Институциональные рамки старости

Над темой номера работал Алексей ЛЕВИНСОН

Старость, социальные статусы и права

Старость в социальном времени. В нынешней городской культуре каждый данный возраст воспринимается как общность социальных признаков человека, узреваемая извне. Образующие ее индивиды могут находиться в разных точках социального пространства. Однако большую часть истории человечества возрасты были не общностями в себе, а группами для себя. И не возраст был признаком и причиной принадлежности к категории. Напротив, принадлежность к (поло-) возрастной, (то же – статусной) группе определяла возраст. Именно этой принадлежностью определялась необходимость отвечать определенным экспектациям, в т.ч. собственным, чем вырабатывались характерные психологические установки, определяющие как интимно-внутренние, так и внешне-ориентированные реакции, и как результат – определенные «возрастные» поведенческие особенности.

При компактном проживании в регулируемом традицией сообществе (село, община, двор) возрастные группы были первичными группами в смысле постоянного личного контакта и общения, систем непосредственного социального контроля, взаимовлияния и пр. и пр. Из этнографических описаний известно, что в разных культурах существовали «дома» для разных половозрастных сообществ (иначе говоря – гендеров). Социализация, т.е. превращение индивида в такого, чье поведение приемлемо для его окружающих, происходит в этих моногендерных коллективах и является групповым процессом. Далее индивид может покинуть этот тесный коллектив, стать «самостоятельным», например, завести собственную семью, собственный дом. Тогда социальный контроль на уровне кровнородственной или соседской общины осуществляет далее поддержание норм, заданных в процессе социализации. Смена статуса совершается в процессе перехода из одной возрастной группы в другую. Это движение есть один из видов социального времени, переходы из группы в группу суть события, которые его образуют.

От конкретной культуры зависит, в какие группы агрегировано общество. Одной из таких групп является старчество.

Существование нашего общества, в котором жива память о позднесоветском времени, демонстрирует воссоздание возрастных групп, прежде всего применительно к крайним возрастам, т.е. к тем, которые не имеют полноценного социального статуса. Процесс социализации есть в этом смысле процесс постепенного обретения этого статуса. Эту сторону дела и имеет в виду понятие «взросления». Процесс взросления идет, во-первых, под контролем взрослых и, во-вторых, в рамках взаимоконтроля и взаимообучения в группах ровесников. Ясли, детсад, школа и армия, коллективные образования, охватывавшие в советское время почти поголовно младших членов общества, были построены по принципу возрастных групп - «классов», как их называли в девятнадцатом веке, подчеркивая статусный характер этого образования. Сегодня эти структуры продолжают существовать, постепенно теряя свой тотальный характер.

Переход из класса в класс выглядит как вызванный возрастом как «объективным» признаком или фактором. Нетрудно показать, что переход обусловлен правилами существования в классе, динамикой процесса социализации как такового, а не течением астрономического времени и возрастом как его выражением. Известны случаи-исключения («оставить на второй год», «перепрыгнуть через год обучения» и т.п.) которые именно это и доказывают.

Воспитание индивида происходит в значительной мере в рамках семьи. Но в нашей культуре существует понятие, что участие индивида в тех или иных возрастных группах, возрастных коллективах обязательно или весьма желательно. Не прошедшие эту форму социализации могут третироваться как социально-ущербные.

Возрастные классы, группы ровесников, имеют две разновидности. Одна – это формальные группы в институтах социализации (т.н. детские учреждения, а также учебные заведения и армия). Там происходит назидание, воспитание и обучение социально-неполноценных («несовершеннолетних») со стороны «взрослых»⁴. Другая разновидность – это неформальные группы ровесников, где происходит коррекция полученных от взрослых норм и образцов поведения, а также взаимообучение навыкам социального существования. Такие функции имеют и детские/молодежные коллективы, действующие как неформальные внутри формальных своих рамок – дворовая компания, школьный класс, курс вуза, «призыв» в армии. В этих случаях там складываются структуры внутреннего самоуправления. Они, как правило, построены по иерархическому принципу. Есть и полностью неформальные группы – компании, шайки, банды. Там, как правило, роль «взрослых» играют представители старших возрастов, сами еще не полностью взрослые.

Отношения возрастов в семье и в детских коллективах – это одна из первых форм господства-подчинения, неравенства статусов⁵. Обратим внимание на то, что в современном обществе установлена возрастная граница т.н. совершеннолетия. Она приходится на возраст 14-16-18 лет. Специальные ритуалы в этот момент – получение аттестата зрелости, паспорта, права голоса. Но на деле полноценный статус еще не достигается. Люди в этом возрастном состоянии называются «молодыми», и это значит – они не-взрослые. (Статус «молодого» в армии означает полную подчиненность «старикам», «дедам»). Характерно, что среди преподавателей российских вузов широко распространена манера называть студентов – формально совершеннолетних людей - «детьми». Этим они подчеркивают неполноправность подчиненных, расширяя свои права контроля и управления ими.

