… о внутренней миграции и пространственном развитии России

На протяжении ХХ века Россия развивалась против тренда. В большинстве стран население и промышленность концентрировались в местах с наиболее благоприятным климатом, тогда как в России они перемещались в холодные регионы - в Сибирь и на Дальний Восток.
На Западе каждый год публикуются десятки книг по политике и экономике России. Лишь немногие из них выбиваются из шаблонного взгляда на нашу страну. В прошлом году больше всего шума наделала книга "Сибирское проклятье: как коммунистическое планирование забросило Россию в холод", написанная двумя сотрудниками влиятельного вашингтонского Brookings Institution Фионой Хилл и Клиффордом Гэдди. В своей книге авторы нестандартно взглянули на экономическую географию России, оценив те издержки, которые российская экономика несет из-за холодного климата, в особенности в Сибири и на Дальнем Востоке.
Привычный показатель ВВП на душу населения, по мнению авторов, для этого не годится. Поэтому они вывели показатель температуры на душу населения (ТДН), который рассчитывается на основе средних январских температур, взвешенных относительно распределения населения. По ТДН Россия оказывается самой холодной страной в мире (-12,6oC), обгоняя Канаду (-8,9oC). Однако за последние сто лет ТДН в двух странах двигались в противоположных направлениях - Канада становилась теплее, поскольку доля населения в более теплых южных регионах росла, а Россия становилась холоднее, поскольку миллионы человек насильственно или добровольно переселялись в Сибирь и другие холодные регионы. Способствовала этому и система планирования, ориентированная на равномерное размещение производительных сил по территории СССР, включая районы с экстремальным климатом. Вопрос "стоимости холода" для экономики - будь то отопление либо ускоренный износ техники - тогда в расчет не брался. В результате Россия получила, как полагают Хилл и Гэдди, избыточные население и промышленные мощности в Сибири. Избыточные потому, что сейчас, в условиях рыночной экономики, значительная часть промышленности, для которой в Сибирь направлялись трудовые ресурсы, экономически нежизнеспособна.
Более подробно о "сибирском проклятье" "Эксперту" рассказала один из авторов книги, Фиона Хилл (Cтарший научный сотрудник Программы внешнеполитических исследований Brookings Institution в Вашингтоне и научный сотрудник Гарвардского университета. Она получила степень магистра по истории России в Университете Сент-Эндрюс (Шотландия) и докторскую степень по истории в Гарвардском университете. До работы в Brookings Хилл занималась исследовательской деятельностью в Eurasia Foundation в Вашингтоне и в Школе управления имени Кеннеди Гарвардского университета. Она автор многочисленных публикаций по политике и экономике России, Кавказа и Центральной Азии и этнополитическим проблемам Евразии.)
- Своей книге вы дали полемичное название "Сибирское проклятье". Как вы считаете, развитие Сибири, в особенности столь интенсивное, какое было характерно для двадцатого века, для периода активной индустриализации тридцатых-пятидесятых годов, стало локомотивом или тормозом для российской экономики?
- Мы выбрали название для книги совершенно обдуманно, переиначив английское выражение resource curse (дословно по-русски - "ресурсное проклятье". - "Эксперт"). Это означает обладание слишком большим количеством ресурсов, как, например, российские нефть и газ. В названии мы не пытались сказать, что Сибирь является проклятьем для России, но хотели подчеркнуть, что ее освоение пошло не самым лучшим путем. Сибирь могла бы стать большим благом для России, если бы ее развитие осуществлялось на основе принципов рыночной, а не плановой экономики. Причем ошибкой стали вовсе не индустриализация и урбанизация сами по себе, а излишний акцент на тяжелую промышленность, требующую большого количества трудовых ресурсов.
В результате слишком большое количество ресурсов страны - капитала и людей - было использовано нерационально. Ведь нужно помнить, что в Сибири и на российском Дальнем Востоке огромные расстояния между городами (а следовательно, между промышленными объектами) и неблагоприятный климат. Поэтому движение на восток (а именно при движении на восток, а не на север, климат в России становится более суровым) и развитие Сибири сверх естественных для рыночной экономики пределов привели к совершенно уникальной миграции, которая не могла случиться где-либо еще в мире. Миллионы людей, часто не добровольно, оказались в Сибири. В результате, если учитывать географию населения страны, Россия сейчас является более холодной страной, чем она была в начале двадцатого века, когда население стремилось селиться в регионах с более теплым климатом.
