Институциональные рамки старости

Над темой номера работал Алексей ЛЕВИНСОН

Навязанная старость

Кто делает людей стариками. В позднесоветском обществе существовала достаточно прочная конвенция, определявшая момент наступления старости, по крайней мере, для рядовых людей. Для нерядовых она не имела силы — это их и выделяло. Имелись конвенции и о других этапах жизни, например, о наступлении зрелости. Известно, что в упомянутый период этот этап оказывался очень поздним. Исследования ВЦИОМ, проведенные в самом начале 1990-х годов, показывали, что молодость у многих общественных групп затягивалась почти до 40 лет.

Бурные перемены 1990-х годов сломали систему соответствия статусов и возрастов и позволили людям, иногда не достигшим еще совершеннолетия, занять позиции предпринимателей, имеющих доходы во много раз большие, чем их родители. Ситуация напоминала эпоху гражданской войны, когда в 16 лет можно было стать командиром полка. Этот революционный период уже позади. Столь ранняя социализация больше не характерна для нашей жизни. Но новая социально-экономическая среда привела к необычно ранней десоциализации.

Люди, достигшие сорока лет, в массе своей не могут претендовать на «хорошую» работу, с зарплатой, которую на современном языке называют «достойной». Речь идет не о работе высококвалифицированной, где вопрос о найме решается индивидуально, но о деятельности, скажем, в сфере услуг. В объявлениях о таких вакансиях способность к труду, профессиональная пригодность людей старше 40 ставится под сомнение или отрицается не в результате проверок, а заранее, априори. Возникает аналогия с пенсионным возрастом. Начиная с 1990-х годов работодатель часто пишет в объявлениях о приеме на работу: «Вниманию лиц до 35/40 лет…» Интересно отметить, что основным аргументом тех, кто выражает возмущение такой политикой, оказывается противопоставление самочинно установленного предпринимателями барьера в 35–40 лет барьеру «государственному» — пенсионному возрасту. При этом первый воспринимается оскорбленными соискателями работы как произвольный, выдуманный наглыми хозяевами, а второй — как естественный.

Описанная возрастная дискриминация при найме на работу характерна, прежде всего, для случаев приема на работу, которая оплачивается относительно высоко, и где потому имеется конкуренция соискателей. В результате такого механизма селекции, действующего в массовом масштабе, усугубилась наметившаяся в девяностые годы тенденция перераспределения общественного богатства по возрастной пирамиде от старших к младшим. В итоге внутри трудоспособного населения места с наиболее высокими заработками заняты более молодыми, места с низкими – пожилыми. Из этого правила немало исключений, важнейшее представляет собой ситуация с самыми молодыми работниками, лишь входящими на рынок труда. Они претендуют на относительно высокооплачиваемые места, ибо нормой стала описываемая выше ситуация, что молодые должны хорошо зарабатывать. Но работодатель в условиях сохраняющегося пока избытка предложения рабочих рук предпочитает брать людей молодых, но с опытом работы по данной специальности, что вынуждает самых молодых искать специальные средства трудоустройства (знакомство) или соглашаться на низкую оплату своего труда. На низкооплачиваемых местах они оказываются в конкуренции не с ровесниками, а с пожилыми работниками, находящимися в предпенсионном или пенсионном возрасте. Пока демографическая ситуация не изменилась, - а она скоро изменится – присутствие таких стариков оказывается препятствием для продвижения молодых и порождает характерные для таких обстоятельств конфликты.

Советский человек как старый. Советский человек как следует из самого предиката «советский», определен как человек государства (советского государства). Это означает его врученность государственным институтам. «Бесплатные», то бишь, государственные системы социального (в широком смысле, включая, в частности,  медицинское) обеспечения, особо активно действовавшие на границах жизни, обслуживая детство и старость, как подчеркивают эксперты Левада-центра²³, отбирали у человека его субъектность. В условиях такого обеспечения человек не получал ответственности ни за жизнь тех, кто его родил, и кого он родил, ни за свою собственную. Заметим, развивая эту мысль, что существовавшая в советское время т.н. система оплаты труда не была на деле оплатой труда, но была развитой чрезвычайно широко системой распределения пособий. Максима относительно труда как обязанности (а не способа добыть средства для существования) подчеркивала это идеологически. Широко развитый подневольный труд на зоне и в армии, где жизнеобеспечение не ставилось в связь с трудом советского человека и не было его ответственностью, показывал это практически.

Наши исследования позволяют видеть, что значительная часть трудящегося населения не только в госсекторе, но и в негосударственном секторе, по-прежнему трудится на предприятиях, которые по преимуществу сохранили институциональное устройство советских предприятий. Даже на предприятиях, подвергшихся приватизации, т.е. переживших трансформацию в виде  превращения в т.н. акционерные общества, институциональные изменения коснулись лишь верхних слоев, расположенных там, где распределяется прибыль, где решаются вопросы взаимодействия с другими институтами. Не изменились технологии и материальные условия труда, не изменилось и социальное устройство предприятия. И теперь практически всё то работающее население, которое трудится на бывших советских предприятиях, продолжает в значительной степени получать не заработанную плату, а пособие.