С момента создания семьи формы социального контроля над индивидом изменяются. На смену относительно большим по численности и рыхлым по организации группам ровесников приходит узкая и тесно зарегулированная группа – семья. В пределе это пара, пара супругов или пара родитель-ребенок. (Молодая семья либо выделяется внутри семьи родителей, либо начинает жить отдельно.) Выделившиеся в самостоятельную семью индивиды рассматриваются как социально полноценные. Они получают права управления другими индивидами – собственными детьми. Возрастные объединения на этом этапе имеют ослабленную форму: это общение молодых матерей и молодых отцов вне дома, в течение ограниченного времени.

Вышеприведенные замечания призваны показать, что возраст как естественный и природный атрибут человека на деле есть комплекс социальных ожиданий и требований, предъявляемых к нему, прав, привилегий, предоставляемых ему, обязанностей, вменяемых ему. Эти регулятивы складываются в коллективах, имеют коллективную природу, хотя выступают как атрибуты индивида в соответствующем возрасте или атрибуты возраста как такового.

В зрелом возрасте роль первичных коллективов для социализации и контроля, как говорилось, снижается. Однако за определенным рубежом, называемым «старость», наступает частичная утрата социальной полноценности и вменяемости. И тогда характерным образом могут вновь включаться механизмы возрастных коллективов. Для стариков существуют дома престарелых. Одним из самых распространенных видов организаций, официально причисляемых у нас к организациям гражданского общества, являются различные организации ветеранов. Главным основанием для вхождения в эти организации является старший возраст – в соединении с теми или иными заслугами. Существуют и различные формы неформальных – как правило, соседских – объединений неработающих пенсионеров.

Отмеченные формы коллективного существования ровесников в старших возрастах выполняют роль поддерживающих в случае, если престарелый индивид теряет семью – собственную или семью детей. Эти формы самоорганизации престарелых отчасти разгружают более молодые возрастные категории от диктуемых нравами обязанностей по поддержанию существования стариков. Реципрокные обязанности стариков по отношению к более молодым становятся все слабее. Известно, что неформальные коллективы «на скамейке» пытаются выполнять – именно в качестве коллектива – функцию неформального социального контроля в отношении младших поколений, прежде всего – молодежи, но им это все реже удается.

Семейные роли как статусы. Здесь уместно более детально рассмотреть вопрос о соотношении категорий старость и власть/авторитет. В нашем обществе, вышедшем из традиционного, не полностью отработаны вопросы возрастных властных отношений в семье и обществе.

«Природный» характер власти родителей над детьми практически не подвергается сомнению в обществе. А вот идея природных прав ребенка как ограничения прав его родителей, вообще старших, только начинает получать распространение и признание в нашей социальной культуре.

Социально непроработанным остается сохранение взрослыми людьми статуса «детей» в семье. В период пребывания индивида в младших возрастах статус ребенка, дитяти, сына или дочери означает и реляционную и абсолютную подчиненность всем «взрослым». С переходом в старшие возрастные группы, с обретением статуса «взрослого» индивид обретает самостоятельность, признаваемую другими. Но в рамках российской городской семьи не выработан механизм отключения статуса социальной неполноценности, вытекающего из принадлежности к реляционной категории «детей»⁶.

Родитель продолжает считать себя располагающим авторитетом и властью в отношении индивида, за которым по нормам данного общества теперь закреплен статус «взрослого». Этот статус – наивысший в возрастной иерархии. Он означает, что его носитель не подчиняется носителям других статусов. Но в ряде семей родитель взрослого человека продолжает считать себя обладающим правами взрослого по отношению к тому, кто относится к категории «детей», пусть теперь не возрастной, а реляционной. В нашем городском, посттрадиционном обществе нет нормы и ритуала прекращения этих родительских полномочий. Известны многочисленные бытовые конфликты на этой почве. Формой решения этих проблем часто является пространственное удаление, разделение семей, переезд «под собственную крышу». Однако иногда поддержание контактов по телефону или через периодические визиты сохраняет отношения, при которых родитель выступает как властное начало, а сын/дочь как подчиненное. В психологии изучены соответствующие механизмы и порознь и как единый комплекс. Мы хотим обратить внимание на предшествующую психологии сторону дела.

