Rambler's Top100

№ 127 - 128
22 сентября - 5 октября 2003

О проекте

Электронная версия бюллетеня Население и общество
Центр демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН

первая полоса

содержание номера

читальный зал

приложения

обратная связь

доска объявлений

поиск

архив

перевод    translation

Оглавление
Глазами аналитиков 

Возможно ли русское экономическое чудо?

Страх безработицы и гибкость заработной платы в России

Неформальная занятость населения России

Нерегистрируемая безработица в Беларуси

Проблемы занятости в Китае

Страх безработицы и гибкость заработной платы в России1

Владимир Гимпельсон, Ростислав Капелюшников, Татьяна Ратникова
(полностью статья под названием "Велики ли глаза у страха? Страх безработицы и гибкость заработной платы в России" опубликована в бюллетене "Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены", 2003, №4, с. 44-58)

Страх безработицы: в чем проблема? Каждому с детства известна поговорка: "волков бояться - в лес не ходить". В конечном счете, неважно, есть ли в лесу волки; главное, верить в то, что они там могут быть. Страх, независимо от того, отражает ли он реальную ситуацию или нет, парализует действие. Новые социальные и экономические явления, не до конца понятные и еще не освоенные личным опытом, также могут рождать страх. Этот тривиальный вывод относится к различным сферам человеческой деятельности. Исследователи констатируют значительную устойчивость показателей страха или тревожности на протяжении всего периода массовых опросов в России в 1990-е годы2.

Страх безработицы - один из наиболее сильных страхов постсоветского периода. Как показывают исследования социологов, катастрофизм в сознании людей можно рассматривать как естественную реакцию на внезапное разрушение экономических и социальных основ советского жизненного уклада и базовых ценностей, ставших привычными и естественными для многих поколений. Ожидание "конца света" широко распространилось среди россиян; при этом различные "частные" страхи успешно дополняли друг друга, еще более усиливая общий катастрофизм ожиданий. Страх безработицы был одним из важных составных элементов такой картины мира3.

Л. Гудков пишет, что страх связан с неопределенностью, в которой оказывается индивид, не знающий, что будет дальше и чего следует ждать. Он отражает уверенность индивида, что жизнь ему неподконтрольна и управляется иными силами. Ожидание худшего заставляет "сокращать объем желаемого, ценного, значимого, минимизировать свои требования и запросы к жизни". "В этом смысле ведущий мотив действия - не достичь чего-либо, приобрести что-то, а постараться не утратить то, что есть, на что могут покуситься социальные или иррационально-природные силы"4.

Отражая растерянность и ощущение беспомощности человека перед проявлением неподвластных и непонятных ему сил, различные частные страхи могут складываться в "букет", коррелируя друг с другом. Тогда люди, склонные к панике или испугу, будут демонстрировать полный или почти полный веер страхов вне связи с тем, каковы фактические основания для некоторых из них.

Так, независимо от того, велика ли безработица в реальности, страх перед ней может влиять на поведение людей на рынке труда. Возможная логика здесь проста: чем сильнее люди боятся потерять работу, тем сильнее они должны держаться за имеющееся место и тем выше у них должна быть склонность "платить" за стабильность имеющейся занятости. Это, в свою очередь, означает рост гибкости оплаты труда, увеличение вероятности ее относительного, а иногда и абсолютного снижения. При этом гибкость может проявляться в различных формах, например, неполные или несвоевременные выплаты и т.п. Как предположил один из авторов данной статьи, "исключительно сильный страх массового высвобождения и безработицы в России проник в массовое сознание и в поведение работников. Это стало дополнительным фактором, подталкивающим людей принять модель низкой заработной платы, составной частью которой является задолженность по зарплате"5. Хотя данное предположение и кажется правдоподобным, оно никогда не подвергалось строгой эмпирической проверке.

