… о социальном неравенстве и мобильности

Что можно узнать о социальной справедливости из телефонной книги

В европейском раю всякий повар — француз, полицейский — англичанин, механик — немец, любовник — итальянец, банкир — швейцарец. В аду кухней заправляют англичане, порядок блюдут немцы, машины чинят французы, управляют деньгами итальянцы, а швейцарцы тянут лямку героев-любовников. “Может, все это на самом деле и не совсем так, — политкорректно сомневается Хосе Родригес Мора из университета в британском Саутхемптоне, — зато анекдот хорошо показывает, как важно заниматься делом, к которому наиболее способен”.

«Нет, не родня российской громкой знати
При княжеской фамилии своей,
Родился ты в простой крестьянской хате
И, может, не слыхал про тех князей.

Александр Твардовский
Памяти Гагарина»

В максимально эффективной экономике каждый занимается тем, что у него лучше всего получается. Способности наследуются, но не на 100%, поэтому трудовые и предпринимательские династии чаще всего вредны с точки зрения экономики. Сын банкира может оказаться владельцем автомобильного завода не потому, что с молоком матери впитал таланты инвестора, а просто потому, что у него много папиных денег. Не позавидуешь работникам того завода.
Определить, насколько эффективно распределяются таланты в конкретной экономике, можно, измерив социальную мобильность поколений. Чем выше вероятность того, что в зрелом возрасте человек будет находиться в другом социальном слое, чем его родители, тем эффективнее распределение талантов, тем ближе общество к идеалу равных возможностей. Проблема только в одном: этот показатель очень трудно измерить.

ПРИТЧА О ТАЛАНТАХ
Чтобы напрямую сравнить доходы родителей и детей, нужны подробные данные из одних и тех же семей по крайней мере за 30 лет. Но это будет очень грубой и неточной оценкой. Экономист из Мичиганского университета Гэри Солон, один из самых авторитетных специалистов по социальной мобильности, указывает сразу на несколько серьезных причин искажения. 30-летние наблюдения помогают узнать лишь текущий доход младшего поколения. А он очень неточно отражает доход на протяжении всей жизни, особенно для тех, кто дольше учится и позже начинает свою карьеру. Чтобы сравнить доходы поколений в течение всей жизни, нужны данные минимум за 80 лет, а такой статистики в явном виде нет ни в одной стране. Кроме того, в поле зрения социологов попадает непропорционально много представителей среднего класса, тогда как самые богатые и самые бедные ускользают от их внимания.
При этом показатели социальной мобильности поколений ценны не сами по себе, а в сравнении. Чтобы понять, становится ли экономика эффективнее, важно знать, как меняется мобильность за десятилетия. А чтобы понимать сравнительную эффективность экономики, хорошо бы измерить отличия мобильности в разных странах. И без того немалые трудности и неточности при таких сравнениях перемножаются. Вот почему, когда в позапрошлом году удалось достоверно сравнить социальную мобильность поколений в государствах Северной Европы, Канаде, Западной Германии, Великобритании и США*, две последние страны оказались неприятно удивлены.
Страна равных возможностей — чем не эпиграф к американскому национальному гимну? Три четверти участников национального опроса New York Times/CBS в США уверены, что шансы пробиться наверх сегодня лучше или такие же, как 30 лет назад. Столько же полагали, что сделать это легче или по крайней мере не труднее, чем в европейских странах. Как же они заблуждаются!
В Великобритании и США доходы детей были связаны с доходами родителей примерно в 2 раза сильнее, чем в Дании, Канаде, Норвегии, Финляндии и Швеции. 31% британцев 1958 года рождения, которым не повезло появиться на свет в нижней (по уровню доходов) четверти семей, так и не выбрались из бедности. В поколении 1970 года рождения дела ухудшились — потомственных бедняков было уже 37%. Аналогичное падение мобильности, хотя и не в таких масштабах, наблюдалось и в США. Результат — Соединенное Королевство и США разделили в рейтинге социальной мобильности последнее место.

