… о взглядах академика Чазова на проблемы здравоохранения

Академик Евгений Чазов — о том, как сделать в богатой стране достойную медицину для всех

У академика Чазова репутация кремлевского доктора, подписавшего в жизни не один медицинский некролог по уходящему в мир иной генсеку. Один из них (по рассказу врача, это был Юрий Андропов) как-то спросил у него, тогда начальника 4-го Главного управления Минздрава, почему в его элитном подразделении процент излечившихся от недуга выше, чем у остальных, и, получив ответ, что дело в профилактике, поинтересовался, сколько это будет стоить, если распространить опыт на всю страну. Цифра легла на стол хозяина главного кабинета СССР, и, поразмыслив, откуда взять такие деньги, легендарный человек из КГБ якобы сказал: «Хорошо, мы возложим это все на предприятия»… При Путине это называется социальная ответственность бизнеса. И хотя сам Евгений Иванович давно не министр, к нему за советом обращаются и молодые лидеры. Попросила об экспертизе и «Новая».
— Евгений Иванович, все помнят вас как начальника элитарного 4-го управления Минздрава СССР, который, став министром, ввел всеобщую диспансеризацию населения. Это завоевание сегодня сохранено?
— Я покажу вам один глянцевый журнал, в России издающийся, где есть интервью моего американского коллеги Берни Лауна. На вопрос, какая лучшая система здравоохранения в мире, он ответил: «Конечно, на Кубе». Это говорит светило-янки о стране победившего у них под носом социализма! Там действительно средняя продолжительность жизни 80 лет. В период после их революции, когда менялась система медицины с частной на общественную, именно я был направлен туда как консультант по реорганизации отрасли. В основе моих рекомендаций лежала так называемая Алма-Атинская декларация ВОЗ о строительстве в развивающихся странах системы по следующим принципам: организация предупреждения болезней (профилактика), первичное звено здравоохранения (участковый врач) и высокие технологии — к этим трем китам я бы сейчас добавил четвертого, повышение квалификации врачей-специалистов.
— Система советская, а победила не у нас!
— И у нас были результаты. Уже через два года работы нашей команды в Минздраве продолжительность жизни поднялась с 68 до 70 лет, а младенческая смертность упала с 26 до 18 человек на тысячу родившихся. Теперь возьмем 2005 год: общая смертность с 1 млн 560 тыс. (при нас) поднялась до 2 млн 500 тыс., средняя же продолжительность жизни была уже 64 года, а у мужчин и вовсе — 58 лет. Почему? Дело в том, что в 90-е под лозунгом «Будете богатыми — будете здоровыми» все забыли о здравоохранении как отрасли, системы были разрушены. В СССР было три тысячи отделений профилактики — сегодня нет ни одного.
— Куда они девались?
— Их просто прикрыли. В Англии Маргарет Тэтчер приватизировала почти все, кроме системы здравоохранения, она у них до сих пор государственная. Я спросил у нее, будучи министром, почему вы не поднимаете руку на нашу отрасль — и она ответила: «Знаете, профессор, если я сделаю это, думаю, через две недели уже не буду премьером». К чему говорю? Из 11 тысяч 361 медсанчасти в России остались некоторые: у «Газпрома», у РЖД (медицина железнодорожников во многих регионах лучше, чем любая местная)… Ежегодные профилактические осмотры 130 миллионов человек, диспансеризация 65 миллионов в год ушли в прошлое. Только сейчас благодаря нацпроектам, направленным на первичное звено медицины и высокую технологию, два кита из трех начали поддерживаться государством. Пора взяться и за первого. В Америке и Норвегии профилактика заболеваний внесена в коллективные договоры между работодателем и профсоюзом, а у нас…
— В Советском Союзе, всем ясно, была государственная медицина посильного качества. Потом у страны банально кончились деньги, пришли другие люди, сбросившие с бюджета все «лишние» соцобязательства. Для богатых была создана качественная платная медицина, а для бедных остались те же врачи и больницы, правда, лекарства уже надо было приносить с собой… Система не работает, если не подкреплена финансово. Было ли неизбежно это расслоение?
— Миллиарды, которые ушли налево, надо было передать здравоохранению. У нашего бедного государства была самая большая продолжительность жизни! (в 1990 г., когда Е.Чазов оставил пост Министра здравоохранения СССР, ожидаемая продолжительность жизни в России составляла у мужчин 63,8 года, в США – 71,8, во Франции – 72,8, в Японии – 75,9 года, у женщин, соответственно, - 74,3; 78,8; 80,9; 81,9. – Демоскоп).
— Недолго, правда. За демографическим всплеском был страшный обрыв…