В современной теоретической и эмпирической литературе, посвященной рынку труда, ожиданиям его участников придается исключительно важное значение. Однако исследования, где использовались бы прямые данные об ожиданиях работников, крайне немногочисленны. Обычно ожидания выводятся задним числом из имеющейся информации об уже реализованных событиях. Так, вместо показателей, отражающих субъективные представления работников о риске остаться без работы, в качестве заменителей используются фактические данные об уровне безработицы, интенсивности вынужденных увольнений, числе закрытых предприятий и т.п. Во многом это связано с трудностями прямого измерения ожиданий участников рынка труда. Однако при таком подходе неявно предполагается, что нам точно известно, каким объемом информации обладают работники и как на ее основе они формируют свои ожидания. Поэтому, по мнению американских экономистов Ч. Мански и Дж. Строуба, стандартная практика выведения ожиданий из уже реализованных событий оказывается недостаточно надежной и уязвимой с методологической точки зрения6.

В исследовании предпринята попытка пойти по иному пути, отличному от общепринятого. Оно относится к сравнительно небольшому, но быстро растущему потоку литературы, где анализируется влияние факторов, под воздействием которых формируются субъективные представления участников рынка труда, и какое влияние это оказывает на их реальное поведение7. Насколько нам известно, до сих пор такие исследования проводились только на примере зрелых рыночных экономик. Работа является первой, где речь идет о роли страха безработицы в условиях переходной экономики.

Методология и данные. Для ответа на интересующие нас вопросы необходимы такие эмпирические данные, которые позволили бы не только дать всестороннюю картину эволюции страха безработицы среди работников, но и увязать между собой показатели страха и заработной платы. Наиболее приспособленной (из имеющихся) для решения этих задач является база данных Российского мониторинга здоровья и экономического положения населения (РМЭЗ)8. Индивидуальная анкета РМЭЗ содержит как вопросы, относящиеся к измерению страха, так и многочисленные индикаторы заработной платы, а также данные о социально-демографических характеристиках респондентов.

Два вопроса анкеты, построенные как пятибалльные шкалы, измеряют представления респондентов о вероятности потери работы и трудностях ее поиска. Мы интерпретируем их как индикаторы, отражающие степень боязни безработицы опрашиваемыми. Отвечая на один вопрос, респондент должен сообщить, насколько его беспокоит то, что он может потерять работу. Другой ставит его в прожективную ситуацию закрытия предприятия, на котором он работает. Респондента спрашивают, насколько он уверен, что в этом случае сможет найти работу не хуже имеющейся. На протяжении всего периода наблюдений между двумя этими типами оценок отмечалась значимая положительная корреляция (коэффициент корреляции приближался к 0,5). Другими словами, те, кто больше опасался потерять нынешнюю работу, как правило, сильнее боялись, что не смогут найти новую.

В дальнейшем, помимо этих частных "индексов страха", мы будем также пользоваться полученным на их основе "интегральным индексом". Поскольку приведенные вопросы характеризуют разные аспекты одного и того же явления, ответы на них, на наш взгляд, могут быть просуммированы в интегральный индекс. Он меняется в диапазоне от 2 баллов (наименьшее значение) до 10 (наивысшее значение).

Респонденты РМЭЗ должны также предоставлять широкий спектр информации о заработной плате, в частности, о сумме зарплаты, полученной в прошлом месяце, о наличии и величине задолженности и т.д.

Панельная природа РМЭЗ открывает возможности динамического анализа интересующих нас зависимостей между страхом безработицы, личностными характеристиками занятых и заработной платой. В нашем распоряжении есть данные за 1994, 1995, 1996, 1998, 2000 и 2001 годы. Для лучшей сопоставимости мы будем пользоваться данными с двухгодичным интервалом (1994, 1996, 1998, 2000 годы). Сбор данных проводился в IV квартале каждого года.

