Демографическая аналитика
Подъем смертности в России ставится под сомнение
23 мая 2000 года во Французском национальном институте демографических исследований (ИНЕД) состоялся семинар, посвященный проблема смертности в России. На семинаре обсуждался доклад А.Г. Вишневского "Повышение смертности в России в 90-е годы: факт или артефакт?" В прениях выступили Н. Бруар, Ж. Валлен, Ф. Меле, А. Монье, А. Низар.
24 мая 2000 г. Никола Бруар распространил по внутренней сети ИНЕДа комментарий к докладу Вишневского. Мы помещаем этот комментарий (в оригинале и в переводе) на странице "Демографическая аналитика" как реплику в более общей дискуссии по поводу повышения смертности в России, организуемой Демоскопом на этой странице.
Комментарий к докладу Вишневского
Ce mardi 23 mai nous avons eu un exposé très intéressant de Vichnevski à propos de la baisse puis de la hausse de la mortalité en Russie. Il s'agit d'un débat déjà ouvert avec les articles de Blum (et al.) puis Meslé (et al.) (et également de publications en russe), mais les données récentes le relancent.
Je voudrais donc reprendre ici l'argumentation de Vichnevski qui m'a paru très importante et bien exposée afin de distinguer ce qui m'apparaît comme acquis d'après les chiffres et ce qui ne reste que sous forme d'hypothèse.
De plus la discussion soulève une question encore peu abordée en démographie du report des décès (et non pas seulement des naissances) dans une cohorte.
Pour Vichnevski, si on regarde les courbes de mortalité (décès standardisés ou non, espérance de vie, etc.), on constate une baisse forte en 1985, date des mesures coercitives contre l'alcool en Russie, qui perdure quelques années après ; mais cette baisse est suivie d'une hausse plus forte qui culmine en 1994 puis décroît à son niveau normal depuis (en 1999 il y aurait éventuellement une nouvelle hausse mais les données ne sont guère disponibles, si j'ai bien compris). Cette bascule donne à tout démographe évidemment l'idée d'un report des décès.
Vichnevski s'intéresse alors à la cohorte née en 1950 qui atteint donc 35 ans en 1985 et 45 ans en 1995 puis examine la distribution des décès (avec ce trou suivi d'une bosse). Il cherche donc à lisser ce trou et cette bosse en utilisant la distribution "habituelle" des décès dans des cohortes non perturbées aux mêmes âges. Il en déduit que les décès cumulés en 1995 sont certes plus nombreux qu'avec sa technique de lissage mais de 4 % seulement.
Autrement dit, la forte hausse de mortalité de 1992-1994 doit être jugée avec plus de modération (et non pas conduire à la procédure d'empeechment qui a failli atteindre Eltsine), car il peut s'agir d'un simple phénomène de report des décès. Pour conforter cette idée, il calcule les années vécues en longitudinale et conclut que les générations nées en 1950 et aux alentours auront en fin de compte vécu plus longtemps qu'en l'absence de phénomène.
Il y a là, selon moi, deux idées différentes.
1. La première, évidente après réflexion, et décrite dans le graphique ci-joint
est que si, dans une cohorte, les décès sont moindres entre deux âges x et x+1 (courbes en bleu), puis plus forts (la hausse étant équivalente à la baisse) entre les deux âges suivants, entre x+1 et x+2, l'espérance de vie (ou âge moyen au décès de la courbe des décès en bas du graphique), ou aire située sous la fonction de survie (courbe du haut) est plus importante que dans la situation inverse (courbe rouge) où la hausse précède une baisse équivalente.