Записанные в культуре роли/статусы образуют социальную систему, которая и задает рамки поведения сторон. Различные – от экономических до психологических же – факторы могут вести к эрозии этой системы в отдельных случаях. Есть культурные образцы, позволяющие ее заменить на другие  отношения в диапазоне от нулевых до кооперативных. В рамках данного рассуждения нас интересует то, что основанием для этих властных отношений, покоящимся глубоко в структуре культуры, является принадлежность участников к одной семье, что обязывает их соблюдать кодекс именно семейных отношений, а в этих рамках они принадлежат разным классам. Эти классы неравноправны как поколенные. В родовом обществе, где сформировались такие отношения, выход из класса/поколения совершался коллективно и оформлялся соответствующими ритуалами. В нашем обществе эти классы остались как возрастные, где возраст регулируется внешними по отношению к данной семье измерителями, и реляционные, т.е. управляемые правилами внутрисемейных отношений, в которые общество вмешивается мало. В силу этого отношения в отдельных семьях определяются более частными причинами – субкультурами, семейными традициями, характерами участников. Измеряемый в годах возраст выступает внешней данностью, универсальной природной «нормой», с которой вступает в конфликт семейная норма на права и обязанности поколенных возрастов.

Старость и статусные классы. Точно так же старость выступает как институт, принадлежавший древней разметке общества на статусные классы. Старость, как уже было отмечено, в традиционном обществе переживалась коллективно, внутри соответствующего класса. В сегодняшней городской жизни старость задается несколькими параметрами, действующими не вполне согласованно. Первый параметр или критерий, который кажется очевидным, это общественное мнение по поводу того, когда начинается старость. Левада-Центр задавал подобный вопрос во всероссийских выборочных опросах в 2005 и 2011 году.

Очевидно, что это был вопрос о том, когда на человека ложится стигма «старого». Есть разброс во мнениях на этот счет между представителями разных социальных категорий. Предприниматели назначают рубежом старости 66 лет, военные - 65 лет, руководители - 62 года, служащие - 61 год, специалисты - 59 лет, рабочие –  58 лет, безработные - 57 лет, студенты - 56 лет. В среднем, по данным 2011 года, началом старости считают возраст 60 лет. Но, что касается людей, которым в момент опроса было как раз 60 лет, то они отодвигали возраст начала старости на 62 года. И лишь те, кому 62 года, признавали, что старость наступает именно в это время. (Это среднее значение их ответов, некоторые из них называли возрастом начала старости 40 лет, некоторые – 80 лет). Более детальный анализ показывает, что женщины в возрасте вплоть до 55 лет старость начинают отсчитывать ранее 60 лет, а после своих 55 лет – позже 60-летия. Среди мужчин мнение, что зачислять в старики можно только людей, которым не менее 60 лет, существует, уже начиная с 45-летнего возраста (а часто – и с 35 летнего).

В 2005 году усредненный ответ относительно возраста, в котором сейчас начинается старость, был 58 лет. В 2011 году среднее значение ответа было 60 лет. Два года – разница, которая лежит в пределах статистической ошибки. Однако в пользу того, что это не ошибка, говорит тот факт, что сдвиг оценки в сторону более позднего срока является систематическим. Он наблюдается в ответах и мужчин, и женщин. С 2005 года оценка мужчин поднялась на 2,5 года, оценка женщин – на 8 месяцев. При этом имелся и сохранился определенный разброс оценок рубежного возраста в зависимости от пола и возраста отвечающих. Общее правило таково, что люди в молодом возрасте ставят этот рубеж на более ранний возраст, а люди преклонного возраста – на более поздние годы. Так, в 2005 году люди в группе, где средний возраст 20 лет, указывали (в среднем) на возраст старости 56 лет, а в группе, где средний возраст 85 лет, считали (в среднем), что старость начинается в 63 года. Примерно такая же разница сохраняется в оценках 2011 года. Разницу в оценках возраста старости, полученных в 2005 и 2011 годах, можно предположительно объяснять идущим процессом старения населения. Мы видели в синхронных срезах и 2005 и 2011 годов, что чем старше люди, тем на более позднее время они отодвигают нормативную границу старости. Можно попробовать распространить это правило на все общество в целом, представить его субъектом мнения – общественного мнения - и считать, что чем более старым видит себя общество, тем более поздний срок старения оно назначает. Сравнение данных по возрастным группам из опросов с разрывом в шесть лет показывает следующее:

В целом по ответам женщин оценка поднялась на 0,7 года. По оценкам мужчин – на 2,6 года. Таблица позволяет увидеть, что в целом именно мужчины в основном сдвинули оценку, при этом наиболее значительный пересмотр рубежей старости, как видно из табл. 1, обнаруживается в той самой группе, которая по версии 2005 года должна была бы переходить в старики. Эти люди подарили себе еще почти пять лет существования  без стигмы старости.