Эволюция страха. Субъективное восприятие угрозы безработицы независимо от ее фактического уровня может быть мощным фактором, снижающим требования работников к работодателю и повышающим их терпимость к ухудшению условий занятости. Другими словами, потенциально оно является сильным антиинфляционным средством и способно существенно снижать уровень резервируемой заработной платы9. Страх складывается из сочетания ожидания работниками нарастания трудностей в поддержании занятости (роста безработицы) и ощущения ими слабости собственных конкурентных позиций на рынке труда. Последняя проявляется в неспособности занятых по найму индивидуально или коллективно противостоять ухудшению условий занятости.

В рыночной экономике безработица выполняет ряд важных функций. Среди них - функция сдерживания инфляции. Снижение безработицы ниже некоторого "естественного" уровня (NAIRU) вызывает рост заработной платы, который разгоняет инфляцию. И наоборот, рост безработицы подавляет инфляционные ожидания. Механизм этой связи понятен: высокая (или растущая) безработица подрывает рыночную власть работников, вынуждая их отказываться от требований повышения оплаты труда. Безработица (через опасения потерять работу и не найти новую) заставляет их идти на уступки работодателям. При этом в западных странах даже рядовой работник самой жизнью обучен разбираться и рационально реагировать на колебания экономической конъюнктуры. В этом смысле страх безработицы основан на информации и рационален. По сути, он представляет прогноз возможных изменений в положении работника на рынке труда.

По-иному может складываться ситуация в переходной экономике. Советские люди воспитывались на идеологемах, которые изображали безработицу самой страшной социальной катастрофой. Картина длинной очереди из отчаявшихся людей на биржу труда была для многих символом безжалостного капитализма, знакомым с начальной школы. При этом к моменту горбачевской перестройки своего опыта, связанного с безработицей, в Советском Союзе практически не было. Ни исследователи, ни тем более политики и журналисты не знали, что такое безработица на самом деле, каковы ее законы и механизмы, от чего она зависит и как меняется во времени. Однако то, что реформы - это значительная неопределенность уже в ближайшем будущем и высокая вероятность безработицы, чувствовали и считали практически все. Сверхмилитаризованная и "тяжелая" по своей структуре экономика, крайне низкая производительность труда, плохое качество и неконкурентоспособность продукции являлись отличительными особенностями советского народного хозяйства. Всем казалось, что стоит лишь тронуть этого ископаемого "динозавра" реформами и взрыв безработицы практически гарантирован. За этим взрывом маячил призрак новой социальной и политической смуты.

В конце 1980-х - начале 1990-х годов катастрофические прогнозы нескончаемым потоком шли как от сторонников, так и от противников реформ, хотя их политическая мотивация и научные обоснования различались. Например, во время обсуждения программы "500 дней" многие прогнозировали взрывной рост безработицы с апокалиптическими социальными последствиями, эти соображения и сыграли свою роль в принятии решения об отказе от программы.

В конце 1991 года, когда наметился переход от словесных программ к реальным действиям, дискуссия в средствах массовой информации еще более активизировалась. Сторонники реформ предвидели быстрый рост массовой безработицы как результат успешных и глубоких экономических преобразований. Представители социальных министерств обращались к этим прогнозам, пытаясь добиться от правительства выделения дополнительных финансовых ресурсов и большего политического влияния. Пессимистические ожидания зачастую поддерживались, в частности, экспертами МОТ, которые выступали за более социально ориентированную и ведомую государством стратегию реформ. Противники реформ говорили о предстоящей безработице не иначе как о неизбежной надвигающейся "национальной катастрофе". К сожалению, профессиональные исследователи рынка труда оказались неспособны предвидеть реальное развитие событий и остудить пыл и эмоции прогнозистов. Абсолютно доминировали крайне упрощенные представления о связи между динамикой производства и динамикой безработицы.

Итак, к началу реформ был достигнут консенсус между крайними пессимистами всех сортов и идейных позиций, который "успешно" овладел сознанием широких слоев населения. Средства массовой информации стали активным транслятором и пропагандистом этих взглядов. Повлияло ли это на поведение людей на рынке труда?