La situation décrite par Vichnevski, à savoir d'une baisse suivie d'une hausse est à comparer avec une situation normale (non tracée), la hausse d'espérance de vie serait ainsi égale à la moitié de la surface hachurée en bleu (en haut). Ainsi, en transversal, l'espérance de vie transversale va augmenter très fortement puisque la baisse affecte toutes les cohortes, puis baisser très fortement durant la période suivante et on ne comprendra pas grand chose au bilan. En longitudinal, on gagne quasiment à tous les coups si la hausse est de l'ordre de grandeur de la baisse. A des âges où la distribution des décès augmente fortement (vers 70 ans) ou baisse très fortement (après l'âge modal au décès, soit après 80-85 ans), il faudrait faire le calcul (ce que Vichnevski fait plus ou moins dans un des tableaux présentés). Ce n'est donc pas la même chose qu'un report des naissances qui, lui, ne change pas la descendance finale!
2. La seconde idée est, selon moi, une hypothèse. Peut-il y avoir report des décès dans une population humaine? Autrement dit, si une mesure politique prohibant l'alcool sauve une population âgée de 35 à 45 ans durant quelques années, la sauve-t-elle éternellement ? Pour donner un argument à cette hypothèse, on peut faire valoir que la population sauvée momentanément est néanmoins plus fragile et qu'il suffit que la distribution de l'alcool soit réouverte par des moyens moins légaux (après une certaine période de "samogone", les moyens sont devenus légaux mais cela ne change rien) pour que cette population fragilisée meure. Ainsi, dans chaque cohorte et donc à différents âges, les décès évités en 1985 et peu après ne le sont plus en 1992-1994. En 1995 la population la plus fragile a été éliminée et les décès "normaux" ont lieu.
On a du mal néanmoins à croire que cela soit aussi brutal en 1992-1994, puis plus rien après. Il faudrait un autre événement important au cours de ces années. D'où l'argument de l'ouverture au marché.
L'histoire de la mortalité nous donne-t-elle d'autres cas similaires? Il semble que la théorie des épidémies qui tuent les populations fragiles n'ait jamais fait la preuve intangible d'évolution de la mortalité en dents de scies pour ces raisons. La situation inverse de la situation de 1985 et 1995 en Russie, celle en France lorsque une mortalité importante pendant la guerre de 1914-1918, aggravée par la grippe espagnole de 1918, qui a été suivie d'un moindre nombre de décès les années suivantes, n'est pas claire, car la mortalité d'après 1918 reste néanmoins importante en raison de la mort des grands blessés de guerre.
Alain Blum n'était pas présent hier. Ce message lui est donc en particulier dédié.
Nicolas Brouard
Во вторник 23 мая мы заслушали очень интересное выступление Вишневского по поводу снижения и роста смертности в России. Речь идет о продолжении дискуссии, начатой статьями Блюма (и соавторов), затем Меле (и соавторов), (а также публикациями на русском языке), но с привлечением более поздних данных.
Я хотел бы обратиться здесь к аргументации Вишневского, по-моему, очень серьезной и хорошо представленной, чтобы отделить то, что мне кажется основанным на цифрах, от того, что остается только гипотезой. Помимо всего прочего, дискуссия затрагивает мало изученный в демографии вопрос об откладывании смертей (а не только рождений) в когорте.
Согласно Вишневскому, когда мы наблюдаем кривые смертности (стандартизованные или нестандартизованные числа смертей, ожидаемую продолжительность жизни и т.д.), мы видим резкое снижение в 1985 г., - год введения запретительных мер против потребления алкоголя в России, - которое продолжалось еще несколько лет. Но за этим снижением последовали сначала еще более резкий рост, который достиг пика в 1994 г., а затем возврат к своему обычному уровню (в 1999 г., кажется, происходит новый рост, но пока, насколько я понял, мы не располагаем данными). Это колебание, естественно, навело демографов на мысль об откладывании смертей.
Вот почему Вишневский рассматривает когорту родившихся в 1950 г., т.е. тех, кто достиг 35 лет в 1985 и 45 лет в 1995 г., затем анализирует распределение смертей по годам (с впадиной, которая потом переходит в выпуклость). Он пытается сгладить эти впадину и выпуклость, используя "обычное" распределение смертей в тех же возрастах в когорте, не подверженной пертурбациям, и приходит к выводу, что накопленное число смертей к 1995 г. было больше, чем полученное в результате сглаживания, но всего на 4%.