Таблица 1. Изменение оценки возраста, когда начинается старость, от 2005 к 2011 году, лет

В ходе тех же опросов задавался вопрос о том, когда кончается детство и начинается взрослая жизнь. Показательно, что этот рубеж остался недвижным. В среднем это 16 лет.

Таким образом, по воззрениям членов нашего общества, зрелое/взрослое состояние сейчас в нашей стране длится с 16 до 60 лет. Представляется, что эти границы, в общем и целом, совпадают с границами окончания школы в начале, и выхода (мужчин) на пенсию – в конце. Это рубежи действия больших институтов, недаром пересечение этих границ государственные инстанции обставляют ритуалами и отмечают выдачей специальных сертификатов: аттестата зрелости и пенсионного удостоверения. Отметим, что общество (если продолжать считать его самостоятельным социальным субъектом) весьма неохотно принимает попытки сдвинуть эти границы. Предложение со стороны государственных инстанций ввести 12-летнее обязательное обучение в школе в свое время, как показывали наши исследования, было встречено почти всеобщим несогласием и не было реализовано. Звучащие – в порядке прощупывания реакции – идеи сдвига пенсионного срока на более поздние годы встречают еще более резкий отпор. Так, по данным опроса, проведенного в сентябре 2011 года, отношение к тому, чтобы «законодательно увеличить возраст выхода на пенсию для мужчин – 65 лет, как это установлено во многих странах мира», было отрицательным у 83% населения. Такое же предложение по увеличению этого возраста для женщин до 60 лет встретили отрицательно 86% населения.

Возрастное право на секс. Наши данные позволяют сделать предположение, что то, что называется взрослой жизнью, называется так еще потому, что это состояние, при котором разрешена, точнее, в наименьшей степени репрессирована сексуальная активность индивидов. Самым общим рамочным правилом является то, что окончанием детства/юности (т.е. периода социальной неполной вменяемости) является вступление человека в сексуальное общение, а наступление старости - это выход из такового. Вот что говорят об этом наши данные (опрос 2011 года)

Как указывалось, временем начала взрослой жизни большинство наших сограждан, находящихся в возрасте 18 лет и старше, согласно называют возраст в 16 лет. Мы не располагаем данными о сексуальной активности 16-летних, но можно предположить, что именно тогда она по большей части и начинается. К 18-19 годам, а этот возраст уже охвачен нашими опросами, 16% девушек еще заявляют, что у них «нет сексуальной жизни», а к 25 годам доля таких заявлений падает до 2%⁷. Сексуальная жизнь, по самоотчетам опрошенных, начинает у женщин сворачиваться с 50 лет. В интервале 50-59 лет 16-17% женщин заявляют, что не ведут сексуальную жизнь. Но в 60 лет доля таких ответов среди женщин удваивается.

Сходная картина динамики сексуальной активности мужчин. 60 лет – это возраст, когда почти вдвое возрастает доля ответов о прекращении сексуальной активности. Среди женщин 65 лет и старше доля заявляющих о том, что никакой сексуальной жизни у них нет, возрастает до 70% и выше⁸. Среди мужчин в этой возрастной группе такие ответы дают 61%, что видно из рис. 8.

Рисунок 8 Ответ об отсутствии сексуальной жизни. Повозрастное распределение в % от числа опрошенных в каждой возрастной группе

Рис. 9 в условной форме (обращенный уровень ответов об отсутствии сексуальной жизни, приведенных на рис. 8)  показывает, на каком возрастном рубеже начинает резко снижаться сексуальная активность мужчин и женщин.

Рисунок 9. Возрастная динамика сексуальной активности (в условных показателях)

Мы видим, что шестидесятилетие – существенный рубеж в этом виде социальной активности. Сексуальная активность в старших возрастах не подвергается формальной регуляции, но зато в очень большой степени зависима от такого регулятора, как нравы. В традиционном обществе регуляция половой активности членов родовой общины осуществляется гораздо строже, чем в современном. Для старших возрастных групп, не участвующих в деторождении, она, как правило, просто не предусмотрена. В связи с этим мы имеем широко распространенные взгляды относительно того, что «старикам это не полагается». Контроль над половой активностью женщин в традиционном обществе вообще гораздо строже, чем над мужской. В этом смысле моральное давление, объявляющее половые отношения для женщин в старшем возрасте неподобающими, явно сильнее, чем для мужчин. (В посттрадиционном обществе это может принимать вид «научных» или «медицинских» запретов или объяснений, например гласящих, что с климаксом у женщин «естественно» должно пропадать сексуальное влечение).