— Вы правы. Знаете, когда был самый высокий процент ВВП на здравоохранение? В 1964 году, когда была благоприятная внешняя коньюнктура и так далее. Но многое зависит и от организации. Система здравоохранения обеспечивает 60% от той продолжительности жизни, которая необходима, 40% — это другие социальные факторы. Каждый маленький заводик имел свой дом отдыха, а учреждение — свой пионерлагерь! «Самое удручающее заключается в том, что вклад в охрану здоровья народа капиталистического общества значительно выше, чем нашего социалистического, — писал я Горбачеву записку для Политбюро ЦК КПСС на заре перестройки. — Это видно из доли ВНП: СССР — 3,2%, Великобритания — 6%, Франция — 9%, ФРГ — 8%. <…> Ассигнования на одного жителя составляют 79 рублей и при существующей системе даже в 1995-м дойдут до 180 рублей». А в 2000-м ожидались ниже, чем в 1988-м. Мы ставили задачу достигнуть уровня в 6% на рубеже веков.
— Сейчас сколько?
— Около 4%. У нас на основании системы профилактики была побеждена оспа и не было туберкулеза в стране.
— Он опять вернулся?
— Да, потому что первичные социальные вопросы не решены. Только сейчас пошли миллиарды на социальные программы в области здравоохранения. Раньше оно было по вертикали, как оборона, а сейчас везде — муниципальное. Если в Ханты-Мансийске строят шикарные больницы, то в Пскове и Новгороде нет таких денег. Должна быть федеральная помощь на развитие системы здравоохранения в малообеспеченных провинциях.
— Почему в рамках нацпроекта подняли зарплату самому массовому классу — участковым терапевтам — и забыли узких специалистов? Чтоб голосовали?
— Вот я и говорю, что нужен четвертый кит — программа повышения квалификации врачей. У нас сейчас в кардиоцентре учатся стажеры из Белгородской, Астраханской, Пензенской областей. Мы проводим специальные курсы по повышению квалификации. Проводим и телеконференции.
— Конференц-связь с больницей, куда завезли оборудование по нацпроекту, а работать на нем там никто не умеет? Может, не так деньги расходуются?
— Вы сейчас это напишете как откровение, а Дмитрий Анатольевич Медведев уже это сказал. Вот здесь сидел. В чем сейчас проблема? В регионах, где губернатору начхать на все, ничего хорошего не будет. Вертикали нет: система здравоохранения формально не подчиняется Минздраву, в каждой области — свой министр. В Иванове, например, при губернаторе Мене решили создать межрайонные кардиоцентры, как в Москве, но все упиралось в нежелание глав администраций отдать самую современную больницу «соседу». И только лично губернатор решил этот вопрос.
— Скажите как специалист по сердечно-сосудистым заболевания, почему они не идут на спад?
— Мы ведем реестр, как что работает. Есть программа борьбы с гипертонией. Мы сняли пятиминутные ролики по вопросу борьбы с гипертонией и разослали по регионам с просьбой, чтобы телевидение их показало, — почти все прислали ответ: «Заплатите». Почему мы должны бороться, а ТВ — умывать руки и получать деньги от производителей всякой гадости?
— Сколько диспансеризаций наше государство может реально оплатить в год?
— Когда подняли зарплату участковым врачам, это вменили им в обязанность. Мы изучили, например, их работу в целом ряде продвинутых богатых регионов, таких как Санкт-Петербург и Свердловская область, — и выявили, что снижение давления до нормальных цифр после обращения к врачу достигается лишь в 52% случаев. Врач выписал лекарство, и остальное его не волнует. Через год мы проверяем: даже из этих 52% продолжают правильно лечиться не более 5-10%. А 90% продолжают страдать гипертонией.
— Вы уже ссылались на авторитет нашего нового президента, бывшего куратора национального проекта по здравоохранению. Что сделано для подготовки кадров хотя бы в вашем кардиологическом научном центре?
— Мы предлагаем программу повышения квалификации. Есть три уровня. Первый — высший — люди уровня работающего у нас академика Акчурина. С ним заключается контракт на двоих-троих хороших хирургов, которые идут к нему и работают, предположим, год постоянно. После этого едут в какую-то зарубежную клинику на полгода и приезжают готовыми специалистами экстра-класса. Ренат Сулейманович сам был когда-то хорошим микрохирургом, но никогда не занимался кардиохирургией. Мы направили его к моему другу Майклу Дебейки. Он поработал там и стал одним из ведущих кардиохирургов страны. Второй уровень — квалификация уровня среднего специалиста — два-три года работы у нас. Ежегодно можем взять на эти подготовки человек 10. И третий — мастер-класс «152 часа» — готовим высококвалифицированных специалистов из простых хирургов.
— Что еще надо делать?
— Надо изменить преподавание в медицинских институтах в пользу врачебной практики. Когда я заканчивал в 1953 году пятый курс в Киеве, как раз ввели шестой. Для чего? Для работы в конкретных больницах на местах и приобретения опыта клинического мышления. Сегодняшние студенты-шестикурсники повторяют лекции, которые им читали на третьем-четвертом курсе. Люди, что выходят из вузов, не знаю, держали ли в руках даже пинцеты, когда проходили курс хирургии.

Беседовал Сергей МУЛИН. «Новая газета», 4 августа 2008 года