Здесь напрашивается любопытная параллель с ситуацией, сложившейся на американском рынке труда, где в 1990-е годы, по-видимому, действовали сходные механизмы "дезинформации" работников СМИ. Опросы, проводившиеся в США в это десятилетие, зафиксировали резкое усиление страха перед безработицей, и это при том, что ее фактический уровень удерживался на чрезвычайно низкой по историческим меркам отметке. По мнению ряда наблюдателей, это могло быть связано с деятельностью прессы, одной из излюбленных тем которой сделались массовые увольнения персонала крупными компаниями10. Дело в том, что в США экономический кризис начала 1990-х годов очень сильно затронул СМИ, где ситуация с занятостью действительно заметно ухудшилась. Экстраполируя ситуацию в своем "локальном" секторе на всю экономику в целом, журналисты и издатели могли заражать собственными страхами всех остальных: "Поскольку представления читателей о риске потери работы могут формироваться под воздействием сообщений прессы, нельзя исключать, что наблюдавшийся рост неуверенности в надежности существующих рабочих мест имел весьма отдаленное отношение к реальной ситуации или же вообще не имел к ней никакого отношения"11.

Фактическая безработица и ее субъективное восприятие. Все прогнозы открытой безработицы в России оказались ошибочными, они были существенно завышены, по сравнению с реальными тенденциями ее роста. Хотя социальные издержки, заплаченные за переход к рынку, были исключительно велики, массовая безработица в ее "стандартной" и ожидавшейся формах пришла со значительным опозданием. Она с 1992 года (когда впервые было проведено выборочное обследование занятости) по 1994 год выросла с 5,2 до 8,1% и далее в 1998 году - до 13,3%. Достигнув пика в начале посткризисного 1999 года, безработица стала последовательно снижаться и к середине 2002 года составила 7,5%. Что же касается показателей регистрируемой безработицы, то они стабильно оставались очень низкими12. Эволюция фактической безработицы показана в таблице 1.

Таблица 1. Динамика фактической безработицы (%)

Уровень безработицы

1994

1995

1996

1998

2000

Общей (по определению МОТ)

8,1

9,5

9,7

13,3

10

Зарегистрированной

2,2

3,2

3,4

2,7

1,4

По данным РМЭЗ

7,7

8,1

9,7

10,9

8,6

Источник и методологические пояснения к данным таблицы см.: Обзор занятости в России. 1991-2000 гг. М.: БЭА, ТЕИС, 2002. Вып. 1. С. 87.

Вместе с тем массовые обследования свидетельствуют о том, что страх безработицы являлся одной из наиболее устойчивых фобий переходного периода. С конца 1980-х годов ВЦИОМ регулярно задавал своим респондентам вопросы о субъективном восприятии безработицы. Респонденты сообщали о том, насколько, по их мнению, остра проблема безработицы, как сильно их беспокоит возможность потери работы, а также смогут ли они найти работу не хуже имеющейся в случае закрытия их предприятия. В таблице 2, построенной на данных мониторинга ВЦИОМ, показана динамика этих показателей.

Таблица 2. Восприятие безработицы в массовом сознании (в % от числа давших утвердительные ответы*)

 

"Люди стали больше бояться потерять работу"

"Безработица относится к числу наиболее тревожащих проблем"

"Есть угроза значительного сокращения персонала на предприятии, где я работаю"

"Я могу потерять работу в связи с сокращением штатов, ликвидацией моего рабочего места или предприятия"*

1989 год

Ноябрь

42

-

-

-

1992 год

Ноябрь

70

-

-

-

1993 год

Апрель

80

-

46

37

Август

80

-

47

41

Декабрь

-

-

-

37

1994 год

Январь

82

-

48

-

Март

83

-

43

46

Июль

-

56

-

-

Сентябрь

-

26

-

38

Ноябрь

77

64

34

37

1995 год

Март

81

66

35

43

Май

-

50

-

-

Июль

-

48

-

-

1996 год

Январь

70

51

27

36

Май

-

55

-

-

Июль

-

-

33

38

Сентябрь

-

63

-

-

1997 год

Январь

-

61

37

50

Июль

-

54

-

-

Сентябрь

-

-

29

35

1998 год

Январь

-

60

-

-

Июль

-

65

-

-

Сентябрь

-

-

43

44

Ноябрь

-

77

-

-

1999 год

Январь

-

60

-

-

Июль

-

64

-

-

2000 год

Январь

-

49

-

-

Июль

-

51

-

-

2001 год

Январь

-

43

-

-

* - Сумма ответов "очень вероятно" и "вероятно".
Источник: Данные ВЦИОМ из журнала "Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены" за 1993-2001 годы.