Пережившая лишь ограниченные институциональные преобразования («реформы») советская экономика осциллирует от госкапиталистического к частнокапиталистическому режиму в зависимости от рыночной конъюнктуры. Сверхвысокая конъюнктура, создаваемая сверхценами на нефть, равно как и низкая, вызываемая кризисами разного рода, действуют одинаково. Как только конъюнктура резко улучшается/ухудшается, образующие ее предприятия переходят к раздаче пособий. В случае сверхприбылей это тоже пособия, но они имеют форму бонусов, не заработанных «подарков» вдобавок к зарплате, в случае убытков – выплаты «авансов» вместо зарплаты. Лишь в среднем, промежуточном между провалами и подъемами режиме, получаемое на руки трудящимися приближается к истинной заработной – заработанной плате.

Сохраняющее с девяностых годов свою широчайшую популярность выражение «мы не живем, а выживаем» отражает именно это обстоятельство. В относительно небольшой части случаев оно означает, что люди находятся на грани биологического выживания. Более часто это метафора, которая указывает на то, что они пребывают не в режиме жизни как самоответственного предприятия, а в состоянии пассивного существования, которому они сами не хозяева. (Формула «от нас ничего не зависит», чаще всего употребляется в связи с выборами, но ее относят ко всему существованию в целом).

Так, собственно, обстоит дело со всеми пенсионерами. Динамика размера однажды назначенных им пенсий зависит не от их усилий, но от экономической и политической конъюнктуры.

В ходе преобразований, проведенных советской властью, прежде всего - коллективизации и индустриализации, массовых переселений, взаимоотношения человека с природным началом стали опосредованы обществом в лице институтов государства. Развал этой системы стал катастрофой для советского человека. Он оставил его неприготовленным к встрече один на один с природой, в том числе его собственной. Для пенсионеров проблемы здоровья и здравоохранения, медицинской помощи стабильно находятся на первых местах в списках проблем. В этом главное отличие, которое демонстрирует сословие пенсионеров от более молодых групп населения (кроме молодых родителей, которым так же остро нужна педиатрическая помощь их детям).

Попытка замены советской системы здравоохранения на систему страховой медицины может быть признана удачной только для относительно немногочисленной, но растущей категории людей, которые работают «за деньги», т.е. видят прямую связь между своими усилиями и получаемым вознаграждением. Лишь на собственно частных предприятиях, целиком построенных на началах рыночной экономики, люди ощущают на своем кармане размеры своего вклада. Особо эластичными по этому признаку оказываются заработки и вообще доходы менеджеров, высшего руководства, собственников.

В этом смысле и можно предложить разделение российских граждан на тех, чье имущественное положение определяется в большей мере их собственным активным участием в экономическом процессе, и тех, чье положение определяется прежде всего общей конъюнктурой. Эта категория, как показали наши исследования, и в части средств и в части своих установок готова брать ответственность за собственное здоровье на себя или делить эту ответственность с профессионалами из частных или хозрасчетных медучреждений, которых они сами или их предприятие нанимает для того за их деньги²⁴.

Для остальных медицинское обслуживание в режиме страховой медицины оказывается просто ухудшенным вариантом деятельности государственных органов здравоохранения. В особенности это верно для пенсионеров (к этому обстоятельству еще придется вернуться).

Резюмируя, отметим, что «советский человек» воспроизведен – неполно, ущербно – общесоциальными условиями своего существования по всей толще российского общества, и для старшего поколения, пенсионеров, это верно в наибольшей степени. Можно говорить, что эта часть общества в силу своего возраста оказывается теснее всего связана с советской организацией бытия. Их возраст, во-первых, ставит их в условия почти полной зависимости от государства, воспроизводя тем самым основные характеристики советской системы. Их возраст, во-вторых, таков, что они в наибольшей степени успели познакомиться с этой системой в ее классической советской версии, социализироваться к ней. Они же пережили в конце 1980-х обольщение программами и планами полной замены этой системы самодействующими механизмами рынка и демократии, а потом жестокую фрустрацию от того, в каком виде явились к ним институты рынка и демократии, и какую цену взяли за свой приход²⁵.

²³ См. Красильникова М.Д. Культура бедности. Постсоветский комментарий к Веблену // Вестник общественного мнения, 2011, №1(107), с.37-38.
²⁴ Часто представителей этой категории зачисляют в т.н. «средний класс». Возникающие при этом методические и иные сложности мы обсуждаем в: Левинсон А.Г. и др. О тех, кто называет себя «средний класс» // Вестник общественного мнения 2004, №5; он же. О категории «средний класс» // Spero, 2009, №10, с.115 и далее.
²⁵ Констатируя этот факт, отметим, что ситуация в российском обществе им не исчерпывается. Возник не существовавший в советское время (или не существовавший как легальный) сегмент общества, который живет на собственной ответственности.