|
|
 |
Институциональные
рамки старости
|
|
Над темой номера работал
|
 |
|
Алексей ЛЕВИНСОН
|
|
Послесловие
Основная работа над этим текстом была закончена, когда
последовала серия ярких событий в общественной жизни страны в декабре
2011- феврале 2012 года. На момент написания этого послесловия –
в канун президентских выборов - можно констатировать следующее.
За этот короткий период часть российского общества (прежде всего
в среде образованной публики столиц) в своем понимании себя, своих
отношений со страной, с властью, с прошлым и будущим совершила огромный
рывок. Развившийся в этой среде публичный дискурс ни в коем случае
уже не может быть назван старческим, скорее он имеет черты молодого
– хотя в демографическом отношении состав его носителей включает
все возрасты с доминированием среднего (25-40 лет). В рамках этого
дискурса начали активно обсуждаться различные проекты будущего,
различные варианты радикального изменения общественного строя. Но
и в этом дискурсе (на данный момент) продолжали сохраняться существенные
следы описанного в данном разделе состояния общественного сознания:
зияние на месте будущего приобрело две зафиксированные нашими
исследованиями формы.
Первая, характерна для наиболее авангардных ментальных
конструкций. Рисуя, например, будущий строй как вариант парламентарной
республики, она оставляет без объяснения то, как может состояться
переход к нему от наличного президентского строя. Революция
в форме восстания, бунта, насильственного свержения власти категорически
отвергается этим сознанием – этот вариант считается одновременно
и весьма вероятным и определенно катастрофическим. Он приравнивается
к концу света, ибо приведет, по преобладающим воззрениям, к упоминавшемуся
выше неприемлемому финалу – гражданской войне, которую Россия не
переживет и в которой закончит свое существование как страна и как
нация.
Другую остаточную форму указанное зияние сохраняет в
сознании той части публики, которая затронута указанными выше процессами
экспресс-трансформации, но не решается полностью им отдаться – и
в этом смысле занимает промежуточное положение между авангардом
и массой, которая еще не отреагировала на этот импульс. Это сознание
отдает себе отчет в неизбежности перемен, но имеет своего рода «слепое
пятно», не позволяющее видеть, представить себе, в чем будут заключаться
эти перемены. И, как и описанное выше авангардное, не ведает, как
из нынешнего стагнирующего состояния может произойти переход к тому
новому. В результате это сознание сужает свое видение будущего до
убежденности, что «сначала все будет по-старому (та же власть, тот
же режим), но потом что-то, наверное, изменится».
Сознание остальной, то есть в количественном отношении
основной части населения, также постепенно начинает приоткрывать
для себя будущее. Черт эсхатологизма в нем нет, на их месте находится
скорее возвращение к амальгаме из двух утопий – советской и постсоветской
(«демократической»). На рассматривавшемся выше языке поколений это
можно выразить так: пожилое большинство мысленно передает молодому
меньшинству то лучшее, что у него было в прошлом, желая, чтобы это
стало его будущим.
|