Для конца 1980-х - начала 1990-х годов был характерен значительный разрыв между реально фиксируемой безработицей и ее отражением в сознании людей. Уже в 1989 году, задолго до переломного 1992 года, общественное мнение фиксировало безработицу как уже существующую острую проблему. Тревога по поводу безработицы демонстрировала удивительную стабильность во времени и "автономность" от окружающей среды, хотя за этот период уровень фактической безработицы испытывал резкие изменения.

Данные РМЭЗ о динамике показателей страха за 1994-2000 годы (таблица 3) во многом подтверждают вывод, сделанный выше. В конце 1994 года около 60% респондентов выражали опасение потери работы и неуверенность в получении новой13. К концу 1998 года фактическая безработица почти удвоилась, а уровень страха хотя и подрос, но на вполне умеренные (на этом фоне) 7-9 п.п.

Таблица 3. Страх потери работы (в %, РМЭЗ)

 

1994

1996

1998

2000

Представьте себе не очень приятную картину: организация, где Вы работаете, по каким-либо причинам завтра закроется, и все работники будут уволены. Насколько Вы уверены, что сможете найти работу не хуже той, на которой работаете сейчас?

Сумма ответов "не очень уверен" и "совсем не уверен"

61,5

63

68,1

53,6

Насколько Вас беспокоит то, что Вы можете потерять работу?

Сумма ответов "очень беспокоит" и "немного беспокоит»

57,6

62

68,7

57,4

Интенсивный процесс обучения людей реалиям рыночной экономики, который шел все это время, мог способствовать определенной демистификации безработицы и рационализации отношения к ней. Тем не менее, складывается впечатление, что это отношение формировалось в значительной мере на внеэкономической и отчасти внерациональной основе.

Региональное распределение фактической и ожидаемой безработицы. Существование значительного "зазора" между состоянием рынка труда и его восприятием в сознании людей подтверждается невысокой корреляцией между соответствующими региональными индикаторами. Поскольку регион проживания для каждого респондента РМЭЗ известен, то мы можем добавить в индивидуальные данные официальную информацию о состоянии соответствующих региональных рынков труда, примерно совпадающую по времени с моментом проведения обследований.

В таблице 4 представлена матрица корреляций индекса страха с различными показателями, характеризующими состояние региональных рынков труда. Среди них - показатели общей и регистрируемой безработицы, выбытия и найма персонала на крупных и средних предприятиях, а также наличия вакансий. Естественно предположить, что сильный страх должен быть положительно связан с уровнями безработицы и коэффициентом увольнений по инициативе администрации. Напротив, отрицательная связь должна прослеживаться с коэффициентами найма, увольнений по собственному желанию и вакансий. Знак коэффициента корреляции страха с общим показателем выбытия будет зависеть от соотношения между добровольными и вынужденными увольнениями.

Таблица 4. Коэффициенты корреляции между индексом страха и альтернативными показателями состояния рынка труда (РМЭЗ)

Показатель рынка труда

1994

1996

1998

2000

   Уровень безработицы

Общей (по методологии МОТ) [+]

-0,014

0,072**

0,113**

0,077**

Регистрируемой [+]

0,070**

0,069**

0,022

0,004

   Коэффициент

Найма [-]

-0,013

-0,071**

-0,082**

-0,056**

Выбытия [+/-]

-0,016

-0,050**

-0,015

-0,033*

Увольнений по собственному желанию [-]

0,01

-0,033*

-0,056**

0,023

Увольнений по инициативе администрации [+]

0,034*

-0,014

-0,007

0,047**

Уровень вакансий [-]

-0,128**

-0,161**

-0,118**

-0,070**

Уровень вакансий [-] -0,128** -0,161** -0,118** -0,070**
** и * - 1%-ный и 5%-ный уровни существенности соответственно. В квадратных скобках показаны ожидаемые знаки.