Иначе говоря, резкое повышение смертности в 1992-1994 гг. должно оцениваться более сдержанно (а не вести к процедуре импичмента, который чуть не постиг Ельцина), так как, возможно, речь идет просто о феномене откладывания смертей. Чтобы подкрепить эту мысль, он подсчитывает число лет, прожитых когортой, и у него получается, что поколение, родившееся в 1950 г., и соседние с ним прожили, в конечном счете, больше, чем если бы рассматриваемого феномена не было.
С моей точки зрения, здесь содержатся две разные мысли.
1. Первая, которая становится очевидной после размышления и представлена на графике (см. рисунок во французском тексте), заключается в том, что если в какой-либо когорте число смертей в возрастах от x до x+1 (синяя кривая) меньше, а затем между двумя следующими возрастами, т.е. между x+1 и x+2, увеличивается (рост равен снижению), то ожидаемая продолжительность жизни (или средний возраст смерти, соответствующий кривой смертей в нижней части графика) или площадь под кривой дожития (верхняя кривая) более высоки, чем в противоположном случае (красная кривая), когда рост предшествует эквивалентному снижению.
Ситуацию, описанную Вишневским, то есть подъем после снижения, можно сопоставить с нормальной ситуацией (не показанной на графике). Рост ожидаемой продолжительности жизни был бы в этом случае равен половине заштрихованной синим площади (вверху). Таким образом, при поперечном анализе, ожидаемая продолжительность жизни вырастет очень быстро, поскольку снижение затрагивает все когорты, затем снизится очень быстро в следующем периоде, и в итоге трудно будет что-нибудь понять.
При продольном анализе мы получаем выигрыш почти каждый раз, когда рост примерно равен снижению. Для возрастов, в которых распределение смертей быстро нарастает (до 70 лет) или очень быстро уменьшается (после модального возраста смерти, т.е. после 80-85 лет) нужно сделать расчеты (примерно то, что и делает Вишневский в одной из представленных таблиц). Это, стало быть, не то же самое, что откладывание рождений, которое как раз не меняет конечного числа детей!
2. Во втором случае речь, как я полагаю, идет о гипотезе. Возможно ли откладывание смертей в населении? Иначе говоря, если политические меры, запрещающие алкоголь, спасают население в возрасте от 35 до 45 лет на протяжении нескольких лет, спасают ли они их навсегда? Чтобы обосновать эту гипотезу, надо доказать, что спасенное в данный момент население все же более уязвимо и что достаточно снова открыть доступ к алкоголю менее законными способами (после некоторого периода "самогона" способы стали законными, но это ничего не меняет), чтобы эта более уязвимая часть населения стала умирать. Таким образом, в каждой когорте, а стало быть, в разных возрастах, смертей, предотвращенных в 1985 и последующие годы, не удалось избежать в 1992-1994 гг. К 1995 г. более уязвимое население вымерло и остаются только "нормальные" смерти.
Трудно, однако, поверить, что это произошло так внезапно в 1992-1994 гг. и потом сошло на нет. Какое-то серьезное событие должно было произойти в эти годы. Отсюда - аргумент рыночных реформ.
Дает ли нам история смертности другие подобные примеры? Кажется, теория эпидемий, которые убивают более уязвимую часть населения, никогда не давала бесспорных доказательств пилообразных изменений смертности, вызванных этой причиной. Ситуация, обратная той, которая имела место в России между 1985 и 1995 гг., наблюдалась во Франции, когда за высокой смертностью в период войны 1914-1918 гг., усиленной эпидемией испанского гриппа в 1918 г., последовал период более низкой смертности. Но эта ситуация не вполне ясна, так как смертность после 1918 г. оставалась все же высокой из-за смерти тяжело раненных после войны.
Ален Блюм не присутствовал на вчерашнем обсуждении. Это послание адресуется отчасти и ему.
Никола Бруар
Так было или не было повышение смертности в России?
