Что показывает экстраполяционный прогноз для России?

Таким образом, экстраполяционый прогноз смертности для стран, где она устойчиво снижается, представляется вполне естественным. Но приемлем ли такой прогноз для России? Ведь такой прогноз с неизбежностью предскажет долговременный рост смертности. После 40 лет роста ни на что другое рассчитывать не приходится. Рост смертности в России – это проблема не меньшинства, а, напротив, - большинства населения. Он с самого начала был характерен для мужчин со средним и более низким образованием, преимущественно занятых физическим трудом¹². В 1989-1998 годах уровень смертности снижался лишь в группе мужчин с высшим образованием, и то только в возрасте после 50 лет. Напомним, мужчины с высшим образованием составляют менее 20% всех мужчин в возрастах старше 30. Поэтому есть все основания рассматривать тенденции роста смертности как всеобщее явление.

Попытаемся все же оценить, что может предсказать экстраполяция долговременных тенденций смертности в России.

Приступая к составлению такого трендового прогноза, мы вынуждены были отказаться от оценки будущей динамики показателей смертности для отдельных возрастов - после антиалкогольной кампании эта динамика была столь неравномерной, что мы почти наверняка получим возрастную кривую смертности совершенно непохожую на кривые, характерные для Homo sapience.

Поскольку сейчас вся шкала возрастов распадается на два участка с противоположным трендом: до 15 лет, где смертность давно снижается, и после 15 лет, где преобладала тенденция к повышению смертности, - то и экстраполяцию необходимо выполнять раздельно для каждого из этих участков. Соответственно рассматриваются перспективы изменений: вероятности смерти в возрасте до 15 лет и продолжительности жизни в возрасте 15 лет.

Мы располагаем достаточно достоверной информацией о смертности населения России по полу, возрасту и причинам смерти за полстолетия - с 1956 по 2006 год. Этот период распадается на два участка - до и после 1985 года, когда была начата антиалкогольная кампания. Хотя она и породила колебания, периоды подъема и снижения смертности, которые нарушили регулярность изменений показателей, но общая долговременная тенденция не изменилась, и в целом мы не обнаружили препятствий для включения в исходную базу прогноза всего ретроспективного ряда данных. В то же время выбор какой-то части ряда всегда несет опасность субъективизма.

Следом за многими прогнозистами мы использовали авторегрессионную процедуру прогноза. Наш выбор остановился на ARIMA из SPSS 15.0. Расчет проводился независимо для мужчин и женщин, кроме того, мы экстраполировали коэффициент младенческой смертности для двух полов вместе. Для продолжительности жизни была использована линейная, а для вероятности смерти - логлинейная модель с четырехлетним запаздыванием.

Рассчитанные на основе этих прогнозов показатели продолжительности жизни при рождении представлены ниже (рис. 4). Верхний и нижний вариант прогноза соответствуют границам 95% доверительного интервала экстраполяции.

Рисунок 4. Экстраполяционный прогноз ожидаемой продолжительности жизни при рождении населения России (Последний предпрогнозный год – 2006)

По среднему варианту прогноза, продолжительность жизни мужчин в возрасте 15 лет снизится к 2025 году на 3,1 года, а при рождении – на 2,8 года. Быстрое снижение младенческой смертности (табл. 1) и вообще смертности детей, несколько замедлит сокращение ожидаемой продолжительности жизни при рождении. Тем не менее, к 2025 году у мужчин, по среднему варианту прогноза, она снизится на 2,8 года (напомним, что между 1964 и 2006 годами это снижение составило 4,5 года), у женщин – на 0,3 года (за 1964-2006 годы снижение было таким же).

Таблица 1. Трендовый прогноз младенческой смертности в России (на 1000)

¹² Андреев Е.М., Харькова Т.Л., Школьников В.М. Изменение смертности в России в зависимости от занятости и характера труда. Народонаселение. 2005, № 3. C. 68-81; Shkolnikov V. M., Andreev E.M., Jasilionis D., Leinsalu M., Antonova O. I., McKee M. The changing relation between education and life expectancy in central and eastern Europe in the 1990s. Journal of Epidemiology and Community Health, 2006, Vol. 60 Nu. 10, 875-881.