Наиболее представительным из всех перечисленных выше показателей является уровень общей безработицы, определяемый по методологии МОТ. Из данных таблицы 4 следует, что в 1994 году корреляция между ним и индексом страха вообще была отрицательной, хотя и статистически незначимой. В последующих же обследованиях корреляция становится значимой и положительной, ее величина остается невысокой. Только в кризисном 1998 году распределение ожидаемой безработицы по регионам отдаленно соответствовало распределению фактической безработицы. Корреляция индекса страха с регистрируемой безработицей была значимой в 1994 и 1996 годах и незначимой в последующие годы.

Связь с показателями найма отсутствовала в 1994 году, а с показателями увольнений - в 1994 и 1998 годах. В остальные годы коэффициенты корреляции были невысокими, хотя и статистически значимыми. Корреляция с показателями добровольных увольнений была значимой в 1996 и 1998 годах, а с показателями вынужденных увольнений - в 1994 и 2000 годах. Единственный индикатор, последовательно демонстрировавший статистически значимую связь с индексом страха и имевший теоретически ожидаемый знак, - это уровень вакансий. Однако и в этом случае абсолютная величина коэффициента корреляции оставалась достаточно невысокой.

Таким образом, мы можем констатировать существование устойчивого разрыва между реальными тенденциями на рынке труда и их восприятием в сознании людей.

Анатомия страха. От каких обстоятельств зависит страх безработицы? Как он распределен среди занятого населения? Какие группы населения в наибольшей степени им затронуты? Насколько он устойчив во времени?

Рассматривая значения индекса страха за 1994-2000 годы для основных социально-демографических и социально-экономических групп, мы можем констатировать, что практически везде групповая динамика индекса во времени совпадает с его динамикой для всего населения. Индекс последовательно, но постепенно растет до своего максимума в 1998 году, а затем опускается примерно до значений 1994 года14.

Личные характеристики индивида заметно влияют на значения интегрального индекса страха. Женщины устойчиво сильнее боятся безработицы, нежели мужчины. Наиболее "напуганной" является возрастная группа 40-59 лет. У них индекс страха более чем на один балл выше, чем в самой младшей возрастной группе. Страх тем сильнее, чем ниже уровень образования. Чем крупнее населенный пункт, где живут респонденты, тем меньше они боятся безработицы. Максимальный уровень страха наблюдается в профессиональной группе служащих, затем следуют квалифицированные рабочие промышленности и неквалифицированные рабочие. Чем дольше работник трудится у данного работодателя, тем больше он боится прекращения этих отношений.

Можно предположить, что уровень страха отражает индивидуальную конкурентоспособность работника, а также спрос на определенные виды труда (профессии) на локальном рынке труда. Страх тем сильнее, чем уязвимее ожидаемые позиции работника на рынке труда, чем слабее его рыночная сила (bargaining power). Последняя во многом определяется его человеческим капиталом, за которым стоят полученное образование, накопленные знания и навыки.
Наблюдается и связь между уровнем страха и некоторыми характеристиками работодателя. Здесь одновременно могут иметь место два процесса. С одной стороны, формируется сегмент наиболее уязвимых рабочих мест. Они концентрируются на устаревших крупных предприятиях, в традиционных секторах, зависимых от поддержки государства и не готовых к открытой конкуренции. С другой стороны, происходит негативный отбор этими предприятиями наименее конкурентоспособных работников.

