… о метадоновой терапии

В Кыргызстане уже десять лет успешно работает программа заместительной терапии метадоном. На сегодняшний день метадон это спасение. Он может существенно снизить и наркопреступность, и распространенность ВИЧ–инфекции. Не случайно у нас разработан законопроект о профилактике зависимости от наркотических средств и психотропных веществ. И директор Республиканского центра наркологии Руслан ТОКУБАЕВ готов поспорить с кем угодно о преимуществах этой программы, о чем он и рассказал в интервью “Вечерке”.
— Что такое наркотическая зависимость? Это хроническое рецидивирующее заболевание, которое приравнивается к таким болезням, как сахарный диабет, и считается неизлечимым. Даже если человек перестает употреблять наркотики, это не считается, что он выздоровел. Он находится в состоянии ремиссии, но психологическая зависимость у него остается, как говорится, до последнего вздоха. Он может быть в таком состоянии год, два, пять, а может и до конца своих дней. Но в зависимости от своего социального, психоэмоционального состояния он может сорваться в любое время. И нет гарантии, что он это не сделает. Соответственно показатели по лечению наркозависимых не столь высоки, и не только у нас. Имеются такие пациенты, которые не кололись и пять, и восемь лет, а потом срывались.
— Сколько в Кыргызстане наркозависимых людей?
— По оценке управления ООН по наркотикам и преступности, 25 тысяч человек. На учете состоят 11 тысяч. И наша цель учесть всех, чтобы к ним был доступ. То же самое и по ВИЧ/СПИДу. По оценке, у нас примерно шесть–семь тысяч наркоманов — носители ВИЧ. И рост ВИЧ–инфекции, который сейчас наблюдается, это не что иное, как их активное выявление. И чем больше выявляется, тем лучше. Можно предположить, что большинство ВИЧ–инфицированных наркоманов подсели на наркотики лет десять назад, когда был пик инъекционных наркотиков, когда их полно было в каждом дворе.
Сейчас “мода” на них уходит, можно даже сказать, ушла. Активное потребление наркотиков в те 90–е годы аукается нам сейчас. Повторяю, чем больше мы будем выявлять и наркоманов, и ВИЧ–инфицированных, тем лучше. Не надо бояться этого роста. И когда говорят, что заместительная терапия метадоном не уменьшает роста ВИЧ–инфицированных, это неверный посыл. Показатели (косвенные) успешности программ снижения вреда можем посмотреть по вирусным гепатитам.
— Один из аргументов противников метадона: дескать, растет смертность среди тех, кто перешел на заместительную терапию.
— У нас в стране никто, слава богу, не умер. В России, например, повышается смертность среди наркопотребителей именно от передозировок. При заместительной терапии метадоном такое исключено, поскольку все под контролем врача, и доза, наоборот, со временем снижается.
— Метадон, как опять–таки утверждают противники этой программы, якобы вызывает большую наркотическую зависимость, чем героин.
— Эта программа работает у нас с 2002 года, то есть десять лет. Около трех тысяч пациентов, как мы называем бывших наркопотребителей, прошли лечение по этой заместительной терапии. У пятидесяти из них наступила стойкая ремиссия, то есть люди отказались от наркотиков вообще. У некоторых из них, кто, кстати, работает у нас волонтерами, я спрашивал: “Ты пытался бросить употреблять героин, когда “сидел” на нем?” — “Да, — говорит, — бросал, но не получилось, отказался от наркотиков только после метадоновой программы”. В данном случае все зависит от того, на какой дозе отказываешься от наркотиков. Когда отказываешься от метадона на большой дозе, то, конечно, будет ломка. А если, согласно программе, идет постепенное снижение потребления метадона, то не будет сильной ломки.
— Сколько у нас открыто пунктов по выдаче метадона?
— Вообще в стране их двадцать. Семнадцать — в медицинских учреждениях и три в пенитенциарной системе — в 47–й колонии, в СИЗО Бишкека и в СИЗО Оша. Мы открываем их там, где большее количество наркоманов. Хотя пункты надо открывать еще, поскольку преимущества заместительной терапии налицо.
— Один из основных аргументов против заместительной терапии метадоном: якобы его можно будет купить везде и всюду, и он, образно говоря, зальет страну, что вызовет еще больший всплеск наркомании. То есть государство, узаконив метадоновую программу, легализует, по сути, этот наркотик. Что вы можете сказать в ответ?
— Ввезти его в страну просто так невозможно. Поставки метадона мониторят Государственная служба по контролю наркотиков и департамент лекарственного обеспечения. Значит, он подпадает под все законы о наркотических и лекарственных средствах. Соответственно поступает в одно только место и находится под строжайшим контролем. Но самое главное — метадон не вызывает эйфории, то есть после его потребления человек не испытывает кайфа, ради чего, собственно, люди подсаживаются на героин и другие наркотики.
Более того, метадон, если его принимать постоянно, может блокировать действие героина. И опытные наркоманы об этом давно знают. Поэтому особого внимания к нему не проявляют. Наоборот, говорят, что после метадона сделать укол героина — выбросить деньги на ветер. По этой причине некоторые выходят из программы, боятся, что героин не будет действовать. Хотя есть и такие, кто возвращается. Но тот, кто поставил цель отказаться от наркотиков, твердо идут к ней. Конечно, не без сложностей. Алкоголикам, которые пили несколько лет, а потом решили “завязать”, разве легко бывает? Так и здесь, только зависимость тут посильнее. И потом, те, кто хочет получать метадон, должны встать на учет в нашем центре.
— Почему тогда до сих пор не принимается законопроект о профилактике зависимости от наркотических средств и психотропных веществ, предусматривающий заместительную терапию метадоном?
— Он очень сильно политизирован. Программа заместительной терапии работает во всех странах СНГ, кроме России, Узбекистана и Туркменистана. Там очень сильное генеральское лобби. И, конечно, страна очень большая, поэтому, может быть, боятся, что где–то возможна утечка метадона. Реабилитационный курс в России ориентирован на полное воздержание. Но это невозможно. Это в идеале. Конечно, хорошая цель, но в реальности недостижимая. Если бы это было возможно, то в Европе давно отказались от метадона и проводили такую терапию. У них сейчас наркозависимым, проходящим реабилитацию, дают социальное жилье. Мы встречались с людьми, которые лет двадцать на метадоне, еще и лекции нам читали.
Один наркозависимый в Гонконге с 1972 года сидит на метадоне. Мы спросили его, мол, ВИЧ в 80–х открыли, а вы принимаете метадон с 1972... Метадоновые программы везде начали работать, чтобы снизить распространение ВИЧ–инфекции. А он ответил, что в Гонконге метадон ввели еще до появления ВИЧ, чтобы снизить уровень преступности. Ведь наркоман за дозу родную мать убьет. И это не просто слова. В Китае у наркоманов выбор небольшой: либо в тюрьму, либо лечись. Но стараются все–таки больше лечить. Поскольку что толку сажать наркомана, он там не исправится. Даже в Иране есть заместительная терапия: 220 тысяч человек употребляют метадон. Кстати, в июне наши депутаты ездили в Иран, изучали опыт. Заместительная терапия — это один из видов лечения. И мы должны и можем создать больному человеку условия для лечения. Он может выбирать: либо находиться на метадоне, либо проводить детоксикацию.

Нина НИЧИПОРОВА. «Вечерний Бишкек», 20 ноября 2012 года