В то время как Россия становилась все более холодной, во всех других странах с развитой промышленностью люди мигрировали в более теплые районы (например, в США в течение века население сдвигается в "солнечный пояс" - теплые штаты вроде Калифорнии или Флориды). Более того, в странах с большой территорией - Канаде, США, Бразилии - население концентрируется в относительно небольших частях страны с наиболее благоприятным климатом и географическим положением для обрабатывающей промышленности и торговли, оставляя остальную часть страны малозаселенной.
Плановая же экономика создала огромные города с огромной промышленной базой в неблагоприятных для развития районах, так как советские плановики исходили из идеи о необходимости "равномерного развития" территории. В результате чрезмерная индустриализация и урбанизация Сибири превратились в бремя для российской экономики, так как для того, чтобы их поддерживать, требуются огромные субсидии. Хотя субсидии на обогрев сибирских городов и промышленности сейчас меньше, чем в советские годы (тогда на это тратилось пять процентов ВВП), они до сих пор ощутимы. Издержки в Сибири все равно оказываются в четыре раза выше, чем в европейской части страны, что сказывается на конкурентоспособности компаний, которые сейчас действуют в рыночной экономике.
Если абстрагироваться от вопросов геополитики и безопасности (которыми, в частности, руководствовался Госплан), а основываться исключительно на принципах рыночной экономики, то Сибирь оказывается не малозаселенной, как утверждают некоторые российские политики, а напротив - слишком густо населенной. По нашим оценкам, "излишними" для географии и климата Сибири и Дальнего Востока являются примерно десять-пятнадцать миллионов человек - в рыночных условиях все эти люди жили бы в европейских областях России с более мягким климатом и меньшими расстояниями.
- Да, сибирский климат, с зимними морозами и жарким летом, действительно далек от идеального. Однако большая часть природных ресурсов России - нефть, газ, уголь, руды, лес и так далее - расположена к востоку от Уральских гор. Какие были варианты развития Сибири без столь массивной индустриализации или урбанизации?
- Я вовсе не пытаюсь сказать, что России не следовало проводить индустриализацию Сибири и разрабатывать ее природные ресурсы. Но в некоторых случаях стоимость добычи ресурсов была выше, чем стоимость самих ресурсов. Такая ситуация была прямым следствием экономической автаркии СССР. Классическим примером является золотодобыча на Колыме в сталинские годы, когда добыча одной тонны золота сопровождалась гибелью нескольких тысяч человек в лагерях ГУЛАГа. Конечно, это пример исключительный, и большинство других природных ресурсов разрабатывалось не такими способами.
Да, действительно, основная часть природных ресурсов России находится в Сибири и на Дальнем Востоке (это ведь три четверти территории страны). И, конечно же, Россия не могла стать промышленно развитой страной без использования расположенных в этих регионах природных ресурсов. Особенно это было актуально для советского периода, когда СССР был оторван от мировой экономики. Проблема оказалась в том, что советский Госплан переоценил наличие одного из важнейших ресурсов - трудового.
Советское планирование исходило из демографических тенденций начала двадцатого века, поэтому полагало, что дешевые трудовые ресурсы будут в наличии еще очень долго; соответственно, упор делался на развитие трудоинтенсивных отраслей. Трудоинтенсивное развитие было вполне понятным в двадцатые и тридцатые годы, на ранних стадиях индустриализации, когда в России еще не было развитой промышленной и технологической базы. Но развитие, основанное на использовании слишком большого количества трудовых ресурсов, продолжилось и в семидесятые, и в восьмидесятые. Поэтому большой ошибкой стало решение послать миллионы людей в Сибирь для освоения ресурсов, а затем поддерживать это население в условиях неблагоприятного климата, используя ресурсы всей страны. Такой подход не был единственно возможным.
Примеры более рационального использования трудовых ресурсов есть не только в странах с рыночной экономикой, но и в самой России, и ярким примером является нефтегазовая отрасль в Западной Сибири. Там используется не трудоемкая, а капиталоемкая технология, поэтому вокруг месторождений не строят больших городов. Рабочие на скважинах работают вахтовым методом, а их семьи живут в небольших, компактных городах ближе к югу региона. Подобный подход мог бы быть использован для многих других сырьевых отраслей в Сибири. Это избавило бы Россию от строительства сибирских городов с миллионным населением.