Например, работники более крупных предприятий обычно склонны больше опасаться потери работы. Работники "старых" предприятий (созданных свыше десяти лет назад) высказывают самые сильные опасения. Интересна и ассоциация страха работников с формой собственности предприятий, на которых они трудятся. Он сильнее у работников предприятий, полностью или частично принадлежащих государству. По-видимому, это отражает слабую конкурентоспособность основной массы рабочей силы, занятой в государственном секторе. Многие предприятия были приватизированы, а часть их акций передана или продана работникам. Характерно, что респонденты-совладельцы таких предприятий выражали все более усиливающийся страх безработицы, и наоборот, работники частных предприятий чувствовали себя относительно более уверено.

Такое распределение более и менее "пугливых" по типам работодателей также отражает спрос со стороны последних на человеческий капитал разного качества. Новые сектора и новые частные предприятия притягивают к себе наиболее конкурентоспособную часть рабочей силы. Работа здесь дает дополнительные навыки, еще более усиливая конкурентоспособность работников. Соответственно страх перед неопределенностью сменяется у них более трезвой и более спокойной оценкой своих возможностей. В этом смысле мы наблюдаем пример негативного отбора: неконкурентоспособные предприятия "собирают" неконкурентоспособных работников. Одновременно это означает и сегментацию страха.

Связи между индексом силы страха и характеристиками работников и их работодателей представлены выше без учета возможного влияния других факторов. Реальная картина значительно более сложна и многомерна, поскольку влияния взаимно переплетены и одновременны. Рассмотренные переменные не являются абсолютно независимыми друга от друга, а определенным образом взаимодействуют.

* * *

И представления людей о состоянии экономики, и их перспективные ожидания активно влияют на поведение людей, а соответственно, на сами экономические тенденции. В развитой рыночной экономике динамика страха безработицы следует за динамикой самой безработицы: их тенденции закоррелированы. Понижательный тренд в безработице смягчает страх, повышая тем самым переговорную силу работников, и соответственно, ведет к росту зарплат. Последний, в свою очередь, через инфляцию издержек производителей останавливает снижение безработицы и провоцирует ее рост. Рост безработицы усиливает страх у работников, ослабляя их позиции и заставляя умерять требования к оплате. Снижение или замораживание роста заработной платы сдерживает безработицу. Круг замыкается.

В российской экономике на начальном этапе реформ механизм рынка труда работал иначе. Связь между безработицей и страхом безработицы была разорвана. Последний транслировался в сознание людей извне рынка труда и вне связи с его реалиями. Динамика безработицы слабо отражалась на силе страха, который был стабильно высоким.

Это само по себе явилось фактором снижения реальной заработной платы, а через нее - механизмом сдерживания роста безработицы.

Такая ситуация могла иметь курьезные политические последствия. Представим себе условного политика левой ориентации, который без устали повторяет своему избирателю о том, что безработица в России катастрофически высока, а при данном правительстве будет еще выше. Реакция избирателя, который слабо разбирается в экономических тонкостях, а склонен полностью доверять своему политическому кумиру, вполне очевидна: надо крепче держаться за ту работу, что есть. Даже если это означает потерю в заработке или отложенную его выплату. Тем самым условный "Зюганов" ослаблял переговорные позиции работников и фактически содействовал более глубокому падению их заработной платы!

Однако ситуация, когда безработица и ее восприятие в сознании людей были взаимно независимы, длилась относительно недолго. Результаты социального обучения в условиях рыночной экономики проявились уже к 1998 году. При этом и сама безработица достигла достаточно высоких значений. В итоге показатели фактической безработицы заняли свое место как значимые детерминанты страха, а автономное влияние последнего на параметры заработной платы стало незначимым.


