ. «Slon.ru», 17 июня 2013 года