Увы, советский Госплан считал иначе: пользуясь доктриной Энгельса о равномерном распределении производственных сил, плановая экономика создавала промышленную базу в Сибири, которая часто не была привязана к расположению природных ресурсов. Поэтому сейчас сложилась уникальная ситуация: те сибирские отрасли, которые привязаны к природным ресурсам (например, нефть и газ), на самом деле работают вполне эффективно. В то время как тяжелая промышленность, в особенности предприятия ВПК, которые были построены в Сибири не из-за ресурсов, а из-за попытки выровнять размещение производительных сил, работает с очень низкой или отрицательной эффективностью. Причина в том, что она остается трудоинтенсивной.
Сегодня же, в условиях низкой рождаемости и высокой смертности, трудовые ресурсы в России стали невероятно ценными. В условиях демографического сжатия необходимость держать миллионы россиян в Сибири, где они работают на нежизнеспособных предприятиях, вызывает большой вопрос. Конверсия ВПК в Сибири идет особенно тяжело, потому что, с одной стороны, предприятия имеют очень высокие издержки, а с другой - рынки для их продукции очень ограничены в силу больших расстояний до европейской части и экспортных портов.
- Но среди холодных регионов России ведь не только Сибирь, но и Урал, промышленное развитие которого началось задолго до появления СССР и плановой экономики. И он был ключевым регионом в индустриализации как царской России, так и Советского Союза. Урал тоже нужно было осваивать вахтовым способом?
- Действительно, промышленное развитие городов Урала, равно как и Поволжья, было очень бурным в девятнадцатом веке, однако в рыночной экономике они никогда бы не выросли до таких размеров, как это случилось в Советском Союзе.
В Российской империи, кстати, быстрее всего росло население городов на юге и юго-западе страны: самым быстрорастущим городом (и третьим по численности населения после столиц) была Одесса - важнейший торговый центр. Сейчас на Урале четыре города-миллионера и десяток других крупных городов, что с точки зрения рыночной экономики некоторый нонсенс. Да, многие промышленные предприятия были перемещены на Урал во время второй мировой войны (хотя этот процесс начался из стратегических причин еще раньше, в тридцатые), но послевоенное развитие Урала оставалось трудоинтенсивным - города бурно росли до восьмидесятых годов.
Мы провели сравнительный анализ уральской Перми и американского Дулута, штат Миннесота, которые расположены в сходных условиях. Дулут в начале двадцатого века был самым быстрорастущим городом в США благодаря богатым месторождениям железных руд, которые привлекали промышленность. В начале прошлого века многие прогнозировали, что его население вырастет до уровня Детройта или Питтсбурга. Но из-за холодного климата и удаленности от ключевых рынков население этого города еще в тридцатые годы стабилизировалось на уровне около двухсот семидесяти тысяч человек. В то время как Пермь с ее оборонной промышленностью очень бурно развивалась до середины восьмидесятых. Если бы Пермь развивалась на основе рыночных принципов, ее население было бы не миллион, а, скажем, триста тысяч человек, что вполне достаточно для того, чтобы быть важным промышленным центром. И в целом индустриализация Урала могла бы быть менее трудоинтенсивной, и размер городов в этом регионе был бы значительно меньше, чем сейчас.
То же характерно и для Сибири. Новосибирск мог бы быть крупным промышленным и культурным центром с населением в четыреста тысяч человек, что обходилось бы российской экономике дешевле, чем поддержание населения в миллион четыреста тысяч человек.
- Что же России нужно делать сейчас? Может ли она перераспределить свое население из холодных регионов более теплые?
- К сожалению, этот процесс очень сложен: нельзя вот так просто "свернуть" предприятия и города в Сибири и перебазировать их в более теплые регионы страны. Реальность такова, что к востоку от Урала есть города, промышленность и миллионы жителей. И хотя свобода передвижения россиян сейчас выше, чем пятнадцать лет назад, многим до сих пор сложно переехать в желаемое место жительства из-за дороговизны транспорта, проблемы с доступным жильем и вакансиями.
Всемирный банк начал программу по переселению избыточного населения из нескольких пилотных районов российского севера (например, Норильска, Магадана), но это довольно небольшие программы, они предусматривают прежде всего переселение пенсионеров. Но нужно помнить, что эти люди часто прожили в северных городах всю свою сознательную жизнь, там теперь их дом, и они не хотят уезжать в неизвестность, где не смогут опереться на поддержку своей семьи и друзей.