1 - Авторы признательны за советы и комментарии Х. Леману, В. Магуну, П. Ратлэнду, К. Сабирьяновой, Дж.Эрлу, а также Т. Бандюковой, Л. Гудкову, А. Белянину, И. Денисовой и С. Рощину за помощь в подготовке данных. Работа над статьей была поддержана грантом Агентства международного развития США (SEGIR EP Contract N PCE-l-OO-OO-00014-OO, reference Russia Task Order N 803 Improvement of Economic Policy Through Think Tank Partnership Project). Содержащиеся в работе мнения и выводы принадлежат авторам и не обязательно отражают позицию AMP США.
2 - Гудков Л. Страх как рамка понимания происходящего // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 1999. № 6 (44), с. 47
3 - Ядов В. Структура и побудительные индексы социально-тревожного сознания // Социологический журнал. 1997. № 3, с. 77-91
4 - Гудков Л. Страх как рамка понимания происходящего // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 1999. № 6 (44), с. 53
5 - Gimpelson V. The Politics of Labor-Market Adjusment in Russia // Reforming the State. Fiscal and Welfare Reform in Post-Socialist Countries / Ed. J.Kornai, S.Haggard, R.Kaufman. Cambridge University Press, 2001, p. 42
6 - Manski C.F., Sullivan J.D. Worker Perceptions of Job Insecurity in the mid-1990s: Evidence from the Survey of Economic Expectations. NBER Working Paper N 6908. Cambridge (Ma), 1999.
7 - Blanchflower D. Fear, Unemployment and Pay Flexibility // The Economic Journal. 1991. N 101; Aaronson D., Sullivan D. The Decline of Job Security in the 1990s: Displacement, Anxiety, and their Effect on Wage Growth // Economic Perspectives. 1998. Vol. 22. № 1, p. 17-43; Manski C.F., Sullivan J.D. Worker Perceptions of Job Insecurity in the mid-1990s: Evidence from the Survey of Economic Expectations. NBER Working Paper N 6908. Cambridge (Ma), 1999; Neumark D., Polsky D. Changes in Job Stability and Job Security: Anecdotes and Evidence. Michigan State University (mimeo), 1997; Schmidt St., Thompson Chr. Have Workers' Beliefs about Job Security Been Keeping Wage Inflation Low? Evidence from Public Opinion Data. Milken Institute. Working Paper, 1997; Stephens M., Jr. Job Loss Expectations, Realizations, and Household Consumption Behavior. NBER Working Paper N 9508, Cambridge (Ma), 2003. Febr.
8 - РМЭЗ - единственное в России представительное панельное обследование семей. Оно проводится международным консорциумом организаций при участии Института социологии РАН начиная с 1994 года. Подробная информация о РМЭЗ и первичные данные представлены на сайте <http://www.cpc.unc.edu/projects/rlms/home.html>. Особенности данных РМЭЗ для изучения рынка труда см.: Обзор занятости в России. 1991-2000 гг. М.: БЭА, ТЕИС, 2002. Вып. 1.
9 - Blanchflower D. Op. cit, p. 406-83
10 - Neumark D., Polsky D. Op. cit.
11 - Aaronson D., Sullivan D. Op. cit.
12 - Подробнее о тенденциях, связанных с безработицей в России, см.: Обзор занятости в России. 1991-2000 гг. М.: БЭА, ТЕИС, 2002. Вып. 1.
13 - В это время фактический уровень общей безработицы был вполне приемлемым и составлял 7%, а уровень регистрируемой - едва заметные 1,7%.
14 - Мы вынуждены при публикации данной статьи сократить очень значительный и важный иллюстративный статистический материал, оставляя лишь методологию, содержательный анализ и основные результаты исследования. В полном виде данная статья трех авторов "Велики ли глаза у страха? Страх безработицы и гибкость заработной платы в России" опубликована в качестве препринта WP3/2003/046 серия WP3 "Проблемы рынка труда" в изданиях ГУ-ВШЭ. М., 2003. 44 с. - Прим. ред.

Вернуться назад
Версия для печати Версия для печати
Вернуться в начало

demoscope@demoscope.ru  
© Демоскоп Weekly
ISSN 1726-2887

Демоскоп Weekly издается при поддержке:
Института "Открытое общество" (Фонд Сороса), Россия - www.osi.ru
Фонда ООН по народонаселению (UNFPA) - www.unfpa.org
Программы MOST (Management of social transformations) ЮНЕСКО - www.unesco.org/most