ГОВОРЯЩАЯ ФАМИЛИЯ
Как обстоят дела с мобильностью в России? Увы, ответить на этот вопрос с той же точностью невозможно. Профессор социологии Теодор Гербер из Аризонского университета и Майкл Хаут из Калифорнийского университета в Беркли приблизительно подсчитали**: по сравнению с последними десятилетиями существования СССР социальная мобильность поколений в России в 2000 г. снизилась на 20% и более. К тем же качественным выводам приходит и профессор Тартуского университета Микк Титма, который ныне трудится в Стэнфордском университете. Сравнивать эти результаты с подробной скандинавской статистикой или со столь же отрывочными сведениями из Восточной Европы невозможно по причинам, на которые жаловался Солон.
Профессор экономики Хосе Родригес Мора нашел способ ответить на эти вопросы с помощью косвенных признаков. Сведения о социальном положении, образовании и доходах можно получить из переписи населения или, например, налоговой статистики. Вот если бы там еще был какой-нибудь генетический маркер, который показывает степень родства, тогда можно было бы вычислить относительный уровень социальной мобильности. Три года назад его осенило, что таким маркером является фамилия.
Если взять наугад двух Родригесов в Испании, Поповых в России или Смитов в США, однофамильцы вряд ли окажутся родственниками. Больше всего Родригеса Мору интересуют редкие фамилии. “У людей с одинаковой фамилией шанс состоять в родстве тем выше, чем реже она встречается, — объясняет профессор. — Зависимость дохода от степени родства указывает на социальную мобильность в поколениях”. Если старик Тюнькин беден, а его сын богат, то перед нами — меритократия во всей ее красе.
Описание метода занимает десятки страниц мелким шрифтом в работе, которую Родригес Мора только что закончил писать вместе со своей женой Майей Гуэль и Крисом Телмером***. Чтобы получить у испанских чиновников данные переписи населения, у коллег ушло два года. Все это время они гоняли регрессии на компьютерных моделях и усовершенствовались до того, что стали учитывать большинство возможных влияний на эволюцию фамилий — от миграции до точечных “мутаций” — изменений, в результате которых из ничего появляются новые фамилии.
На основании переписи 2001 года в провинции Каталония и телефонного справочника Испании Родригес Мора, Гуэль и Телмер показали, что мобильность в поколениях падает. И дело не в каталонском сепаратизме, а в росте избирательных браков: богатые стали все чаще жениться на богатых, бедные — на бедных.
Сделать вывод о роли избирательных браков можно только там, где, как в Испании, фамилии двойные: первая часть достается от отца, вторая — от матери. В странах, где материнская фамилия в следующем поколении теряется, можно делать выводы только о том, как меняется социальная мобильность поколений во времени и пространстве.

НЕРАВЕНСТВО, БРАТСТВО
Последние десятилетия социальная мобильность поколений в Великобритании и США падала, а неравенство доходов росло. Однако напрямую связывать одну тенденцию с другой неправильно, указывает Родригес Мора. Неравенство может как душить мобильность, так и поощрять ее. Оно создает стимул вырваться из бедности — что толку стремиться к вершинам при уравниловке?
Однозначно плохо на социальную мобильность влияет только одно неравенство — образовательное. Государственные расходы на высшее образование в Великобритании и США раза в два ниже, чем в Канаде или странах Северной Европы, — вот и результат. Но простое увеличение ассигнований может ничего не дать — доступом к образованию непропорционально воспользуются дети в образованных и состоятельных слоях. Они-то каждый день на примере родителей видят, как важно хорошо учиться, чтобы чего-то достичь. “Важно не только открыть бедным людям путь к образованию. Если общество хочет лучше распределять таланты, оно обязано заинтересовать в учебе тех, у кого дома нет положительных примеров”, — волнуется Родригес Мора. Тогда и об избирательности браков можно будет не беспокоиться. Брак — это ведь тоже оценка таланта.

Михаил ПОПОВ. «Smart Money», 13 августа 2007 года