То, что российское правительство может сделать с наименьшими затратами, - это отказаться от масштабных программ по промышленному освоению Сибири. Хотя многие сибирские губернаторы требуют федеральных программ поддержки для того, чтобы оживить промпредприятия, многие из которых банкроты и могут выжить, лишь предлагая низкие зарплаты, на которые согласны только гастарбайтеры из Средней Азии. Местные власти говорят, что они сталкиваются с недостатком рабочей силы, но на самом деле это не так: таким образом рынок посылает сигнал, что эти предприятия просто нежизнеспособны. Поэтому реальным решением может стать развитие промышленности в более теплых регионах страны.
Правительство могло бы помогать переселению тех людей, которые сами хотят переехать. В условиях профицита бюджета Россия могла бы создать специальный фонд, в который поступали бы средства от экспорта нефти и газа, для того чтобы содействовать переселению из Сибири. Подобные вещи - распространенное явление. В тех же США есть специальные фонды, которые помогают людям уезжать из районов промышленного спада.
Понятно, что "сжатие" Сибири будет очень сложным и медленным процессом, в особенности из-за централизованного советского наследия. Ведь вся инфраструктура городов (отопление, водопровод, энергоснабжение) была высоко централизованной, что делает процесс уменьшения физического размера городов весьма сложным, даже если их население и уменьшается.
Главное, чего России надо избежать, - грандиозных программ по новому освоению либо по переселению Сибири. Рыночные силы, если повысить мобильность трудовых ресурсов, со временем переведут часть населения в более теплые районы. И хотя регионы оказывают большое политическое давление на Москву, требуя выделения ресурсов на развитие, нужно помнить, что, если деньги тратятся на какие-то проекты в Сибири, они не тратятся на другие регионы, где эффективность производства выше.
Поддержание Сибири на плаву дорого обходится России. Если подсчитать стоимость энергоресурсов, здравоохранения и остальных факторов, то на Сибирь в год тратится примерно полтора-два процентных пункта экономического роста. В пятидесятилетней перспективе - это недобор в семьдесят пять процентов роста ВВП. Поэтому противодействие рыночным силам, которые должны сбалансировать перекосы в размещении населения и промышленности, создает тормоз экономическому развитию России.
- Многие в России опасаются, что уменьшение населения в Сибири и особенно на Дальнем Востоке может привести к масштабной миграции из Китая с его избыточным населением. Вы думаете, это реально?
- Российские и западные ученые провели на Дальнем Востоке несколько исследований, которые выявили, что ключевая причина присутствия китайцев в этом регионе - наличие российского населения. Есть, правда, некоторое количество китайских крестьян, которые осваивают заброшенные земли в Приамурье, но их число очень незначительно. Потому что экономическая эффективность сельского хозяйства в этом регионе очень низкая (равно как и в Северо-Восточном Китае).
Основная часть китайцев занята в торговле, которая существует до тех пор, пока там есть рынок, то есть российское население. В условиях рыночной экономики население стремится в более теплые регионы, поэтому основной миграционный поток в том же Китае - на юг и восток, к морю. Из Северо-Восточного Китая, который граничит с Приморьем и Приамурьем, население утекает не на российский север, а на юг.
Конечно, говоря о Дальнем Востоке, нельзя забывать о стратегических вопросах: юг региона был китайским до 1860 года, а в шестидесятых годах двадцатого века СССР и КНР вели пограничную войну. Хотя я думаю, что будущее российского Дальнего Востока лежит в углублении его интеграции с Восточной и Юго-Восточной Азией. Россия, конечно же, сохранит суверенитет над этим регионом, но экономически он будет в большей мере связан не с европейской частью страны, а с азиатскими соседями. Но даже в условиях экономического бума основной рост в этом регионе будет не в промышленности, а в сырьевых отраслях - нефти, газе, рыболовстве, лесной промышленности, которые капиталоемки, а не трудоемки. Поэтому уменьшение населения в этом регионе вовсе не означает продолжительной депрессии.
Думаю, что в регионе может быть бурно развивающаяся экономика, но, возможно, население будет меньше, чем сейчас или десять лет назад. Развитие же экономических связей с соседями улучшит ситуацию с безопасностью: если Россия и Китай будут зависеть от торговли друг с другом, риск конфликта значительно уменьшится. А экономическая взаимозависимость растет: не только во Владивостоке сейчас больше китайцев, но и в китайском Харбине растет русское население благодаря активной торговле между двумя странами.

Александр КОКШАРОВ. "Эксперт", 15 марта 2004 года