Отмечая значимость шестидесятилетия как нормативной границы для сексуальной активности пожилых людей, обратим внимание и на противоположную сторону дела: эта активность у некоторой части опрошенных и в последующий период, по их заявлениям, продолжается. Сексуальная жизнь пожилых, наподобие однополого секса, встречает в общественном мнении негативную оценку. Но знаком того, что норма начинает меняться (точнее, сначала смягчаться), выступает переход санкции за нарушение такой нормы из наказания или бойкота в форму осмеяния, превращения этих явлений в объект для шуток, анекдотов, комических элементов публичных зрелищ. Перспективой, как показывает практика других обществ, является снятие табу на такие отношения, их легитимизация, а соответственно и утрата ими комического потенциала для все большего числа общественных групп. Оборотной стороной этого процесса является распространение реакций одобрения, поддержки, уважения однополым парам, пожилым людям, решившимся сделать публичными свои интимные отношения, регистрируя их официально или демонстрируя их в ритуальных обстоятельствах приемов, гостей и пр.

⁴ В претензиях старшего поколения одно из важнейших мест занимает тезис о «разрушении советской системы обучения», «советской школы». В этой связи заслуживает  особого внимания вопрос об объемах и характере власти над несовершеннолетними детьми, которую имели в построенных по советской модели воспитательных и образовательных заведениях «взрослые» в роли воспитателей, педагогов. Эта власть по своему способу отправления может легко становиться и часто становится авторитарной, неограниченной и тоталитарной, т.е. распространяющейся на все стороны жизни подчиненных – детей. Особо важно, что школу такой власти проходит практически все население страны. В школе досоветской и советской эпохи ограничением этой власти оказывалось организованное сопротивление детских коллективов. В современной школе, как показали наши исследования, стал типичным конфликт, при котором статус (авторитет) учителя подрывается его имущественной необеспеченностью. Кроме того, часть родителей перестает видеть в учителе государственного служащего, наделенного в силу этого статуса властными полномочиями, и трактует его роль как роль работника, оказывающего их детям услугу, за которую ему платят родители, т.е. игнорируют притязания учителя на властные полномочия в отношении их детей. У учителя исчезает власть и остается – если остается – только авторитет. В этом одно из оснований для упомянутых стариковских обвинений в «развале школы».
⁵ Наличие в возрастных дефинициях властно-статусного компонента особо наглядно проявляется при использовании их для обозначения чинов и званий в армии и на производстве. «Младший» или «старший» лейтенант, «младший» или «старший» научный сотрудник, «старший» инспектор и т.п. суть вневозрастные определения статусов. Практика разжалований подчеркивает, что сохраняющаяся временная характеристика (в норме старшим становятся, как и при взрослении, после младшего) может игнорироваться – что для возрастного процесса непредставимо. Возраст как самоё время считается природным и потому «в реальности» необратимым или обратимым лишь в воображении.
⁶ Эта проблема как одна из проблем нуклеаризации семьи детально рассмотрена в: Борусяк Л.Ф. Статистическое исследование нуклеаризации семей в СССР. Дисс. … канд. эк. наук, М.: МЭСИ, 1983.
⁷ Приводимые данные не следует считать оценками реальной сексуальной активности населения. Табу на обсуждение подобных тем действует достаточно сильно, в ситуации личного интервью тем более. В среднем четверть опрошенных отказались отвечать на этот вопрос. Внутри этой группы отказавшихся можно предполагать наличие как тех, кто стесняется сообщать о своей половой активности, так и тех, кто стесняется сообщать о ее отсутствии. В каких пропорциях находятся эти категории респондентов в разных половозрастных группах, мы из этого опроса узнать не в состоянии.
⁸ Характерным образом снижается до 16% доля отказывающихся от ответа. Можно предположить, что доля имеющих сексуальную жизнь в этом возрасте весьма невелика (открыто заявляют об удовлетворенности своей сексуальной жизнью лишь 3%). Норма предписывает в этом возрасте не вступать в половые сношения. Но и жизненные обстоятельства старых людей также к этому не располагают, потому им скрывать от интервьюера нечего. Среди этих обстоятельств отметим и такое общеизвестное, как гендерная асимметрия, которая тем сильнее, чем старше возрастная группа. В самых старших группах мужчин исчезающее мало.